Народ, или Когда-то мы были дельфинами - Пратчетт Терри

Она выбралась наружу, в парное утро, полное птичьих песен. Большая часть «Джуди» была раскидана по тропе за спиной, а в голове билось одно: «Тропическая лихорадка».

Это такое особенное безумие, которое нападает на человека в жару. Про эту болезнь ей рассказал первый помощник Кокс – наверное, хотел напугать. Это на него похоже. «Моряки заболевают тропической лихорадкой, если на море слишком долго царит штиль, – сказал Кокс. – Тогда они смотрят за борт и видят не океан, а прохладные зеленые поля. Моряки прыгают в эти поля и тонут». Первый помощник Кокс рассказывал, что видел, как взрослые люди этакое проделывали. Спрыгнут на поросший ромашками луг и утонут, или, как выражался Кокс, утопнут. Небось сам их сталкивал.

Вот и она спрыгивает с борта корабля прямо в зеленые джунгли. Это было в чем-то противоположно безумию. Она была совершенно уверена, что она в своем уме, это мир сошел с ума. На тропе валялись мертвые тела. Ей и раньше приходилось видеть покойников, когда ее дядя сломал шею на охоте, и еще был тот ужасный случай с хлебоуборочной машиной. Она убедилась, что Кокчика среди этих мертвецов нету, и устыдилась своей радости. Она быстренько прочитала молитву над усопшими, побежала назад на корабль, и там ее стошнило.

Среди хаоса, царившего в некогда аккуратной каюте, она нашла свой ящичек с письменными принадлежностями. Примостила его на коленях, открыла, вытащила одну из пригласительных карточек с золотым обрезом, полученных на день рождения, и задумчиво уставилась на нее. Согласно книге о правилах хорошего тона (тоже подарок на день рождения), если девушка приглашает молодого человека в гости, при этом должна присутствовать дуэнья, а ей некого было попросить – разве что бедного капитана Робертса. Он настоящий капитан, а это чего-нибудь да стоит, но, к несчастью, он мертв. С другой стороны, в книге не сказано, что дуэнья обязательно должна быть живая – сказано только, что она должна присутствовать. Как бы там ни было, за койкой до сих пор спрятан острый мачете. С тех пор как на борту появился первый помощник Кокс, путешествие стало не слишком приятным.

Она посмотрела на покрытый одеялом предмет в углу. Под одеялом кто-то бормотал, не переставая. Нельзя снимать одеяло, а то он опять начнет ругаться. Некоторые из этих слов респектабельная молодая особа даже знать не должна. Впрочем, слова, значения которых она не знала, беспокоили ее еще больше.

Она знала, что несправедливо обошлась с мальчиком. Нельзя стрелять в людей, особенно если вы друг другу не представлены, а ведь порох оказался мокрым только волей Провидения. Она просто ударилась в панику, а ведь мальчик так тяжело работал, хороня этих несчастных в море. Но, по крайней мере, ее отец жив, он будет ее искать и найдет, хотя на островах Четвертого Воскресенья Великого Поста ему придется обыскать больше восьмисот мест.

Она обмакнула перо в чернила, вычеркнула адрес в верхней части карточки: «Правительственная резиденция, Порт-Мерсия» и аккуратно вписала пониже: «Развалины “Милой Джуди”».

Пришлось внести и другие изменения. Создатель этих карточек явно не предполагал возможности приглашать в гости человека, имени которого ты не знаешь, который живет на пляже, практически неодет и почти наверняка не умеет читать. Но она постаралась заполнить обе стороны карточки[6], а потом подписалась: «Эрминтруда Фэншоу (достопочтенная мисс)» и сразу пожалела об этом, особенно насчет Эрминтруды.

Потом надела большой клеенчатый плащ, принадлежавший бедному капитану Робертсу, засунула в карман последнее манго, взяла саблю, сняла с крюка лампу и вышла в ночь.

Мау проснулся. В голове раздавались вопли Дедушек. Костер превратился в алую светящуюся кучу.

– ВОССТАНОВИ ЯКОРЯ БОГОВ! КТО ОХРАНЯЕТ НАРОД? ГДЕ НАШЕ ПИВО?

«Не знаю, – подумал Мау, глядя на небо. – Пиво делали женщины. Я не умею его делать».

