Лилиан - Нана Блик

– Ну, а сейчас я хочу кое-что проверить! С недавнего времени это меня очень интересует, но для начала вам надо перевоплотиться.

Эрик и Майкл моментально последовали моим указаниям. Я хитро улыбнулась, а затем расправила крылья. Обхватив Майкла за спину и зарывшись лицом в его густую чёрную шерсть, я взметнула крыльями и резко устремилась ввысь. Майкл по-щенячьи завизжал от восторга, Эрик летел рядом с нами, а моё лицо озаряла такая улыбка, что казалось, оно треснет пополам. Мы кружили над городом, который с высоты птичьего полёта, оказывается, выглядел ещё лучше. Золотые купола церкви блестели ещё ярче от вечернего прожившего ещё один день солнца. Городские скверы со слегка пожелтевшей листвой и тонкие голубые нити рек поражали своим великолепием и выглядели потрясающе, обнажая все буйство красок под натиском разыгравшихся лучей вечернего солнца. Теперь, как никогда, мне стали предельно понятны слова моего отца об особенностях нашего городка и живой непокорённой природе. Прикоснувшись к этому великолепию хоть один раз, начнёшь ценить и уважать уникальную первозданность Матушки природы. Небольшие торговые рынки и те выглядели с такой высоты как-то по-особенному, подобно муравейнику с вечно суетящимися торговцами. Разноцветные крыши домов в тихих спальных районах смотрелись, словно лоскутки на большом одеяле, выполненном в деревенском стиле. Это было потрясающе! Но большего шарма нашей экскурсии придавал сам полет. Осенний прогретый лучами заходящего за горизонт солнца ветер бил в лицо и с силой трепал мои густые тёмные волосы. Воздух настолько чист и свеж, что ощущается лёгкое головокружение от переизбытка кислорода. Я то покоряла небесные высоты, то камнем падала вниз, наслаждаясь повизгиванием Майкла. Эрик, чувствуя себя в небе как дома, достойно конкурировал со мной и поддерживал во всех экстремальных затеях. Это было не просто великолепно, это было божественно!

Мы долго кружили над городом, пока не очутились прямо над заброшенной усадьбой Сэмюэля Томпсона. И даже она была чудесна, хотя и запущена. Огромный трёхэтажный особняк, выполненный из серого кирпича в готическом стиле с двумя башнями по бокам. Огромные витражные окна и открытая терраса, пруд, красивые, хотя и заросшие аллеи – всё это необычайно притягивало меня и создавало ощущение уюта и умиротворения. Что-то было в этом месте такое, что привлекало меня, манило к себе. И я как мотылёк, летящий на свет, сгорала в манящем пламени этого дома.

– Нам сюда! – указала я на дом, и мы плавно приземлились на пороге дома.

Я даже не успела выпустить Майкла из своих крепких объятий, как дверь особняка настежь распахнулась, и на пороге появился Сэм. Он был необычайно красив: чёрные брюки, блестящие лаковые туфли и кремовая рубашка, слегка взъерошенные волосы и чистого неба голубые глаза. Да нет, он был не просто красив, он был прекрасен, словно сошедший с небес белокурый Адонис.

Глава 5

Откровение

Что мне правда, что мне ложь,

Я не ставлю это в грош,

Правду жизни принимаю,

Лишь, что чувствую, я знаю.

– Наслаждаешься! Пока я так тоскую по тебе, но мне определённо нравится твоя улыбка. И у тебя появились друзья, что ж, я рад этому. Я думаю, ты хочешь поговорить со мной. Впрочем, и я тоже этого хочу. Только наедине. Только ты и я. Твои друзья могут пока поохотиться.

Мы только быстро моргали глазами, глядя на Сэма, когда он спокойно отвечал на все невысказанные нами вопросы.

– Когда ты наконец-то обрела себя, вы можете употреблять в пищу обычную еду, но только в своих изначальных образах. Разве в природе пёс и птица могут быть людьми? Хотя есть и исключения, – Сэм склонил голову набок и улыбался. – Если ты, Лили, будешь убивать, то их людское второе начало сможет проявляться. А ты точно будешь это делать, ибо человеческая еда не даёт насыщения и силы. Но она приятна на вкус и не позволяет твоему голоду одержать верх над тобой. – Сэм пожал плечами. – Я достаточно сказал для ваших ушей, теперь оставьте нас вдвоём, – закричал он на парней, сверкнув глазами, и они бросились прочь.

– Прошу, моя дорогая, домой. Не беспокойся, когда ты выйдешь отсюда, твои зверушки будут ждать тебя на крыльце.

Сэм протянул мне руку, а я спокойно вложила ему свою ладонь. Он притянул меня к себе и целомудренно поцеловал в губы. Я не противилась, более того, я хотела этого.

– Пойдём, мой Ангел, я накормлю тебя обычной человеческой едой. Уверен, что ты давно этого не делала, – он дерзко ухмыльнулся, и мы очутились в гостиной.

