Владимир Боголюбово Суздаль Юрьев-Польской - Николай Воронин

И естественно, что и изысканный драгоценный резной убор храма столь же органически слит с его изумительной по красоте архитектурой. Если в первоначальном Успенском соборе он был, как мы видели, очень немногосложным, то здесь он необычайно развился. Он подобен лежащей на стенах драгоценной и тяжелой, затканной выпуклыми изображениями ткани, отороченной по краям пышной узорчатой «бахромой» колончатого пояса. Однако, создавая этот резной наряд храма, его зодчие не потеряли чувства меры: ясные конструктивные линии пилястр сильно и спокойно прорезают скульптурный ковер, упорядочивая его и подчиняя его архитектуре.

Обращаясь к рассмотрению рельефов, следует помнить, что они сильно пострадали за многовековую жизнь памятника, вызвав многочисленные замены новыми рельефами и иное расположение древних. В связи с этим следует сказать о несуществующих древних частях здания, отломанных «реставраторами» Николая I и известных нам по старым рисункам. Собор был окружен с трех сторон закрытыми галереями, достигавшими колончатого пояса, а западные трети его боковых фасадов прикрывали на всю высоту вводившие на хоры пристройки (илл. 31). Симметрично поставленные лестничные башни выступали по сторонам западного фасада, подобно охранявшим вход крепостным вежам; это сходство усиливалось их первоначально шатровыми золочеными покрытиями. В то же время эти башни явно напоминали могучие лестничные башни на углах галерей киевского Софийского собора, образ которого и теперь жил в сознании князя и его зодчих, взывая к соревнованию. Вторые, восточные звенья пристроек служили переходом к арочным проемам, вводившим на хоры. Эти пристройки были также украшены резным камнем. К северу и югу от собора шли новые звенья переходов, связывавшие его с крыльями дворцовых зданий, в ансамбле которых дворцовому храму принадлежало центральное место. Устроенная над галереями в позднейшее время кровля сильно повредила пояс и особенно резные фигуры святых меж колонок. Верхние окна были частью заложены, частью растесаны. Только в наше время ученые смогли установить и выделить эти доделки и подделки и понять, что существующее здание собора было частью сложного архитектурного целого. Таким образом, оказывается, что строительство собора велось очень странным, с нашей точки зрения, способом. Сначала возводился самый храм в том виде, как мы его видим теперь, очень продуманно украшенный со всех сторон, хотя было ясно, что его пояс скроет галерея, что резьба западных членений боковых фасадов будет закрыта башнями переходов, которые также входили в замысел постройки как необходимые части, осуществлявшие связь с хорами. Видимо, такая организация строительства была вызвана какими-то неясными нам особенностями разделения труда внутри корпорации строителей, которые отделывали «начисто» и целиком каждую часть ансамбля вне зависимости от ее немедленной обстройки. С этой любопытной чертой средневековой архитектурной практики мы встретимся снова в Боголюбове.

24. Портал Димитриевского собора

25. Львы. Рельеф в пяте арки Димитриевского собора

26–27. Пояс северной стены Димитриевского собора

28–29. Детали фасадов Димитриевского собора

Сломка николаевскими «реставраторами» древних башен и галерей ослабила конструкцию собора. Появились грозные признаки разрушения: лопнули его паруса и подпружные арки, началось расслоение столбов под хорами и западной стены. И только многолетним и самоотверженным трудом архитектора-реставратора, старого владимирца А. В. Столетова, памятнику была возвращена жизнь.

Резной убор собора кажется одинаковым на всех трех его фасадах; лишь на восточном он скромнее — здесь только пояс колонок протянут по верху расчлененных тонкими полуколонками апсид, а вместо фигурок святых в него вставлены плоские орнаментальные рельефы. Сразу же отметим главные группы поздних рельефов. Их, в общем, сравнительно немного. На южном фасаде к ним относится, например, композиция Крещения в западной закомаре. В аркатурном поясе большинство фигур святых — поздние; они отличаются от древних либо своей плоскостностью (на западном фасаде), либо наивной грубоватостью (на северном фасаде).

