Все имена птиц. Хроники неизвестных времен - Мария Семеновна Галина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Она читала «Алые паруса», – печальным шепотом сказал Вася. – Она так и не дождалась своего Грея.
– Ой, – сказала Розка.
– Сначала она была совсем маленькой, лет восьми, потом ей было четырнадцать, – продолжал Вася, обгрызая вафельный стаканчик. – Ну, Грин тогда еще не печатался, кажется. Или нет, как раз еще печатался? В общем, вот она прочла «Алые паруса», очень неправильная книга, там говорится: если ждать и верить, то оно все получается обязательно. И вот она стала ждать и верить и ходить сюда, ждать, когда покажется алый парус. И когда за ней ухаживал один серьезный человек, с самыми серьезными намерениями, она даже не заметила этого, а все продолжала ходить на бульвар. И сначала было солнце и акации в цвету, но потом погода вдруг почему-то стала портиться. И сначала ей казалось, что у нее много времени, а потом времени совсем не осталось, но она уже не понимала, что времени совсем не осталось. Тебе дать носовой платок?
– Я не плачу, – сказала Розка, шмыгая носом.
– У тебя мороженое за рукав затекло. – Вася протянул ей сложенный вчетверо, но довольно мятый платок. – А пальто у тебя импортное, с виду ничего, но легко пачкается. И тебе придется спарывать пуговицы и сдавать его в химчистку. А потом опять пришивать пуговицы, и ты обязательно пришьешь их криво. Сколько с тебя содрали? Рублей семьдесят?
– Ну…
– И за джинсы где-то так. Шикарно живешь, Розалия. Не по зарплате.
– Не твое дело, – автоматически ответила Розка.
– Поела? Тогда пошли сдаваться. Окна мы с тобой вместе помоем, заодно Катюшу выкурим, она не любит, когда дует, сразу домой смоется.
– Это не мое…
– Дело? А у тебя вообще никаких дел нет, – неожиданно сухо сказал парень, но тут же смягчился: – Пошли-пошли. Окна вымоем, я тебя обедать свожу. Ты нашу столовку видела? Не видела? Какой там компот, знаешь?
При этом он, держа Розку твердой рукой под локоть, неуклонно вел ее вниз по ступеням знаменитой лестницы.
– Пошли-пошли, Розалия, через полчаса дойдем… Ну и липкая же ты, мать.
Розка насупилась и вырвала руку.
– В хорошем смысле.
Розка задумалась, какой тут может быть хороший смысл. Вася сбивал ее с толку совершенно, говорить с ним было все равно что идти по зыбким кочкам – не знаешь, где навернешься.
– А вот и мы! – жизнерадостно сказал Вася, распахивая дверь. – Я ее уговорил. Она сначала отпиралась, говорила нет-нет-нет, я ей говорил да-да-да, и в конце концов она не устояла. Сичас будем окна мыть. Лена Сергеевна, вы чего?
* * *У Лещинского в кабинете вместо Ленина, или там Дзержинского, или Брежнева, на худой конец, висел портрет Гагарина. Гагарин белозубо улыбался. Петрищенко прикрыла глаза и отвернулась.
Еще в кабинете рос фикус в кадке. Рядом с фикусом на гнутом венском стуле сидел незнакомый человек. А стул, который был свободен, стоял напротив Лещинского и был дико неудобным.
– Вот, – скучным голосом сказал Лещинский, вообще-то, мужик неплохой, в столовой всегда пропускавший ее вперед. – Товарищи из уголовного розыска к нам обратились.
Он рукой подвинул ей стопку фотографий. Петрищенко взяла одну, поглядела и быстро повернула глянцем вниз:
– У нас все в порядке. – Она чаще задышала, почувствовала, как на шее проступают красные пятна, и как бы незаметно поправила шарфик. – В последнее время вообще… все чисто. С июня чисто, да и там… последствия ликвидированы, все в отчетах есть, я хоть сейчас.
