Омут - Снежана Каримова

вернее, на ее человеческое тело. От куклы к пальцам подселенки тянулись почти невидимые ниточки.

Бесена прикусила губу, нахмурилась от напряжения и зашевелила пальцами. Кроха ожила и чуть воспарила над полом.

– Марионетка? – удивилась Цвета.

– Человек, который придумал эту куклу, явно что-то знал об устройстве души. И наверняка заключал договор с бесом, – хмыкнула подселенка. – С такой проекцией управлять телом мне будет легче. А потом раздобуду еще нитей связи. Или хотя бы выпью живой воды.

– И где ты их возьмешь? – спросила Цвета. – Эти самые нити?

– Не боись, не у тебя. Ты и так в этом теле еле держишься, – съязвила Бесена.

– Так откуда? – не унималась подменыш.

Рогатая явно что-то скрывала.

– Зачем тебе? Хочешь потом воспользоваться моим методом? – хихикнула Бесена.

– А могу?

Но подселенка только лукаво улыбнулась.

– Ты мне не скажешь, – поняла Цвета.

От марионетки, своей маленькой копии, подменыш скользнула взглядом по зеленому стеблю, привязанному к руке Бесены, взглянула на собственную кисть – коричневую, деревянную… Взгляд ее растерянно скользнул дальше, и только тут Цвета впервые заметила, что ноги исчезли – вместо них она увидела пучок корней.

– Ты украла мою внешность! – взвизгнула Цвета.

– Стоп! Ничего я не крала! – возмутилась Бесена. – Это твое истинное обличие!

– Это все сон, – пробормотала Цвета. – Я просто сплю. Сонный ступор. Скоро все пройдет!

– Ага, просто спишь, – охотно поддержала рогатая. – И в этом сне ты лесная русалка – древляница. Вместо ног у тебя корни, вместо волос – мох и папоротник, а кожа – как кора дерева. Ладно, мне пора возвращаться наружу, там к нам ломится кто-то.

И, оставив подменыша привыкать к своей настоящей внешности, Бесена вернулась наружу.

Звонок стих, теперь незваный гость колотил в дверь – требовательно, настойчиво. Запертые лабрадоры продолжали откликаться лаем. Подселенка почувствовала, что ее свежеприобретенная голова начинает болеть от этой какофонии.

Хорошо, что большинство действий тело совершало само, повинуясь многолетней привычке. Мозг бережно хранил библиотеку воспоминаний, и ему было без разницы, кому предоставлять доступ – душе, духу или подселенцу. Бесене оставалось только принимать решения. А сейчас ей хотелось побыстрее открыть дверь и прервать этот шум. Телу тоже.

Поэтому Цвета-с-бесом продолжила свой путь и вышла из комнаты.

С каждым шагом Бесена становилась увереннее. До этого она гуляла только в кошках. Но с кошками было проще, в них Бесена не подселялась, а просила временного приюта. Еду же она добывала, щипая души пьяниц и других потерянных, одурманенных людей. Охранники их сердечных домиков были слабыми, а иногда и вовсе в отключке. Так что справиться с ними ничего не стоило. Временами Бесена шалила: водила пьяниц кругами, укладывала на мох, подкидывая образ теплой постельки, купала в лужах, – но не обижала особо. Не зря говорят: «Пьяному и море по колено». Если пьяниц не станет, кто тогда будет кормить бесов?

Но щипать за душу и быть за душу – это разные вещи.

Тело Цветы привычно открыло замок, и на пороге появилась мощная высокая тетка в синем платье в горошек. «Соседка с верхнего этажа, Ольга», – услужливо подсказало тело.

– Привет, что тут у тебя? – озабоченно спросила синяя гора, перекрикивая лающих собак. – Все в порядке? Я слышала, ты кричала.

Цвета-с-бесом виновато улыбнулась и показала красную точку на пальце.

– Укололась.

– А орала так, будто режут, – усомнилась соседка и сделала шаг вперед, напирая на девушку и силясь заглянуть в квартиру.

– Просто все сразу навалилось, – попыталась оправдаться Цвета-с-бесом, стойко удерживаясь в проходе, не уступая ни пяди линолеума напирающей соседке, а сама тем временем лихорадочно листала каталоги памяти, силясь придумать ответ. – Школа любого до седых волос доведет. А крик, говорят, снимает стресс.

– Они тоже стресс снимают? – недоверчиво спросила соседка, имея в виду собак. – Давно уже скулят и лают. Где Вера? На работе?

Цвета-с-бесом прикрыла глаза, и Бесена в багровой красноте сердечного домика умоляюще посмотрела на подменыша.