Он же не может пойти в Женскую деревню. Он уже там был – заглядывал, хотя мужчинам туда нельзя, а женщинам нельзя в долину Дедушек. Случись такое, это был бы конец всему, настолько эти правила важны.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Мау моргнул. Все уже и так кончилось, куда же больше? Людей больше нет, так какие могут быть правила? Правила же не могут сами по себе плавать в воздухе!

Он встал и заметил золотой блеск. В обломок дерева был всунут белый прямоугольник, а на песке опять отпечатались ступни без пальцев. Рядом с обломком дерева лежало очередное манго.

Она тут ходит украдкой, пока я сплю!

На белом прямоугольнике были бессмысленные значки, зато на обратной стороне – картинки. Мау знал, что такое послания, и разгадать это послание оказалось нетрудно.

«Когда солнце будет как раз над последним деревом, оставшимся на островке Малый Народ, ты должен бросить копье в большое разбитое каноэ», – произнес он вслух. В этом не было никакого смысла, и в призрачной девчонке – тоже. Но она дала ему штуку, которая делает искры, хоть и очень боялась. Он тоже боялся. Что полагается делать с девчонками? Мальчикам следует держаться от них подальше, но он слыхал, что мужчины получают на этот счет другие инструкции.

А что до Дедушек и якорей богов, их он вообще не видел. Это были большие камни, но волне оказалось все равно. Знают ли боги? Может, их тоже смыло? Это слишком сложные вопросы, о них трудно думать. Пиво проще, но ненамного.

Пиво делали женщины, и Мау знал, что перед пещерой Дедушек стоит большая чаша, куда ежедневно возливается жертвенное пиво. Он это знал, просто хранил этот факт у себя в голове, но теперь у него начали возникать вопросы. Зачем мертвым пиво? Ведь оно… протечет насквозь? А если не они его пьют, то кто? И не будет ли у него неприятностей просто за то, что такие вопросы приходят ему в голову?

Неприятностей – от кого?

Он вспомнил, как ходил в Женскую деревню, когда был совсем маленький. Лет с семи или с восьми его там уже не привечали. Женщины отгоняли его или прекращали свои занятия и сверлили его взглядом, дожидаясь, чтобы он ушел. Особенно старухи. Они умели так посмотреть, что тебе страшно хотелось очутиться где-нибудь в другом месте. Один старший мальчик сказал ему, что старухи знают волшебные слова, от которых у мальчика может отвалиться набабука. После этого Мау держался подальше от Женской деревни, и она стала для него как луна: он знал, где она, но даже не думал о том, чтобы там оказаться.

Ну что же, старух больше нет. Мау об этом пожалел. Теперь он может делать что угодно, и его никто не остановит. Об этом он тоже пожалел.

Тропа к Женской деревне ответвлялась от тропы, ведущей в лес, шла под гору к юго-востоку и вниз, к узкому руслу, проточенному дождями. В конце тропы стояли два больших камня, выше человеческого роста, заляпанные красной краской. Это был единственный вход – тогда, когда еще существовали правила. Мау отодвинул куст терновника у входа и пролез внутрь.

Вот она, деревня, круглая чаша долины, наполненная солнечным светом. Плотно стоящие деревья загораживали ее от ветра, а кусты терна и можжевельника, растущие между ними, сплелись так тесно, что в долину никто не проник бы – разве что змея. Сегодня у долины был такой вид, словно она уснула. Мау слышал море, но словно где-то очень далеко. Журчал ручеек, который стекал тоненькой струйкой со скалы с одной стороны чаши, наполнял углубление, служившее местом для купания, и терялся среди садов.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Народ растил главный урожай на большом поле. Там можно было найти ахаро, табор, бумеранговый горох и черную кукурузу. Там мужчины растили то, без чего нельзя было жить.

В садах Женской деревни женщины растили то, что делало жизнь приятной, сносной и более продолжительной: пряности, фрукты, жевательные корни. Женщины умели сделать так, чтобы зерна и овощи были крупнее или вкуснее. Женщины выкапывали или выменивали растения и приносили сюда. Они знали секреты семян, стручков и всякого такого. Здесь они выращивали розовые бананы, необыкновенные овощные бананы и ямс, в том числе прыгучий ямс. Еще они растили здесь лекарственные растения. И детей.