Логово беса - Сергей Зверев

– Ты! – Терминатор остановился возле маленького и щуплого китайца, который наивно улыбался, обнажив белые зубы. – Где раньше воевал?

– Я мирный китаец, – развел руками тот. – Моя не воевать, моя торговать привык.

У любого другого, стоящего на месте Терминатора, не возникло бы тени сомнений в искренности слов маленького китайца. В них ощущалась наивность и даже некоторое чувство вины. Но Терминатор хорошо изучил личное дело Ли и прекрасно знал, что на первый взгляд радушный китаец является первоклассным бойцом, не знающим, что такое боль и жалость. Он владеет несколькими видами единоборств и может голыми руками расправиться с пятью хорошо обученными солдатами, что в принципе и демонстрировал не раз на предыдущих операциях.

Терминатор усмехнулся. Он понимал китайца, хотя у них и разный менталитет. Среди арабов, например, принято хвастать своими подвигами, это у них в крови. Они хвалятся как перед друзьями, так и перед врагами. Терминатор несколько лет прожил среди арабов, поэтому хорошо знал их привычки и обычаи. Китайцы другие. Они всегда прикидывались наивными и слабыми, пока не доходило до настоящего дела. В большинстве своем они всегда наносят свой сокрушающий удар, когда его меньше всего ожидаешь. Причем удар смертельный…

– Имя, боец! – Терминатор остановился возле второго бойца.

Несколько вопросов, несколько ответов, по-военному четких и понятных. Терминатор специально разговаривал с ними по-русски, чтобы бойцы сразу привыкали к такому общению. Он и их заставляет разговаривать друг с другом по-русски. Там, куда им предстоит отправиться, – а именно в столице Киргизии городе Бишкеке, – местное население разговаривает в основном на русском, и этот язык необходимо знать отлично.

Второй наемник – боец по кличке Беркут. Он русский, но вторую половину своей жизни прожил за границей и поэтому успел выучить несколько языков. По своей подготовке он нисколько не уступал Терминатору, а где-то даже и превосходил его…

У убийц и маньяков всех мастей сильно развит инстинкт самосохранения. Для них нет ничего важнее собственной жизни. Они панически боятся собственной смерти. С Беркутом все было иначе. Он никогда не боялся собственной смерти, не трясся за свою шкуру. Когда он впервые совершил убийство, то понял, что теперь он и все остальное общество стали по разные стороны и между ними образовалась непреодолимая пропасть. Он перешел черту, уже не повернет обратно. Но также Беркут понял, что после этого он освободился от множества оков и получил жутковатую свободу, которой никто не мог воспользоваться сполна. Но он мог. Мог быть хитрым, гибким или, к примеру, дипломатичным. Все это была игра, а играть он любил: без труда менял внешность, примерял на себя разные характеры… Но кем бы он ни оказывался, себя Беркут считал повелителем страха. Это была настоящая машина для убийств. У него не случалось проколов – все всегда шло так, как он и рассчитывал.

Но однажды ему, что называется, не повезло. И главное, все получилось глупо, нелепо и очень быстро. Находясь в одном из местных ресторанов, его угораздило встретиться с одним вором в законе. Авторитет оказался несдержанным на язык, к тому же был сильно пьян. Возможно, в другой ситуации все получилось бы не столь трагично. Но Беркут не любил, когда с ним обращались бесцеремонно. Не простил он этого и сейчас.

Слово за слово – и вот уже авторитет лежит со сломанной шеей, а его трое «быков» валяются с переломанными конечностями. Естественно, такие вещи не прощаются, и у Беркута под ногами загорелась земля. Его автоматически поставили вне закона и объявили на него охоту, в которой, кроме воровских «шестерок», участвовали и менты. Его обложили со всех сторон, и казалось, что ловушка вот-вот захлопнется, но Беркут решил не сдаваться. Все дороги из города были перекрыты, и бойцу ничего не оставалось, как уходить лесом. Он знал, что живым его брать не будут. Беркут шел самыми трудными тропами, выбирал пути, по которым никто не ходил. Никто бы и не прошел, кроме него. Шел и чувствовал себя загнанным зверем. Но даже невероятная сила и энергия не спасли его. Обессиленный, он погибал. Чтобы не мучиться, Беркут бросился с высокого обрыва в горную речку. Тогда он мысленно простился со своей жизнью, уже не веря в то, что сможет спастись…

Но Беркут не погиб. Его, истощенного и умирающего, река вынесла на один из берегов. Он был в сознании и чувствовал, как чьи-то руки подняли его и понесли. Он помнил, как его внесли в какое-то теплое помещение и положили на что-то мягкое, похожее на шкуру животного.