В центральных закомарах фасадов трижды помещена прекрасно исполненная фигура библейского царя-псалмопевца и пророка Давида. Положение и величина фигуры говорят о ее ключевом значении в декоративной системе фасада. Вокруг нее и ниже расположены отдельные рельефы, по существу, не связанные с фигурой Давида. Ряды растительных мотивов чередуются с рядами чудищ, зверей, птиц, скачущих всадников, святых и агелов. Самый состав рельефов очень интересен — из 566 резных камней трех фасадов (кроме пояса) только 46 изображений христианского характера. Они тонут во множестве фантастических и сказочных образов: основную массу рельефов (470) составляют изображения растений, птиц и зверей. Есть несколько сцен борьбы зверей и грифонов, охоты и пр. Поэтому смысл резного убора храма не может быть полностью разъяснен, исходя из церковных песнопений и текстов.

В этом плане высказывалось много гипотез. Предполагали, что рельефы иллюстрируют текст псалма Давида «всякое дыхание да хвалит господа», но среди рельефов слишком много грозных хищников, воинственных всадников, сцен борьбы и кровопролития, далеких от идиллического характера псалма. Другие ученые считали, что рельефы представляют «собор всей твари» и передают образы зверей, как они «задуманы» богом, но среди них кишат чудища, едва ли делающие честь замыслам божества. Третьи разгадывали каменный ребус Димитриевского собора как отражение космогонических представлений типа «Голубиной книги» или «Беседы трех святителей» — книг, отвергнутых господствующей церковью; но на стенах княжеского собора эта вольность была едва ли допустима. Собор стоял за стеной детинца, и его замысловатый убор не был рассчитан на обозрение народа.

30. Голубь на кресте Димитриевского собора

31. Димитриевский собор до реставрации XIX в. (Рисунок начала XIX в.)

Самый мир звериных образов или странных чудищ — полусобак-полуптиц, двухголовых зверей и пр., — вызывавший, несомненно, интерес горожан, был особенно знаком и понятен феодальной знати. В древнерусской литературе феодальные герои-князья часто сравнивались со львом или барсом, крокодилом или орлом; в сокровищницах храмов и княжеском быте изобиловали украшенные фантастическим зверьем драгоценные изделия русских и зарубежных мастеров, парадные одежды из византийских и восточных тканей со звериной орнаментикой. Собор выглядел как могущественный феодальный владыка в пышной одежде, затканной невиданными чудищами. Торжественный ритм архитектуры собора отличен от высотной устремленности Успенского собора 1158–1160 годов. Здесь это величавое «восхождение»; видимо, так спокойно и властно двигался «великий Всеволод», поднимаясь в тяжелых драгоценных облачениях по «степеням» своего «стола» во время дворцовых церемоний. Эту аналогию усиливал резной убор храма. Он разрешал главным образом эту идейно-декоративную задачу. В нем отразились прежде всего вкусы феодальной знати, причудливо сплавленные с элементами церковной символики. Весьма вероятно, что именно потому, что в уборе княжеского храма с такой силой проявилось светское начало и роскошная резьба резко отличала его от строгого епископского Успенского собора, — летописец-церковник и обошел молчанием постройку дворцового собора Всеволода III.

Только в резьбе колончатого пояса церковная тема прозвучала в полную силу. Здесь меж колонок была размещена целая галерея изображений святых. Их живописным прообразом была виденная нами фресковая роспись пояса андреевского Успенского собора. К сожалению, большинство этих фигур заменено позднейшими рельефами. Подлинные скульптуры сохранились полностью лишь в западном членении северного фасада (илл. 28). Они отличаются прекрасным стилем, их головы имеют характерный «параболический» профиль, строга и единообразна разделка одежд и деталей. Среди этих фигур представлены и первые русские святые-феодалы — князья Борис и Глеб. Весьма вероятно, что фигуры пояса образовали грандиозный деисусный чин, в котором видное место занимали русские «небожители» и святые патроны владимирской династии.

Особого внимания заслуживают две крупные скульптурные композиции. Одна помещена в восточной закомаре южного фасада — это сцена «Вознесения Александра Македонского» из популярной средневековой повести «Александрии» (илл. 29). Александр сидит в корзине, к которой привязаны крылатые чудища-грифоны; он держит в поднятых руках маленьких львят — приманку, к которой тянутся грифоны и влекут царя кверху. Над головой Александра две птицы в очень живо переданном резчиком движении полета и удивления. Эта фантастическая тема понималась в древности как символ прославления царской власти, ее апофеоз и хорошо отвечала общей идее образа дворцового собора Всеволода III.