С моего прошлого визита здесь так ничего и не изменилось. Повсюду была грязь и пыль, а огромные паучьи сетки свисали прямо отовсюду. Гостиная была просторная и уютная, несмотря на запустение. Настоящий камин и два красных велюровых кресла, стоящих напротив него, обнажали сердце дома, выделяя его настоящий очаг. Белый п-образный диван с кучей огненно-красных подушек и огромный дубовый стол с округлыми резными ножками, рассчитанный минимум на восемь персон, выражали хотя и успешно скрываемое, но всё же гостеприимство прежних хозяев. Атласные красные шторы на огромных, во всю стену, витражных окнах, а также многочисленные портреты, висящие на стенах – всё это как нельзя лучше подчёркивало величие и убранство средневекового особняка.

Изображение на портретах потрясли меня до глубины души, вводя в ужасный ступор. Почти на всех полотнах были мои изображения! На одном портрете я предстою в пышном платье, которое носили женщины в восемнадцатом или девятнадцатом веке. На другой картине я запечатлена среди густой поросли болотной осоки обнимающая охотничью собаку. А третье полотно с философской настороженностью изображает меня сидящую на берегу пруда и наблюдающую за уходящим за горизонт солнцем. Несколько портретов были совместными: я и обнимающий меня Сэм. Тут наши глаза светились от счастья, они были наполнены нежностью и любовью. На всех этих портретах я была такой, как и прежде, с румянцем на щеках и блестящими карими глазами, совсем не такой, как сейчас, и не такой, как на смятой фотографии, подкинутой Сэмом при первом моём здешнем появлении. Неожиданно мой взгляд остановился на портрете, висящем над камином, там была изображена я с таким же, как сейчас, землистым лицом и горящими наполненными кровью глазами. Мои широко расправленные за спиной крылья величественно смотрелись на фоне огромного каменного обрыва. Я подошла ближе, чтобы внимательно рассмотреть полотно. Нет и капли сомнения, что на картине изображена я, мне там столько же лет, сколько и сейчас. И вид у меня отнюдь не трагичный и печальный. Скорее я выгляжу здесь довольной и самодостаточной, полностью уверенной в себе, и я бы сказала даже счастливой.

– Прекрасна, да? Это мой любимый портрет. Ты здесь как богиня или Химера. – Сэм встал рядом, одной рукой держа себя за подбородок.

– Химера? Ты имеешь в виду чудовище? – я язвительно бросила фразу ему в ответ.

– Нет, Лили, ты как Химера, как бессмысленная идея, как несбыточная мечта. Моя мечта, которая, надеюсь, всё-таки станет явью.

Моя грудная клетка сжалась, весь воздух испарился из лёгких, и мне казалось, что я сейчас задохнусь. Он был таким пугающе-красивым, его сладкие завлекающие речи не могли не разжечь во мне пламя, меня тянуло к нему, словно я – мотылёк, стремящийся к свету. Мне надо было что-то сказать, как-то отвлечься от его пронзительных голубых глаз, иначе я потону, как корабль, наткнувшийся на рифы.

– Ты определённо предпочитаешь красный, – еле выдавила я из себя.

– Это твой любимый цвет. К тому же всё это выбирала ты, я лишь чуть-чуть присмотрел за твоими вещами. Хотя, не буду скрывать, мне было нелегко находиться среди всего этого убранства, ежедневно напоминающего мне о тебе. Я думал, что смогу забыть и отпустить тебя, но я не смог! Ты нужна мне. Ты как глоток воздуха, как живительная капля воды в пустыне! Ты – всё для меня! Ты – моя жизнь, мой свет в мрачном тоннеле бессмертного существования!

– Я ничего не понимаю. Мы знакомы и, глядя на все эти портреты, довольно давно. И, похоже, очень близко. Только я не пойму, почему на одних картинах я – человек, а на других – монстр, как и сейчас.

– Ты не монстр, Лилиан, и никогда им не была! Жаль, что ты ещё не осознала и не приняла себя такой, какой и являешься. Тебе бы сразу стало ясно, как днём, насколько всё-таки ты прекрасна. Всмотрись сюда, – Сэм указал на портрет, висящий над камином, – ты здесь счастлива и довольна! Тебе нравилось быть такой, и ты никогда не сожалела об этом, а я заблуждался сам и позволил тебе усомниться в том, что было и так очевидно. Ты любила эту жизнь и любила меня! Лишь на какой-то миг, позволив дурной мысли овладеть собой, я решил, что человеческая жизнь тебе была бы по нраву. Я позволил тебе попробовать, а ты с такой лёгкостью приняла этот вызов, что бешенству, моментально завладевшему мной, просто не было предела. Решив сам для себя, что я в своём естестве раз и навсегда опротивел тебе, и ты больше не любишь меня, я всё же отпустил тебя и так страдал! – Сэм опустил глаза, а когда поднял их, то они уже пылали ярко-красным заревом. – Больше я этого не допущу. Ты моя! Была, есть и будешь моей всегда! Я всё расскажу тебе позже, а сейчас мы поедим. Я позволю нам отужинать на террасе, выходящей на задний двор. Думаю, ты не станешь мне возражать.