Боги Гринвича - Норб Воннегут

– «Мэри-Энн».

Интересно, не ожидал ли Лизер чего-нибудь заумного.

– Я-то имбирный человек, – рассмеялся Сай. – Нет ничего глубже «Джиллигас Айленд»[13].

Кьюсак так широко улыбнулся, что исчезли кривые морщинки в уголках рта:

– Думал, вы начнете меня терроризировать.

– Все это дерьмо ставит людей на грань, – ответил Лизер. – Так им в голову не залезть.

– Мне нравятся ваши картины, – решился Кьюсак, делая приятное Лизеру и перехватывая инициативу.

Еще один совет из книг: контролируй разговор.

– Вы коллекционер?

– Нет. Но знаю, что вы пользуетесь уважением в мире искусства.

– Уважения заслуживает Стиви Коэн. Я бы отдал что угодно за его Мунка.

В голосе Лизера ясно слышались улицы Нью-Йорка, отрывистый ритм, как двойной удар по боксерской груше.

– Что еще бросается в глаза?

– У вас очень красивые дочки, – указал Кьюсак на фотографию близняшек.

– Да, так я их себе представляю.

– В каком смысле?

– Они уже подростки, но для меня навсегда останутся малышками.

«Он прошел бы пробы на запах, которые делает Эми».

– Итак, Джимми, – начал Лизер, – почему вы выбрали Колумбийский, а не Гарвард?

– Потому что «Народная Республика Кембриджа» – это семь квадратных миль, окруженных реальностью. По крайней мере, так считают в Сомервилле.

– Неплохо, – отметил Лизер. – Расскажите о своем хедж-фонде.

Кьюсак поерзал в кресле, сердце зачастило.

– Но, прежде чем вы ответите, Джимми, скажу начистоту.

– Да?

– Я едва не погорел в 2000-м. Я сделал выводы – и уверен, что вы тоже.

– Кратчайшим путем к успеху была «стадная торговля» в «Голдмане», – ответил Кьюсак, уходя от слишком личных откровений. – Я основал компанию, чтобы оторваться от толпы.

Он знал настоящий ответ. Призрак «Кьюсак Кэпитал» грыз его каждую минуту, каждый день. Но он всегда помнил об осторожности. В голове Кьюсака слышались слова отца, Лайэма, о его сантехнических работах. «Джимми, я управляю собственным бизнесом. И ты должен делать то же самое. Неважно, выиграешь ты или проиграешь. Попытаешься ли ты, вот в чем вопрос».

– Не поймите меня неправильно, – продолжал Кьюсак, – «Голдман» – Перрис-Айленд финансов. Великолепная тренировка.

– Да, возможно. – Сай откинулся на спинку кресла, заложив руки за голову, сравнение с тренировочным лагерем морпехов не произвело на него впечатления. – Почему лопнул ваш фонд?

– Банковские инвестиции. Я потерял тридцать процентов, когда меня бросили инвесторы.

– Наша контора хороша одним, – холодная улыбка Лизера могла заставить любого конкурента потянуться к воротничку. – Мы зарабатываем деньги. Я беру людей, которые не могут позволить себе проиграть.

– Вот поэтому я здесь, – ответил Кьюсак, наклонившись вперед.

– Почему вы не перезапустились?

– Что вы имеете в виду?

– Почему не начали заново? Джон Меривезер прогорел с «Лонг-Терм Кэпитал».

– А теперь управляет тремя миллиардами неподалеку отсюда, – согласился Джимми.

– Где еще можно потерять четыре миллиарда и мягко приземлиться? – весело заметил Лизер.

– Глубокие карманы в помощь.

– Джимми, сколько вы потеряли?

– Примерно шестьдесят миллионов. Вот почему я не могу позволить себе проиграть.

«Особенно если главным инвестором был мой тесть».

Калеб Дигби Фелпс III. Всегда Калеб, не Кэл. По традиции Фелпсов-мужчин Калеб поступил в Гарвард и вошел в «Порселлиан» – эксклюзивный клуб для носителей Y-хромосомы, члены которого в свое время забаллотировали Франклина Д. Рузвельта. Именно там, среди избранных бездельников, Калеб оттачивал свои варварские бизнес-инстинкты семейного Мрачного Жнеца.

Согласно городской легенде, «Свинки» собирали пожертвования для членов клуба, которые к сорока годам еще не накопили миллиона долларов. Но Калеб не нуждался в помощи. И не потому, что он унаследовал состояние, восходящее еще к семейной контрабанде рома в XVIII веке. Он был прирожденным дельцом.

Калеб десятикратно приумножил состояние. Он купил рядовую страховую компанию и вдохнул в нее новую жизнь. «Фелпс Файнэншл» была крупнейшим страховым агентством Новой Англии, дойной коровой, которая финансировала вложения в недвижимость.

