Елизавета I - Эвелин Энтони

Она скучала по Роберту и в этот день, когда жара не позволяла ни пойти на прогулку, ни выйти на забитую народом галерею до вечера. Однако после ужина она облачилась в длинное платье из лёгкого белого шёлка, на лифе и рукавах которого сверкали матовые жемчужины, распустила волосы по плечам, а на лоб надела узкую диадему, усыпанную алмазами.

Когда она выходила на галерею, шедшие впереди герольды кричали: «Дорогу её королевскому величеству! Дорогу королеве!»

Ещё не появившись на галерее, она знала, что к ней сейчас проталкивается Роберт Дадли. Он всегда проталкивается вперёд, всегда желает быть на виду, подумалось ей, но она относилась к этим отлично ей известным чертам его характера снисходительно. Он честолюбив и изворотлив, но эти черты и определяют его личность; именно благодаря им у него острые глаза охотника, порывистые движения, неистощимая энергия; ему было присуще неутолимое желание брать от жизни всё, что она может дать, а добыча, которая слепит всех мужчин, — это она, Елизавета. Лишь Роберт, внук смекалистого стряпчего, в жилах которого нет и капли по-настоящему благородной крови, может осмелиться попытаться завоевать этот приз, опередив августейших соперников со всей Европы.

   — Госпожа, наконец-то! Это был не только самый жаркий день в году, но и самый длинный — из-за того, что здесь не было тебя!

Елизавета протянула ему руку для поцелуя и лукаво вонзила ногти в его пальцы из-за того, что он слишком долго удерживал её у своих губ. И тем не менее она улыбалась, её чёрные глаза сияли; скука, не дававшая ей покоя весь день, исчезла без следа. Если не считать лорд-адмирала, Дадли был единственным мужчиной, встречи с которым она заранее предвкушала с радостным волнением, а встречаясь, каждый раз смотрела на него будто новыми глазами. Её окружала толпа придворных, которые бормотали какие-то комплименты; полдюжины мужчин, задыхаясь в своих лучших костюмах из шёлка и бархата, пытались привлечь её внимание, но лишь Дадли удалось подладиться к её шагу и усадить возле открытого окна.

   — Боже праведный, Роберт, мне кажется, я побывала в одной из печек на моей кухне! А по твоему лицу пот льётся в три ручья, а воротник-то — хоть выжимай!

   — Ты всё такая же: выглядишь как богиня, а говоришь как конюх, — ухмыльнулся Дадли. — Впрочем, такой ты была всегда, моя обожаемая леди. Помнится, в детстве как-то раз меня выдрали так, что я целую неделю не мог сидеть, а всё потому, что с твоих уст слетели некие бранные слова, и мой отец решил, что ты подхватила их у меня!

   — Скорее всего, дело обстояло как раз наоборот, — рассмеялась Елизавета. — Ты всё вспоминаешь, каким я была сорванцом, а разве тебе не известно, что мой учитель называл меня самой образованной принцессой во всей Европе?

   — Ну да, ты ругаешься по-древнегречески лучше, чем большая часть твоих подданных говорит на родном языке, — ответил Дадли. — Никто не знает, чего от тебя можно ожидать, госпожа, и в этом отчасти и заключается твой шарм. Дала ли ты сегодня ещё одну оплеуху бедной Кэт Дакр?

   — Бедная Кэт Дакр теперь предана мне по гроб жизни, так что оплеуха, должно быть, пошла ей на пользу. Думаю, другие могут удостоиться того же, если не поостерегутся.

   — Надеюсь, я не в их числе?

   — Нет. — Елизавета откинулась назад и стала лениво обмахиваться веером. — Ты, мой Роберт, не в их числе. Только очень глупая женщина может ударить тебя, надеясь на то, что ты слишком джентльмен, чтобы отплатить ей той же монетой. Если мне, Боже упаси, придётся нанести тебе удар, он поневоле должен будет стать смертельным.

Он засмеялся, отнял у неё веер и начал её обмахивать:

   — Позволь мне дать тебе немного прохлады, госпожа, и насколько возможно оттянуть этот удар.

