Вторая книга мечей - Фред Саберхаген

Худощавая рука вожака держала тяжелый меч без дрожи. Мужчина направил его на каждую из четырех дорог перекрестка. Когда острие было нацелено на взбитую колесами грязь в направлении виселицы, Хьюберт заметил, как кончик меча содрогнулся, словно рука всадника в конце концов ослабела от долгих усилий.

– Вот наш путь, – сказал вожак.

Он больше не колебался. В его голосе почувствовался такой же металл, как и в звуке, с которым меч вошел в ножны. Всадник направил скакуна в сторону черных туч, поднимавшихся над горизонтом. Шаг ездозверя был таким же, как и прежде, – не быстрее и не медленнее. Но двое воинов и юноша молча шли в метре от крупа животного, настороженно поглядывая на темные кусты. После того как они миновали перекресток, их уже не тянуло на общую беседу.

Из придорожных зарослей с криком вылетела серая сова, будто напуганная тем, что она нашла в гуще чертополоха. Дорога начала петлять среди низких холмов, поросших колючим кустарником. Видимость сократилась до нескольких метров, и виселица временно исчезла за густой растительностью – хотя Хьюберт знал, что она ожидала их впереди.

Когда высокий помост с перекладиной снова возник в поле зрения, никто из путников уже не сомневался в его предназначении. Похоже, виселица была рассчитана на три-четыре жертвы, но в данное время на ней покачивалась только одна человеческая фигура. Впрочем, концы обрезанных веревок указывали на то, что недавно здесь была веселая компания.

Одинокий висельник сгнил под дождями и высох на солнце. Пустая глазница на сохранившейся половине лица ехидно смотрела на путников. Хьюберт несколько раз оглянулся, когда отряд, не останавливаясь, прошел мимо виселицы. Наконец очередной изгиб дороги скрыл перекладину с покойником за группой высоких деревьев. Лучник вдруг заметил, что на их ветвях отсутствовала листва, хотя весна была в разгаре.

Вожак молча ехал вперед, внимательно осматривая холмы, деревья и заросли. Безлистная поросль и кусты вдоль дороги могли служить хорошим местом для засады. Здесь не слышалось пения птиц. Вокруг царила тишина, словно какие-то разбойники уже затаились в ожидании и только миг отделял их от шумной атаки. Раз за разом мужчина на ездозвере хватался за меч, но не вытаскивал его. Пальцы опускались на черную рукоятку и, немного помедлив, отпускали ее, чтобы затем вернуться.

Когда они удалились от виселицы на несколько сотен метров, вожак облегченно вздохнул и, видимо, решил, что нападения из зарослей не будет. Он немного расслабился и поехал быстрее.

Хьюберт тоже успокоился, но это заставило его осознать голодное урчание в животе. Ускорив шаг, он приблизился к стремени всадника. Когда путь впереди стал четко виден по крайней мере на тридцать – сорок метров, лучник осмелился заговорить.

– Господин, а не может ли ваш меч показать нам дорогу туда, где нас ожидала бы пища? Моя котомка и живот пусты.

Вожак ничего не ответил. Хьюберт боялся вспышки гнева, но ее тоже не последовало. И тогда он попытал удачу еще раз:

– Господин! Барон Дун, вы слышите меня?

Всадник вновь не пожелал взглянуть на него. Но на этот раз последовал ответ.

– Если бы пища была объектом моей страсти, – сквозь зубы произнес барон, – или тем, что я, владелец этого меча, желал бы больше всего на свете, то Путеискатель вел бы нас от пира к пиру. Но так как пища не имеет отношения к тому, что я ищу, клинок нам ничего не покажет. Успокойся и следуй за мной. И будь начеку. Безопасность тоже не входит в список моих желаний.

«Путеискатель, – подумал Хьюберт. – Я что-то слышал о нем – рассказ о магических мечах…»

Однако после просьбы успокоиться он послушно хранил молчание. Четверо мужчин продолжали двигаться вперед, хотя их темп снова замедлился. Прекрасно обученный ездозверь начал выказывать признаки беспокойства: он упирался и шел по дороге с большой неохотой. По знаку барона юноша вновь снял колпак с летающего зверька. Правда, птица-монашник пока сидела на плече мальчишки. Дорога ухудшилась настолько, что уже не заслуживала такого названия. За небольшим холмом она капризно разветвлялась. Ситуация повторялась – путь, ведущий направо, казался более непривлекательным. Хотя левая дорога вела в отвратительные заросли и терялась в колючих кустах, но дорога направо выглядела просто жутко. Она вела к какому-то дому.

Хьюберт потер глаза, поморгал и вновь посмотрел в том направлении. Да, прямо на краю черной топи стояло брошенное жилище. Это был большой особняк – вернее, он был большим, пока его дальняя часть не рухнула в подступившее болото. Вода подмыла грунт, и трясина поглотила обломки.