Семья владела недвижимостью по всему центру Бостона, включая несколько участков гавани, граничащих с новоанглийским «Аквариумом». Потери Калеба в «Кьюсак Кэпитал», пусть и значительные, были очень скромными по сравнению с семейным состоянием.

– Почему я должен взять вас?

Сай смотрел на Джимми и ждал ответа. Та самая сцена из голливудского боевика, когда коп кричит: «Стреляй!» Момент, который Кьюсак тысячи раз репетировал перед зеркалом и на интервью.

– Потому, Сай, что в ваш офис еще никогда не входил такой человек, как я.

Лизер приподнял бровь и уставился на Кьюсака. Он молчал и ждал, но язык тела говорил о многом. «Неплохое начало».

«Стреляй!»

– Потому что этот рынок скоро рухнет. Сай, там будет хаос. И пусть остальные сосут палец и прикрываются таблицами. У меня уже есть план. Мои банковские инвестиции похоронили меня. И это больше не повторится. Никогда. Сейчас я замечаю тревожные знаки и, честно говоря, мне не нравится вид на горизонте. Я каждое утро буду включать свет, каждый вечер выключать его, но пока жив, буду думать только об одном. О деньгах. Те хедж-фонды, которые выживут, станут крепче и жестче и ухватят свою долю рынка. Запомните мои слова. Не найдется банка, способного вместить их средства. Я хочу стать богатым. И тот день, когда я увеличу ваш капитал в десять раз, станет самым счастливым днем моей жизни, ведь несколько шекелей упадут и в мою ладонь. Потому что я сделаю все возможное.

– Вы действительно так думаете?

– Абсолютно.

Кьюсак излучал непоколебимое спокойствие старого профи. Теперь его очередь ждать.

По Саю было совершенно непонятно, о чем он думает. Лицо неподвижное: угольно-черные бесстрастные глаза, лоб в морщинках, без намека на хмурость или улыбку.

– Что вам известно о наших методиках инвестирования?

– Мало.

– Хорошо…

– Вы сосредоточены, – на удивление Лизера, продолжал Кьюсак, – на компаниях стоимостью меньше двух миллиардов. Судя по публичным отчетам, вы владеете приличным куском «Бентвинг Энерджи», там вы член правления и что-то вроде активиста.

– Что вы думаете о «Бентвинге»?

– По некоторым оценкам, мировые запасы нефти закончатся через сорок лет, – ответил Кьюсак. – Так почему бы не заняться альтернативными источниками энергии?

– Продолжайте.

– Я сомневаюсь, что вы занимаете много денег.

– Почему? – поинтересовался Лизер.

– Это слишком рискованно, а ваши доходы слишком постоянны.

В первый раз за интервью глаза Лизера сверкнули:

– Вы неплохо подготовились для парня, которому позвонили два часа назад.

– Я стараюсь держать уши поближе к земле.

– Чего вы не знаете о моей фирме?

– Как вы хеджируете, – ответил Кьюсак. – Вы должны вкладываться в какие-то активы, которые застрахуют от возможных потерь.

– Я могу рассказать вам, но тогда мне придется вас убить.

Каждый финансовый трейдер хотя бы раз в жизни произносил эту фразу.

– Вы играете на понижение? – напирал Кьюсак.

– Вы не сдаетесь, – заметил Сай, резко, но не сердито.

– Старая привычка, наследство родных мест.

– Мне это нравится, Джимми. Но, прежде чем мы обсудим мою модель хеджирования, есть еще два вопроса.

– Да?

– Во-первых, вы подписываете соглашение о неразглашении.

«Это предложение работы?»

– Сай, я бы удивился, если бы вы не упомянули о нем.

– Хорошо. Во-вторых, вам понадобится пройти ученичество. Я не стану раскрывать секреты нашего фирменного соуса кому попало.

– Фирменный соус… Хорошо сказано, – повторил Кьюсак; старый трюк финансовых профи.

Сай поднял трубку и приказал Никки:

– Отмени мои встречи. А теперь, Джимми, – обратился он к Кьюсаку, – я объясню, почему вы здесь.

А в Нью-Йорке тем временем шло интервью совсем иного рода.

– Для начала мне требуется двадцать пять тысяч долларов.

Преобразователь превращал тягучий техасский говор Рейчел в механический, бесполый голос.

– Без проблем, – тон абонента был достоин лучших миротворцев ООН. – Когда вам нужны деньги?

Дело запахло неприятностями. Клиент соглашался слишком быстро. Никто не говорит «да» в такой манере.

– Мне нужны пятерки и десятки, – Рейчел забросила пробный шар. – Не крупнее.

– Потребуется немного времени, – осторожно ответил мужчина. – Два, может, три дня.

Плохой знак. Только федералы знают, сколько нужно времени, чтобы собрать двадцать пять кусков пятерками.

– Вы настроены серьезно.

– Откуда мне знать, что вы не сбежите с моими деньгами? – спросил абонент, будто подслушав ее сомнения.