– Не выживет, Люцифер, – слышал Беркут чьи-то голоса.

Тогда же он впервые услышал это имя и не знал, что с того момента его жизнь полностью будет зависеть от этого человека.

– Выживет. Такие, как он, выживают всем назло.

Голос звучал уверенно и спокойно, и Беркут как-то сразу же поверил ему. Настолько говоривший сам был убежден в своей правоте, что убедил умирающего. С этого момента в болезни Беркута начался перелом, и он пошел на поправку.

Беркут действительно выжил, встал на ноги. Причем раны, казавшиеся смертельными, неожиданно зажили на нем, что называется, как на собаке. Теперь он уже мог осмотреться и здраво оценить обстановку, определить, где и среди кого находится.

Честно говоря, Беркут был несколько озадачен видом того места, где оказался. Увидев людей, сидящих в позе лотоса и медитирующих, он поначалу решил, что попал в какую-нибудь секту вроде кришнаитов, но позже понял, что это не так. Это была какая-то обитель, жители которой изнуряли себя многочасовыми физическими нагрузками в виде тренировок. В свое время Беркут занимался разными единоборствами, поэтому мог различить обычные занятия спортом от профессиональных. Здесь занимались профессионально. Он понял, что здесь обучали чему-то вроде китайского ушу. Главным, как он понял, был невысокий сухощавый кореец. Когда он проходил мимо занимающихся, они подобострастно кланялись ему, согнувшись пополам. Нерадивых кореец награждал ударами тонкой палки, которую всегда носил с собой. Иногда он сам демонстрировал выполнение наиболее сложных упражнений. Беркут, считавший ушу лишь красивыми танцами, должен был признать, что получалось у корейца неплохо.

Постепенно Беркут выздоравливал, приходил в себя, превращаясь в прежнего бойца – сильного, смелого, не боящегося смерти. При этом он наблюдал, как послушники выполняют сложные упражнения, похожие на танцы, и время от времени колотят руками и ногами по деревянным колодам, имитирующим противников. Все это скоро наскучило Беркуту. Он ощутил, что, выбравшись из ловушки, расставленной смертью, испытывает знакомое холодящее чувство, желание вновь бросить вызов Костлявой, помериться восстановленными силами с судьбой. А все то, что происходило вокруг, казалось ему скучным и ненужным.

Но вот однажды он увидел спарринг. Двое в белых кимоно танцевали друг напротив друга, совершая, по мнению Беркута, ненужные движения. Но потом все изменилось. Они сошлись в схватке и стали наносить смертельные хлесткие удары, ставить жесткие блоки. В конце концов один из них упал без сознания, со сломанной рукой и лицом, превращенным в кровавое месиво. Это зрелище заставило Беркута изменить свое отношение к месту, где он находился.

Когда он окончательно поправился, его перевели в другое, похожее на барак, помещение, в котором жили десять человек. С ним никто не пытался заговорить и вступить в контакт. И он не лез ни к кому с откровениями. Беркут также заметил, что между собою обитатели барака тоже не особо общались. Он видел, что над всем здесь царит страх и что эти люди боятся лишний раз распускать языки. Да и сил у них для этого не оставалось после изнурительных тренировок. Они были измучены, на лице и теле были видны следы побоев. По всей видимости, все они попали сюда не по своей воле; но Беркут не был таким дураком, чтобы расспрашивать кого бы то ни было об этом.

В то первое свое утро в бараке он проснулся от сильного тычка в бок. Над его деревянным, прикрытым тонким матрацем ложем стоял коренастый крепыш, похожий на киргиза.

– Вставай! – приказал тот грубо по-русски, но с сильным акцентом. – Ты сегодня работаешь на огороде.

Последовал еще один удар бамбуковой палкой. На этот раз удар пришелся по голени. Киргиз знал болевые точки и делал все со знанием дела.

Беркут поднялся и оглядел пустой барак. А потом послал крепыша туда, куда обычно посылают в таких случаях.

– Не хочешь подчиняться? – удивленно произнес киргиз и замахнулся палкой.

В следующую секунду крепыш отлетел в одну сторону, а палка – в другую. Удивление на лице киргиза сменила злость, и он кинулся на Беркута с кулаками. Тот, недолго думая, ушел от одного удара, потом блокировал другой и затем мощным ударом пробил тугие мышцы пресса крепыша и, перехватив того за туловище, опрокинул на землю. Минуту надсмотрщик пролежал без сознания, потом с трудом отполз от Беркута и бросился из барака, что-то выкрикивая на родном языке.