– Собак еще не выводили, вот и воют, – машинально подсказала Цвета.

В какой-то миг ей захотелось позвать тетю Олю на помощь. Но она понимала по своим снам, что та ее не услышит.

– Еще не выводила, – повторила Бесена вслух. – Не успела. Мама на работе, да.

– А чего ты их в комнате заперла? – не унималась соседка.

Какая дотошная!

– Готовлю обед. Мясо. А они мешают, – Бесена уже и сама неплохо врала.

– Но мясом не пахнет…

Или все-таки врала плохо.

– Спасибо за беспокойство! – быстро проговорила она и захлопнула дверь.

Соседка наверняка вечером привяжется к матери, когда та вернется с работы, ну и пусть.

Бесена сердито открыла дверь к лабрадорам и взвизгнула, оскалив зубы:

– Заткнитесь!

Псы бросились в дальний угол комнаты и спрятались за шторами.

Все-таки бесом она пока была больше, чем человеком.

Глава 7

Дружина

Дружина появилась благодаря Демьяну, как утверждал Ром-Ночка. Хотя, конечно, все это он сам придумал. Назвать их компашку Дружиной тоже предложил Ночка, давно уже. Он говорил, что ему нравится, как слово «дружина» перекликается с «другом».

День смутно помнил, что это какое-то сборище мужиков. Поискав потом в учебнике истории про дружину, он обнаружил, что так называли княжеское войско. Их компании это подходило. Они были войском своего Ночки Князева.

В шестом классе Ночка на уроках без устали трещал со своим лучшим другом и соседом по парте Илюхой, которого позже прозвали Кощеем. Хоть Илюху было нелегко разговорить, но Рому это удалось. Когда у обоих упала успеваемость, классная решила рассадить парочку. Так шебутной Ром оказался за одной партой со спокойным Демьяном.

Мальчишки уже до этого хорошо ладили, а став соседями по парте, и вовсе сдружились. У них даже появилась традиция: по вторникам на переменке между ИЗО и математикой бежать в соседнюю пекарню за пирожным «картошка», а на следующей переменке, перед уроком труда, заглядывать в столовую за чаем. Весь урок пирожные словно подбадривали: «Дотерпишь до конца и получишь сладкий приз». Поэтому перед математикой один тащил рюкзаки в кабинет, а другой несся за провиантом.

Как-то Ночка неделю болел, а потом стал уверять Демьяна, что и очередь в пекарню проболел тоже.

– А чай пить не будешь, что ли? – удивился День.

– Буду, конечно, зачем нарушать традиции? – ответил Ночка.

– Тогда ты за «картошкой». А то получается, что мне третий вторник гонцом быть, – возмутился Демьян.

– А если я снова заболею? – насупился Ночка. – Будешь тогда еще неделю один сидеть.

– Закаляйся, – отрезал День.

Раньше все споры друзья решали игрой «камень – ножницы – бумага», но Ночка обычно проигрывал и злился, поэтому он вдруг подумал сменить тактику и, схватив два карандаша, спрятал за спину.

– Богатыри вырезали липовые щепки и кидали их в реку Смородину. Такая жеребьевка. У нас реки нет, но деревяшки есть. Выбирай! Кто проиграет, тот бежит в пекарню.

– Эта.

День ткнул друга в правое плечо.

Ром вытянул руку и показал белый карандаш.

– Ты, – довольно сказал он.

– Чего это я? – возмутился День.

– Потому что ты Белый.

Ром положил на парту другой карандаш. Он оказался черным. Демьян не знал тогда, в ту первую жеребьевку, взял ли Ночка специально такой цвет или случайно. В то время Ром вроде меньше увлекался черным, хотя День особо не помнил – давно это было, лет пять назад, когда они только начали дружить, да и не интересовался он никогда Ночкиными нарядами.

– А вообще, надо Илюхе и Феликсу тоже цвета присудить, – решил Ночка, довольный своей победой в карандашной жеребьевке. – За теми же чипсами бегать.

– Когда это Феликс бегал за чипсами? – ехидно спросил Демьян.

– Вот пусть и приобщается, – уже тише заявил Ночка, не сводя глаз с Марьи Ивановны.

Та оторвалась от книги и посмотрела на класс, который за своими художествами разгуделся куда громче, чем позволяли приличия.

– А «камень – ножницы» чем не устраивает? – подколол друга День.

– Карандаши будут нашими символами, – нашелся Ночка. – Станем тайным братством. Нет, дружиной!

Мальчишки тогда и не думали, что шутка с дружиной сохранится аж до выпускного класса, а компания Ночки станет