Бревна уцелевших стен поросли зеленым мхом. Каменная кладка поблекла и обветшала. Взглянув на фрагменты верхнего этажа, Хьюберт решил, что под крышей остались три или четыре комнаты, пригодные для ночлега. Хотя здание могло рухнуть в любой момент и входить в него было опасно.

Дорога, ведущая направо, доходила до дома и заканчивалась на узком мостике в нескольких метрах от деревянных ворот. Шаткий и непрочный с виду мост был переброшен через зловонную канаву, образованную клином подступившего болота. Он покоился на двух круглых бревнах, потемневших от сырости и мха. На одной стороне имелись остатки перил, а на бревнах были уложены доски, сбитые крест-накрест длинными планками. Несколько сломанных досок свисало вниз, касаясь воды.

Барон вновь вытащил меч. Когда он направил острие в сторону особняка, клинок задрожал. Однако Хьюберт уже не удивлялся этому – к плохому быстро привыкаешь. Держа меч в руке, Дун жестом велел Голоку разведать местность. Он внимательно осматривал дом.

После тихого и напевного приказа летающий зверек подпрыгнул вверх и расправил перепончатые крылья. Он покружил над домом, затем завис перед одним из оконных проемов, не смея влететь в зловещую темноту. Чуть позже монашник вернулся на плечо хозяина и сердито встряхнулся. Голок задал ему пару вопросов, но он не ответил.

Сжимая клинок в руке, Дун спешился и молча повел скакуна к мосту. Ездозверь неохотно подчинился. Его шкура дрожала от волнения и страха. Длинные ноги трусливо подгибались. Копыта по нескольку раз ощупывали скользкие бревна в тех местах, где отсутствовали поперечные доски.

Остальные трое мужчин колебались. Наконец Хьюберт сделал глубокий вдох и направился к мосту.

Он дал слово идти за вожаком – так в чем же дело? Клятву надо выполнять – хотя бы какое-то время, пока он сам не захочет покинуть отряд. Быть может, барон действительно найдет богатства. А у страха глаза велики. Стань трусом – и мир превратится в опасное место.

Мост оказался гораздо прочнее, чем выглядел. Перейдя через него, Хьюберт оглянулся и увидел, что Пу Чоу и Голок следуют за ним. Они выглядели так, будто покидали мир, который был неописуемо прекрасным и манящим. Под ясным небом раскинулись зеленые холмы, поля и безмятежные луга…

Такие приятные картины не согревали сердце воина. Хьюберт повернулся к ним спиной. В нескольких метрах от него зияли пустые окна. Они напомнили ему глазницу висельника, мимо которого прошел их отряд.

Когда Голок перебрался через мост, Дун жестом подозвал его к себе и велел еще раз отправить птицу-монашника в полет. Однако та снова отказалась влететь в оконный проем, чернота которого была неестественной даже для мрачного и пасмурного дня.

Клинок в руке Дуна настойчиво дрожал. Он вел людей к широким воротам на фасадной стороне особняка. Барон подтащил к ним ездозверя и постучал рукояткой меча по доскам. Затем пинком распахнул половинки ворот. Они оказались незапертыми. Ржавые петли издали недовольный визг.

Широкий и низкий проход внутри не был таким темным, как пространство за окнами второго этажа. Из-за плеча вожака Хьюберт увидел выход во внутренний двор. Но каким образом на этой территории мог уместиться двор? Довольно странная иллюзия! Однако чем ближе люди подходили к дому, тем больше становились его размеры. Хотя никто из них не замечал каких-то резких и неестественных изменений.

Хьюберту хотелось отойти к отставшим спутникам и обсудить с ними этот зрительный эффект. Но Дун уже вошел в широкий створ ворот. Низкий проход не позволял проехать на ездозвере, поэтому он вел животное за собой.

Хьюберт последовал за бароном – и вдруг снова удивленно заморгал. Дом стал еще больше. Проход без окон и дверей тянулся на шесть-восемь метров и выходил во внутренний двор, окруженный двухэтажными строениями. Двор представлял собой квадрат со сторонами по десять метров. Каждая из стен, замыкавших его, имела одну дверь и несколько темных окон. Открытым был только проход, ведущий к воротам.

– Это магия, – тихо подытожил Голок.

Он жался к Хьюберту и Пу Чоу, словно боялся отстать от вооруженных спутников. Его объяснение не открыло им ничего нового: они уже сами пришли к подобному выводу. Этот двор превосходил по размерам тот развалившийся особняк, который они видели с дороги. Крытые аркады скрипели от ветхости. Дно фонтана покрывали трещины. Рядом с парой давно засохших деревьев в брусчатке виднелись темные полосы земли, которые прежде предназначались для цветочных клумб. Двор покрывала грязь и коричневая полусгнившая листва, скопившаяся здесь за много лет.