НИТОЧКА ПАМЯТИ Сборник фантастических произведений - Фрэнк Герберт

Фраффин поплотнее запахнул черную мантию, чувствуя удовольствие, которое должен испытывать хозяин балагана после удачного представления. Повернувшись спиной к аудитории, он гордо прошествовал со сцены.

"Хороший экипаж, — размышлял Фраффин. — Они будут выполнять свои функции с вышколенной аккуратностью. А этот занятный маленький сюжет нужно ввести в банк историй. Вероятно, его можно будет предлагать как вступительную часть перед другими сюжетами, как образец артистического искусства. В конце концов, это неважно: он выполнил свою задачу — заставил Келексела идти намеченным путем, и каждый его шаг будет фиксироваться службой наблюдения. Каждый шаг".

"Им почти также просто управлять, как туземцами", — подумал Фраффин.

Он прошел через служебный тоннель позади сцены, ведущий в голубой холл, из которого извилистым коридором можно было попасть в его личные апартаменты. Фраффин поместился в транспортную капсулу и усилил силовое поле. Капсула рванулась вперед с такой скоростью, что люки, расположенные в стенах коридора, слились в одно расплывчатое пятно.

"Этого Келексела можно и пожалеть, — думал Фраффин. — Он явно потерпел поражение при первом столкновении с персонифицированным насилием. Видимо, мы способны достаточно обостренно реагировать на проявление жесткости. В далеком прошлом насилие, по всей вероятности, часто врывалось в нашу жизнь".

Он почувствовал, что его непроницаемая броня трещит по всем швам под беспорядочным напором воспоминаний. Фраффин вздохнул и остановил капсулу перед люком, закрывающим доступ в его салон.

Он чувствовал, что стоит на краю бездны, в которой скрыты ужасные тайны.

Спасительная ярость захлестнула Фраффина. Он хотел ворваться в вечность, заглушить скрытые в ней голоса, невнятно кричащие ему что-то. Освобождаясь от приступа страха, он подумал: "Чтобы быть бессмертным, необходимо принимать иногда дозы моральной анестезии". Эта случайно пришедшая в голову мысль окончательно развеяла его страх. Он вступил в серебряную теплоту своего салона, удивляясь, откуда могли появиться подобные мысли.

Фурлоу сидел, облокотившись на руль своей припаркованной машины и курил трубку, Очки с поляризованными стеклами лежали рядом на сиденье, он смотрел на темнеющее небо сквозь ветровое стекло, по которому скатывались капли дождя.

Его глаза слезились, и дождевые капли скользили по стеклу так же, как слезы текут по лицу человека. "Мне давно уже нужна новая машина взамен этого двухместного автомобиля", — размышлял Фурлоу. Он пользовался им уже более пяти лет, но никак не мог расстаться с привычкой экономить деньги. Эта привычка осталась с тех пор, когда он откладывал каждый лишний доллар на покупку нового дома, в котором он и Рут должны были поселиться после женитьбы.

"Интересно, почему она захотела увидеть меня? — подумал Фурлоу. — И почему именно здесь, где раньше мы обычно встречались? Зачем сейчас нужна эта осторожность?"

Прошло уже двое суток с момента убийства, но он вес еще не мог связать в единое целое события того дня. Когда он читал в газетных заметках о себе, он читал это так, будто говорилось о другом, незнакомом человеке, — смысл этих заметок ускользал от него, расплывался, подобно каплям дождя на стекле. Все пошло кувырком под влиянием происходящих событий — диких поступков Мерфи и жестокости окружающих.

Фурлоу был потрясен, узнав, что общество требует смерти Мерфи. Реакция была такой же жестокой, как вихрь насилия, который пронесся над городом.

"Жестокий шторм, — думал он. — Буря жестокости". Он посмотрел на деревья слева от него, гадая, давно ли он здесь. Часы стояли. Рут давно должна бы появиться. Это была ее дорога.

Солнце выглянуло из-за облаков, с запада, окрашивая верхушки деревьев в оранжевый цвет. Капли дождя сверкали на листьях. Пар от мокрой земли поднимался среди коричневых чешуйчатых стволов эвкалиптов. Стрекот насекомых доносился от корней деревьев и пучков травы, росших на открытых местах вдоль грязной дороги. "Что они понимают о грозе, которая недавно пронеслась над нами?" — подумал Фурлоу. Как психолог он мог объяснить, почему большинство жителей городка требовало немедленной расправы над Мерфи, но его потрясло столь же жестокое отношение официальных лиц. Он вспомнил о попытках помешать ему провести профессиональное медицинское обследование Мерфи, Шериф, районный прокурор Джорж Парет, все местные власти сейчас уже знали о том, что Фурлоу предполагал психический срыв, который стоил жизни Адель Мерфи. Если они официально признают этот факт, им придется считать Мерфи невменяемым и отказаться от вынесения приговора.

Парет уже проявил себя, позвонив начальнику Фурлоу, директору психиатрической больницы Морено, доктору Леро Вейли. Вейли был хорошо известен своей кровожадностью; как специалист, он всегда старался позволить правосудию осуществить наказание. Вейли, естественно, объявил Мерфи вменяемым и "несущим ответственность за свои действия".

Фурлоу взглянул на бесполезные часы. Они показывали 2-14. Он знал, что сейчас должно быть около семи. Скоро стемнеет. Что задержало Рут? Почему она попросила встретиться на их старом месте?

Он вдруг почувствовал, что ему неприятно будет видеть ее.

"Неужели я стыжусь этой предстоящей встречи с ней?" — спросил он себя.

Фурлоу приехал сюда прямо из больницы, после того, как Вейли нагло пытался заставить его отступиться от участия в судебном разбирательстве, забыть на время, что он судебный психиатр.

Слова били наотмашь:…личная заинтересованность,…старая подружка,…ее отец. Их смысл был ясен, а объяснялось все тем, что Вейли тоже знал о его заключении по поводу Мерфи, которое сейчас находилось в следственном отделе. Оно противоречило точке зрения Вейли.

Фурлоу тряхнул головой, отгоняя неприятные воспоминания. Он снова взглянул на часы, улыбнулся непроизвольному движению. В салон машины проникал запах мокрых листьев.

"Почему все-таки Рут просила встретить се здесь? Ведь она теперь замужем за другим. И почему она так дьявольски запаздывает? Не случилось ли с ней чего?"

Он посмотрел на свою трубку.

"Проклятая трубка опять потухла. Вечно она тухнет. Я курю спички, а не табак. Не хотелось бы снова обжечься на этой женщине. Бедная Рут — какая трагедия! Она была очень близка с матерью… Он попытался вспомнить убитую. Сейчас Адель Мерфи была лишь кучкой фотографий и описанием в протоколах, отражением полицейских заметок и свидетельских показаний. Образ той Адели Мерфи, которую он знал, не хотел выплывать из-за жутких новых изображений. В его голове держались сейчас лишь полицейские фотографии — рыжие волосы (совсем как у дочери), разметавшиеся по замасленному дорожному покрытию.