Косьбище - В. Бирюк

По «бубнам» сыграл Ноготок. Точнее — в «бубен». Правой — прямой в челюсть. Чистый нокаут. Дотренировался. Перспективный полутяж мог бы получиться. Обоих железячников повязали и повели на конюшню — другие новые таланты Ноготка демонстрировать. На конюшне… половины народа в усадьбе нет, но нарисовались почти все, кто в усадьбе есть. Кузнец, оказывается, многих достал. Как хвастовством о собственном мастерстве, так и этого мастерства отсутствием. Опять же, порка кузнеца — нечто из области экзорцизма с примесью экстремизма — отдаёт и чертовщиной, и опровержением устоев. Театров здесь нет, публичная порка — главный вид лицедейства. Или правильнее — «задодейства»?

Кузнец на подвесе очухался. Крепкий здесь народ, свободолюбивый — матом кроет из полуобморочного состояния в любой, самой неудобной позе. Высказывается… непрерывным потоком. В паузу вклинился Ноготок:

– Господине, как бить-то?

Я пока формулу вспоминал, типа: пороть жестоко, или там — немилостиво, Ноготок уточняет. Негромко, но внятно, всем слышно:

– Он тебе вообще как, ещё нужен?

Я как-то призадумался. А народ притих. У Ноготка, конечно, не кнут, а плеть. Но в руках мастера… А насчёт заготовки гробов я уже распорядился. И Хотена насчёт могил озадачил. Тишина. Кони все в весь уведены. Только в углу у ворот кто-то воет тихонько. Пригляделся — кузнечиха беременная стоит, концы платка в рот засунула, руками прижала и скулит. Баба на последнем месяце, как бы с перепугу не родила. Может, пожалеть кузнеца? Ради жены, будущего ребёнка… Да и вообще — я что, и вправду «зверь лютый»? Взрослого мужика плетью публично драть… Как-то это сильно на станичников смахивает.

А в воротах Сухан стоит. Статуй неподвижный самоходный. Вот я завтра на покос, а его куда?

– Слышь, кузнец, мне к утру ещё и вторая коса нужна. Сделаешь?

– Я те…

И далее пошёл сплошной «бип-бип». Тот самый сигнал, который подавал первый советский искусственный спутник Земли всему миру. Так вот что они имели в виду! Так вот с чего началась эпоха освоения космоса! С того самого, что в третьем тысячелетии постоянно заменяют «бип-бипом» в существенных частях любых интервью с очевидцами событий. Любых. Как в общеизвестном рассказе чукчи о праздничном салюте по поводу дня Победы.

Да, любят у нас короткие трёхбуквенные слова с йотом и хером. Эти буквы в кириллице — все реформы алфавита пережили. Ни царь Пётр, ни нарком Луначарский их истребить не смогли. Ввиду повсеместного применения. Общеизвестные примеры употребления: «кий» или «ухо». Только мне сейчас вся эта фонетика в исполнении подвешенного кузнеца… Как гласит русская народная, многократно проверенная: «хоть горшком назови, только в печь не ставь».

Правда, в рамках филологических построений кузнеца возникает закономерный вопрос: а что именно вы в данном контексте подразумеваете под словом «печь»? Если то, про что конкретно говорите, тогда — можно. Я в этой «печи» бывать люблю, чувствую себя как дома.

Я обошёл подвешенного за руки кузнеца по кругу, «Голый товарищ Полыхаев разительно отличался от товарища Полыхаева одетого». Ленив у нас кузнец — по мускулатуре видно. Не то выпирает.

– Ладно. Штаны с дурака спустить. Ноготок, для начала — десять ударов в полсилы.

И проходя мимо разворачивающего плеть Ноготка ему на ухо:

– Яйца поджарь маленько.

Дальше пошла рутина: отработанная веками технология порки в исполнении обученного мастера, с типовой оснасткой и обычным исходным сырьём — простолюдином привязанным. С очевидным и ухо-слышным контролем качества процесса на каждом этапе. Правда, с моей инновацией в форме кузнецовой голой задницы. Ну вот, день не пропал даром — хоть что-то спрогрессировал! Коль «покособище» не внедряется — внедрим «поподёрище».

Я уже говорил: здесь плетью штатно работают по спине, а не по ягодицам. А тут мне моё «босоногое» детство вспомнилось. Из-за этого кузнецового «бип-бип».

Был случай… Единственный. Когда батя мой не выдержал. Я тогда, года в четыре, начал громогласно и публично осваивать русскую ненормативную. Не понимая смысла, но уловив эмоциональную насыщенность. Когда соседи пожаловались — батя ремень и снял. И применил. А потом внятно объяснил разницу между «знаю» и «излагаю». Теперь вот пришёл случай спрогрессировать порку плетью по голой заднице и на Святой Руси. Надо, надо приобщать диких туземцев к вершинам человеческого прогресса.

