Междумир - Нил Шустерман

Мэри, Королева Сопляков

Глава 7

Места, которые не умирают

Есть места, которые не умирают. Проходит время, живой мир, согласно самой природе своей, движется дальше, а они застывают в вечности и неизменности. Мальчик, которого теперь звали Любистком, много лет назад имел счастье наткнуться на такое место — роскошный зелёный горный лес, который в своё время служил источником вдохновения для поэтов; лес, исполненный такого тепла и красоты, что под его густым кровом было сделано и принято немало предложений руки и сердца; лес, в котором даже самые заскорузлые пуритане забывали свою надменную сдержанность, поддавались неистовой радости и пускались в пляс среди деревьев, зная при этом, что за подобное поведение их могли обвинить в колдовстве.

Лес был так напоён жизнью, что когда он состарился и вредоносные насекомые забрали жизнь из коры и ветвей его деревьев, он не умер. Лес перешёл.

Он продолжал свою жизнь, но не в мире живых, а в Междумире. Здесь он пребудет вечно зелёным, лишь едва тронутым золотом осени, каким его хотели бы видеть поэты и каким бы они видели его, если бы не ушли туда, куда уходят все.

Так что, можно сказать, Междумир — это всё-таки небесное царство. Пусть не для людей, но хотя бы для тех мест, что заслуживают остаться в вечности.

Этих островов неизменности мало, они встречаются лишь изредка в кипучем, постоянно меняющемся мире живых. В Нью-Йорке тоже есть такие места, и самое великое из них находится на южной оконечности Манхэттена. Это два серых брата позеленевшей статуи, возвышающейся над заливом. Башни нашли свои небеса. Теперь они — часть Междумира; они прочно и навсегда застыли в нём, удерживаемые памятью скорбящего человечества и данью уважения тем душам, что ушли отсюда туда, куда уходят все, в тот чёрный сентябрьский день.

Трое детей в молчании приближались к великим башням-близнецам. Однако они увидели там то, чего совсем не ожидали увидеть.

Здесь было множество детей. Десятки Послесветов наводняли широкую мраморную площадь и играли в самые разные игры: классики, пятнашки, прятки… Некоторые были одеты так же, как Алли — в джинсы и майки, другие — более парадно, ещё большее число детей носило одежду времён Любистка — грубую и не очень удобную. Но были здесь и ребята в кричаще-ярких цветах семидесятых и с соответствующими пышными лохмами на головах.

Поскольку трое наших друзей стояли не на самой площади, а за её краем, их пока ещё никто не заметил.

Алли и Ник даже слегка побаивались ступить на площадь, как будто, совершив этот шаг, они снова перейдут в какой-то другой мир. Наши герои стояли там так долго, что погрузились в землю до щиколоток, и это несмотря на то, что на ногах у них были землеступы.

Любисток, не зная истории этого места, подобных чувств не испытывал и потому ему не терпелось двигаться дальше.

— Ну, чего вы застыли?

Ник и Алли переглянулись, а затем сделали шаг вперёд — на прочный мрамор площади, которой больше не существовало. После этого первого шага дело пошло легче. Странновато было ощущать под ногами солидное, твёрдое покрытие; к тому же мёртвое пятно отличалось очень большими размерами, и это тоже было непривычно.

Первыми их увидели девочки, прыгающие через двойную скакалку.

— Привет! — окликнула их чёрная девочка в серо-коричневом платье и со множеством косичек на голове. — Вы Зелёныши?

При этом она безостановочно крутила обе скакалки. Её напарница, выглядящая довольно нелепо в своей пижаме, разрисованной плюшевыми мишками, тоже крутила, как заведённая. Остальные девочки ловко залетали и вылетали из-под постоянно вращающихся прыгалок. Правда, одна из них даже вышла из игры, чтобы как следует рассмотреть новоприбывших. На девочке был сверкающий серебряными блёстками топик и джинсы, до того тесные, что её ноги походили на туго перетянутые колбаски. Она смерила Алли взглядом. Негламурный наряд новоприбывшей её не впечатлил.

— Это что — сейчас такое носят?

— Ну да, по большей части.

Девочка в тесных джинсах перевела взгляд на Любистка, заинтересовавшись и его одеждой тоже.

— Ты не Зелёныш.

— С чего ты взяла? — оскорбился Любисток.

— В городе он новичок, — пояснила Алли. — Перешёл, должно быть, уже довольно давно, но всё равно, можно сказать, он ещё Зелёныш.

Мимо них просвистел большой мяч, за которым неслась орава малышей. Мяч улетел с площади и угодил на улицу, полную живых людей.

— Держи его! — закричал один из малявок. — А то сейчас уйдёт в землю!

