Остров Тасмир - Валерий Язвицкий

— В этом и разница между диким и культурным человеком, — смеясь, заметил Грибов, — что дикарь трудится, когда хочет есть. Сытый он спит, не думая о будущем…

— Оно так и есть, — откликнулась жена Рукавицына, — сколько раз видела. Летом не только глины, просто земли на крышу жилья не набросают. Только осенью, когда дожди пойдут, тут у них и забота, потому что на голову каплет. А вперед и не думают…

XI

Прошло пять дней, но плотов и Орлова все еще не было.

— Хоть бы до комаров поспел, — волновался Рукавицын, — а кроме того, пора и стройку начинать.

— Лодка шибко идет, плот нет, — объяснял Тус.

— Возможно и так, — тревожилась Лия, — новсе же…

— Ничего не может случиться, — смеясь, сказал Грибов, — плоты, действительно, еле плывут. Пойдемте лучше с нами изучать тундру.

Грибов, Успенский и Тус ежедневно бродили вдоль берега Гольчихи и по тундре. Часто за ними увязывались детишки постарше и сбирали в берестяные туисы всякую ягоду.

— Таскай, таскай, — говорил им Тус, — хороший еда.

Сам он собирал разные пахучие травы и бормотал радостно:

— Чай будет! Наши все такой чай пьют. Он больше дружил с детьми, чем со взрослыми.

Тут он был и руководителем и учителем, что его особенно тешило.

Однажды во время такой прогулки, дети, пройдя немного дальше, чем обыкновенно, стали шумно кричать и звать к себе. Грибов и Успенский заволновались и побежали к ним. Успенский на бегу осмотрел свое ружье и вложил патроны с пулями.

Оказалось, что дети кричат от удовольствия и спешат поделиться своей радостью. Берег здесь был довольно крутой, и вся местность имела иной характер, чем в тундре. К реке было несколько удобных спусков. Туса не было видно, а из-за выступа торчала только его голова и протянутая рука. В его руке ярко блестели на солнце большие пластинки, похожие на стекло. Это приводило детей в неистовый восторг.

— Смотрите, смотрите, — кричали они, — здесь весь берег из стекла!

Увидя это, взрослые обрадовались не меньше детей.

— Это не стекло, — сказал Грибов, — а слюда, но тут нам слюда важнее стекла. Мы ее вставим в окна. Стекло не выдержит холода и потрескается, а слюда может выдержать какой угодно холод и какой угодно жар.

Успенский, радостно ероша свою лохматую голову, бросился сам обследовать берег. Он обошел все спуски и за обрывистым берегом прорезанного рекой длинного холма сделал новое открытие. Быстро поднялся наверх, крикнул, чтобы все за ним следовали, и пошел дальше.

Грибов и Тус, окруженные детьми, двинулись по реке. Пройдя сажен двести и перевалив за пологий холм, они увидели черный обрывистый берег, у подножья которого беспорядочными грудами валялись обломки черных скал и камней.

Успенский в это время уже опять подымался от реки и, стремительно вбежав наверх, бросился к Грибову с черными камнями в руках.

— А что вы об этом скажете, Лев Сергеич? — восклицал он, радостно потрясая камнями.

— Каменный уголь! — вскрикнул Грибов, — дети, кричите ура!

— Ур-pa!.. — зазвенели детские голоса, смешиваясь с криками взрослых.

Грибов схватил Успенского за плечи, закружился с ним и, смеясь и дурачась, запел:

— У нас будет тепло! У нас будут работать машины! Нам не страшна зима, у нас будет светло!

Дети, видя, что старшие шалят, тоже стали прыгать и скакать вокруг них, припевая:

— Будет тепло! Будет светло!

Но смешнее всего вышло то, что старый Тус не выдержал и тоже пустился в пляс. Он прыгал и крутился в своей оленьей малице, как заводная кукла, и визжал:

— Уху! Ух-сиэ! Уху! Ух-сиэ!

Это вызвало всеобщий хохот, но танец не прерывался. Никто не заметил, как к ним подбежала Лия. Она еще издали кричала им, но они ничего не слыхали, увлеченные своей забавой. Увидав их проделки, Лия расхохоталась и не могла сразу выговорить ни слова, но потом стала кричать сквозь смех:

— Стойте! Слушайте же! Плоты!..

Последнее слово, как только долетело до ушей Грибова и Успенского, остановило их, как коней, на полном скаку.

— Плоты? — закричали оба, — что плоты?

— Видно, — задыхаясь от бега и смеха, говорила Лия, — Семен Степаныч заметил… Наши плоты…

Все устремились назад, к своему становищу. Там была полная суматоха.

— Орлов едет! Орлов едет! — кричала им издали Варвара Михайловна.

Но Грибов и Успенский сами уже видели, что на фиолетовых водах Енисея плывут два грузных темных плота с юртой, и что по реке мчится одна из их маленьких лодок, в которой сидят Рукавицын и жена Успенского.

Анна Ивановна правила рулем, а Семен Степаныч держал канат, развертывая его с ворота, стоявшего у самого устья Гольчихи.

— К вороту! — крикнул Грибов.

Пока они бежали, лодка ближе и ближе подвигалась к плотам, направляясь к тому месту, где плескался в воде канат, соединявший оба плота. Это была рискованная минута.

Грибов тревожно посмотрел на барабан ворота. Там было еще намотано каната сажен на десять.

— Успеют ли? — прошептал он.

— Разобьются, разобьются! — вскрикнула жена Рукавицына.

Но Успенский, хотя щеки его побледнели, сказал спокойно:

— Моя Анна выросла на Волге и управляется с лодкой, как самый ловкий рыбак.

В этот момент Анна Ивановна, оставив руль, быстро взмахнула багром и, зацепившись за первый плот, повернула лодку кормой вдоль каната.

— Хорош хозяйка! — одобрительно крикнул Тус и зачмокал от удивления губами, — настоящий рыбак!..

Между тем Семен Степаныч, перегнувшись через борт, что-то быстро привязывал. Барабан ворота слегка скрипел, сбрасывая последние кольца каната.

Грибов опять нервно дрогнул и взглянул на него, а вслед за ним метнулись туда же тревожные взгляды других. Но это лишь на миг, и все снова вперили глаза туда, где копошилась перегнутая над водой фигурка Рукавицына.

Казалось, что все делается медленно, что время тянется бесконечно… Вдруг затрещал барабан ворота, а Семен Степаныч отпрянул назад. Тотчас же канат между плотами погнулся в середине, сгибаясь углом к устью реки, а оба плота стали сближаться, отходя назад. На первом плоте засуетились три человека с баграми, становясь на краю бревен.

Теперь Семен Степаныч и Анна Ивановна изо всех сил подтягивались на баграх же к первому плоту. Вот подтянулись и выскочили на бревна. Тянут лодку на плот, а плоты все ближе и ближе друг к другу. Привязанный канат от ворота медленно выходит из воды, вода бурлит и пенится вдоль него.

Привязанная сбоку к первому плоту лодка вдруг заплясала и запрыгала, как поплавок. Второй плот медленно, но сильно идет на нее, угрожая корме. Вот он коснулся кормы, носом прижал ее к первому плоту. Лодка затрещала и начала как-то странно вся разворачиваться. Вдруг с резким треском она разлетелась в куски, и плоты сдвинулись вплотную, дрогнув и закачавшись.