– Значить, упустили. – От голоса Лещинского вполне могло скиснуть молоко. – Значить, халатность…
Дурной знак. Лещинский говорил «значить», подражая кому-то из вождей. Хуже этого было, только если он вдруг начинал изъясняться в высшей степени интеллигентно. Петрищенко такое слышала только один раз, а человека, с которым тогда Лещинский разговаривал, не видела больше никогда.
– Не могли мы упустить… такое? Нет! Это… ну, маньяк какой-то.
– Ваше, – сказал следователь. – Точно, ваше. Потому как никакой нормальный человек такого не сотворит.
– Это вы убийц называете нормальными людьми?
Следователь смотрел ей на шею, – должно быть, красные пятна полезли выше… вот зараза, почему она так легко краснеет?
– Ну какие у нас убийства? – скучным бумажным голосом сказал следователь. – Бытовуха. Уголовщина. По пьяни монтировкой по голове или пером под ребро, вот и все убийства. А всякие там собаки Баскервилей, это, извиняюсь, не по нашему профилю.
Следователь постучал пальцем по фотографиям:
– Инструкция есть. Если что странно, или непонятно, или ни на что не похоже, к вам надо. В общем, так. Зафиксирован случай смерти. По непонятной причине… вы когда-нибудь видели такие ноги?
– Никогда, – твердо ответила Петрищенко, глядя на Лещинского отчаянными глазами. – Но, Вилен Владимирович, мы все четко. Каждое приходящее судно. Все грузы. Без исключения. И ничего подобного! Никогда! Я в первый раз!
– Это вы не мне объясняйте. – Лещинский приподнялся из-за стола, и лицо у него стало такое, что Петрищенко сделалось дурно. – Это вы. Там. Будете объяснять. Почему в преддверии Октябрьских праздников. Именно сейчас. Страна готовится к Олимпиаде, а вы тут…
– Я не… – Петрищенко поерзала на неудобном стуле. Нарочно же такой стул поставил, зараза. По ноге куда-то вверх, под юбку, пробежала шустрая сороконожка… Опять стрелка пошла. Новые же чулки!
– Я свое место терять не хочу. Поэтому потеряете свое место вы. Если что. Ясно?
– Да. – Петрищенко прикусила губу.
– Товарищ из следственных органов окажет вам посильную помощь. Окажет ведь товарищ?
– Да, – сказал следователь, раздражение его утихло, и теперь ему было жалко Петрищенко. – Мне что? Я всегда… А что нужно-то?
Петрищенко вздохнула.
– В морг нужно, – сказала она, закрывая от омерзения глаза. – Или где у вас он там лежит?
– У медэкспертов.
– Пропуск, наверное, нужен. Выпишете?
– На кого?
– На двоих. На меня и на Басаргина. Петрищенко Елена Сергеевна, Басаргин Василий Трофимович. Сегодня подъедем. Я только зайду за Басаргиным, и поедем.
– Так я пошел?
Следователь не боялся Лещинского, не таких видел, но в чужие разборки влезать не хотел.
И правильно, мрачно подумала Петрищенко, в жизни следователя приятных моментов мало, зачем еще и чужие неприятности.
– Идите, идите, – дружелюбно сказал Лещинский, и Петрищенко на миг остро позавидовала следователю. – Они через полчаса подъедут, вы уж обеспечьте им… А ты, Елена, – продолжал он, когда за следователем захлопнулась дверь, – ты того… постарайся, все могут полететь… потому что год такой, ответственный. И праздники на носу. Ты тогда не работала, а в семьдесят втором вообще пришлось оцепить область, хорошо, на холеру все свалили. А в СЭС-два кто тогда сидел? Что с ним стало? Учти!
Праздники на носу… подумала Петрищенко, что-то она хотела… Катюша просила… ах да…
– К праздникам на премиальные представите?
– Какие еще премиальные? С ума сошла?
– Не поймут люди.
– Прекрасно все поймут. Ты распустила