Другой сорванец кинулся в гущу несущихся по улице автомобилей и схватил мяч, уже начавший просачиваться сквозь асфальт. На мальчишку налетели два такси и автобус, но он не обратил на них ни малейшего внимания, пронизал собой багажник такси и как ни в чём не бывало побежал обратно, к мраморной площади.

— Помнишь, чему тебя мама учила? — обратилась к Алли девочка с косичками. — Насчёт того, что нельзя выскакивать на мостовую под колёса транспорта? Ну так вот, здесь на это можно начихать.

— Кто тут у вас главный? — осведомился Ник.

— Мэри, — ответила Косичка. — Вам надо к ней. Она обожает Зелёнышей. — И, помолчав, добавила: — Мы все когда-то были Зелёнышами.

Ник тронул Алли за плечо:

— Смотри!

Теперь почти все ребята, находившиеся на площади, заметили новоприбывших.

Многие прекратили играть и уставились на чужаков, не совсем уверенные, что делать. Из толпы выступила девушка с длинными белокурыми волосами, спускающимися чуть ли не до самых пяток. На ней была цветастая рубашка и брюки с такими обширными клешами, что они тянулись за ней по земле, словно шлейф свадебного платья. Хиппи из 60-х годов. Без сомнения.

— Только не говори мне, что тебя зовут Саммер и тебе бы хотелось знать, кайфовые мы или нет[15].

— Меня зовут Мидоу[16], и я больше не говорю «кайфовый». Надоело, что надо мной вечно стебутся.

— Тебе прямо жизненно необходимо оскорблять каждого встречного? — прошипел Ник, обращаясь к Алли, и повернулся к Мидоу. — Меня зовут Ник. Это Любисток. А эта невоспитанная девица — Алли.

— Я не невоспитанная! — возмутилась та. — Я непосредственная. Пыталась пошутить. Существенная разница.

— Да фиг с ним, — отмахнулась Мидоу. Грубо. Уж лучше бы она продолжала говорить «кайфовый». — Пошли, отведу вас к Мэри. — Тут она опустила взгляд. — Это что за стрёмные штуки у вас на ногах?

Они тоже посмотрели на плетёнки из веточек и стеблей травы, торчащие из-под подошв их башмаков.

— Землеступы, — пояснил Ник. — Наподобие снегоступов. Чтобы не проваливаться сквозь землю. Понимаешь?

— Хм. Клёво, — заценила Мидоу. — Но они вам больше не понадобятся.

Друзья сняли землеступы и пошли вслед за Мидоу через площадь по направлению к башне номер один. Проводив их взглядами, ребятня вернулась к своим играм.

В центре площади бил фонтан, и когда они проходили мимо, Мидоу обернулась.

— Не хотите загадать желание? — спросила она. На дне фонтана под толщей мерцающей воды посверкивало множество монеток.

— Что-то не хочется, — ответила Алли.

— Мэри говорит, что каждый Зелёныш, пришедший сюда, должен загадать желание.

Ник уже шарил в кармане.

— У меня нет монетки, — сказала Алли.

Мидоу лишь тонко улыбнулась.

— Конечно, есть.

Чтобы доказать обратное, Алли вывернула карманы:

— Убедилась?

— А в задних ты смотрела?

Алли вздохнула и порылась в задних карманах, заранее зная, что там пусто — она никогда ими не пользовалась. Тем больше она удивилась, когда обнаружила монетку. Даже хулиганьё Джонни-О не нашло её. Хотя, конечно, она тогда одарила их таким зверским взглядом, что они не отважились пощупать её зад.

— Чудеса, — протянула Алли, глядя на монетку.

— Ни фига. — Мидоу послала ей улыбку в духе любвеобильных хиппи. — Люди тратят столько бабок при жизни, что у каждого должна заваляться хотя бы одна монета после смерти.

— У меня тоже когда-то была монета, — уныло сказал Любисток. — Но её спёрли.

— А, да фиг с ним, всё равно — загадай желание, — отозвалась Мидоу. — Мэри говорит — у каждого желания есть шанс исполниться. Кроме одного.

Ник бросил в фонтан свою монету, Алли последовала его примеру. Она загадала желание — то же, что и все Зелёныши: снова стать живой. Это и было то единственное желание, которое никогда не исполнялось.

Как только их воплощённые в монетах желания присоединились ко всем прочим, лежащим на дне фонтана, Мидоу вновь повела их к башне номер один. Любисток, как заправский турист, задрал голову кверху, туда, где башни упирались в небо. Он напрочь отказывался опустить взгляд на грешную землю, и потому то и дело налетал на других ребят.