После первого удара мат перешёл в визг. После второго — в вой. После третьего, с элементами «поджаривания», раздалось «ой» и потекли жидкие жёлтые отходы производства. Задушевно-проникновенное «у-у-у» прервалось после пятого, который Ноготок, как днем Светане, положил по лопаткам. И возобновилось хрипящим визгом, когда очередной удар лёг по верхней части ляжек. После восьмого я остановил процедуру.

Как я уже говорил — народ здесь крепкий. Никаких обмороков, потерь сознания. Отливать не пришлось. Заглянул мужичку в глаза. Мне с моим росточком удобно. А он стоит сжавшись, глаза зажмурены, борода в слюнях вся. Ждёт продолжения.

– Как дела, дядя? Будем косу ковать или спину подставлять?

– Как Аким Янович скажет.

Ну, крепок. Самураи говорят: потерять лицо. И делают харакири. Кузнец — не самурай. Но унизил я его основательно: сопляк учит мастера кузнечному делу — какой коса должна быть. Потом публичная порка свободного человека. Да ещё с голой задницей и свободно болтающимися на каждом ударе… Здесь это называют «срам». Хотя другое название, на мой взгляд, правильнее — «дар божий». Но это я так думаю. А здесь — такое и холопу даже… А вольному — прямой позор. Ещё и описался. Перед соседями, перед женой. А главное — весь ореол таинственности и незаменимости, такой ремесленный вариант «вятшести» — с визгом и мочой вышел.

Но здесь Угра, а не Хонсю — до харакири дело не дойдёт. Да и плевать мне: или он будет делать по-моему, или не будет делать ничего никак. Всё равно, во всем этом мире, кроме меня, никто литовку не построит. Нет литовки — нет нормального покоса — будет голодовка. И не одна. Косу сделать — нужен кузнец. А эта «позиция в штатном расписании» на усадьбе — занята. Другого кузнеца у меня нет, да и этот не гож. Или — сделает, или — сдохнет. Не хочешь насилия — не создавай монополии. Ну, или — чтоб боеголовки были на оперативном дежурстве.

– Ноготок, ещё парочку и по-жёстче.

Ноготок исполнил. Как-то я раньше не понимал, почему в средневековых обществах палач — постоянный спутник правителя. В числе первых советников всякого государя. У нас-то это так, технический работник. А здесь — из первых и приближенных. Поскольку служба у него — из важнейших: вразумлять неразумных.

– Значит так, дядя. Или мы ждём владетеля. И покуда ждём — тебя порем. Потому как кроме Акима Яновича мой приказ никто отменить не может. Сегодня Аким уже не приедет, а до утра ты не доживёшь. Или ты извиняешься за свою глупость и идёшь делать как я говорю. Идёшь и делаешь плохо, хитришь, медлишь — возвращаешься сюда. Уже не под плеть, а под кнут. И — в полную силу. Я тебя силком в кузню волочь не буду — решай сам.

– А… хр… мать…

– Ты давай чётко: да, господине. Сделаю по слову твоему. Сам был дурак. За что прошу простить. Ну!

Всё-таки пришлось Ноготку ещё раза четыре пройтись. Нормальная дикция и громкость установились только после того, как два закоревших коготка хвостиков плети вошли на всю свою глубину в правую ягодицу «высокой договаривающейся стороны».

…

Мда… та ночка — была ещё та ещё.

Кузнец шипит, матерится. Сесть не может — больно. Стоять не может — ноги не держат. Дважды на ровном месте падал. А молодец с молотом улыбается. Самый кайф был, когда я заготовку клещами держу, а мимо носа молот двухпудовый пролетает. Скомандует кузнец: «пол-локтя влево» и пойдёт хреновая железяка мне в темечко. Потом меня Ивашка сменил, а я пошёл в сенник и приволок жердину берёзовую — для Сухановой косы косьё делать. Мужик здоровый — и берёзовое потаскает.

Почему в сеннике берёзовые жерди всегда валяются — не знаю. То есть знаю, конечно, что ими там сено прижимают, но почему именно берёзовыми? Похоже — влияние инопланетян. Как они на своих тарелках сено упаковывали, так наши и восприняли. Единственное разумное объяснение.

Провозились до полуночи, потом кузнеца отпустил, своих спать отправил, стал прикидывать из чего «бабку» делать.

Косу можно точить, можно тянуть, можно отбивать. Горожане о косе только про отбивку знают. Дескать, вышли мужики на край луга, вытащили из карманов бруски точильные и давай стучать-перезванивать. На самом деле, это так — мелочь. Строить инструмент нужно дома. А на лугу только чуть подстраивать. Брусочком. А дома косу тянут. Расклёпывают. Берёшь полено, в торец вбиваешь кусок жёсткого железа — «бабку» — с прямой, полукруглой в профиль, верхней кромкой, и, жёстким же молотком, нанося удары краем молотка по миллиметру, по пол, от края собственно лезвия, чуть наискосок, чуть к себе… У компа этому не научишься. Угол отклонения, сила удара, качество самой косы и инструмента. Перетянул лезвие — оно рвётся и получается пила с зазубринами. Слишком широко от края лезвия отступил — на покосе можно целиком полотно порвать. Недоклепал… Коса траву не режет, а гладит. И чего тогда брался?