   — Сейчас остудишь, потом разгорячишь, — негромко проговорила она, пристально глядя на него. — Знаем мы вас, милорд Дадли. Будь осторожен; вокруг все следят за нами.

   — Знаю; и клянут меня на чём свет стоит, потому что не оказались на моём месте.

   — Как далеко ты готов зайти в своём безрассудстве? — внезапно спросила она. — Ты знаешь, что Сассекс пришёл ко мне и от имени государственного совета потребовал удалить тебя от двора?

На секунду веер в руках Дадли замер, а потом задвигался быстрее.

   — В связи с чем, госпожа?

   — В связи с тем, что ты навлекаешь на меня бесчестье, Роберт. Могу тебя заверить, он не стеснялся в выражениях.

   — Я тебя предупреждал: если я останусь с тобой, подобного не миновать, — ответил Дадли. — Тебе следовало отпустить меня, когда я просил об этом сам, а не ждать, пока меня выгонят твои советники.

   — Никто, — резко оборвала его Елизавета, — не выгонит тебя отсюда, кроме меня самой. Я велела милорду Сассексу попридержать язык и подучиться хорошим манерам, но он сказал ещё кое-что — полагаю, это и было истинной причиной его визита. Он сказал, что ты намерен оставить Эми. Это правда?

   — Да, — не колеблясь, ответил Дадли. — Если ты дашь мне разрешение, на следующей неделе я намерен отправиться в Норфолк.

   — И что же ты будешь делать, когда станешь холостяком? — Он положил веер ей на колени и оглянулся вокруг; галерея была забита народом.

   — Наедине я бы мог тебе объяснить, — ответил он, — но здесь за нами следит слишком много глаз. Не выйдешь ли ты со мной в парк, госпожа, — мне нужно столько тебе сказать...

   — Я могу взять с собой Кэт, — сказала Елизавета, — а когда мы отойдём от дворца подальше, я велю ей подождать.

По её знаку вперёд вышел герольд с жезлом, и по галерее снова пронеслось: «Дорогу её королевскому величеству! Дорогу!»

Елизавета двинулась вперёд между рядами мужчин и женщин, которые при её приближении кланялись и делали реверансы; время от времени она останавливалась, чтобы перекинуться словом с кем-то из них, а остальным улыбалась. Внезапно она остановилась возле Сассекса, который всё никак не мог забыть их стычки из-за Дадли, и протянула ему руку:

   — Милорд Дадли ведёт меня в парк подышать воздухом, — сказала она. — На лестнице я желала бы опереться на сильную руку мужчины из рода Сассексов. Прошу вас, милорд.

Это была особая честь; не обращая внимания на то, что по другую сторону от королевы стоит его враг, Сассекс поцеловал её руку и положил на свой рукав. Он провёл её до конца галереи, мимо часовых у выхода, и, спустившись по широкой дубовой лестнице, они оказались в Большом зале.

   — В последнее время я что-то мало вас вижу, — заметила Елизавета. — Вам не следует дуться на меня, забившись в угол, из-за того, что мы в чём-то не сошлись во мнениях, милорд. Я слишком вами дорожу, чтобы вы меня бросали.

От удовольствия, смешанного со смущением, Сассекс побагровел. Ему было не под силу понять, как женщина, которая несколько дней, а то и часов назад разила языком наповал, может несколькими словами излечить рану, которую сама нанесла, и при этом очень мило намекнуть, что её жертва сама во всём виновата.

   — Я полагал, вы не желаете меня видеть, — пробормотал он. — Я думал, ваше величество всё ещё на меня гневается.

   — Разве можно гневаться на друзей? — ответила Елизавета. — А мы с вами, милорд, дружим уже немало лет.

У выхода в сад она остановилась и обернулась к Сассексу:

   — Благодарю вас за поддержку. — Королева медленно улыбнулась ему, и он растроганно подумал, что ему ещё не доводилось видеть на женском лице более очаровательной улыбки. Она была наполнена симпатией и расположением, как будто он — единственный человек во всей Англии, которому Елизавета доверяет.

   — Всегда к вашим услугам, ваше величество. Отныне и до тех пор, пока эта рука не истлеет в могиле!

   — Знаю и благодарю за это Бога. — И бок о бок с Дадли она вышла в сад; за ними шла леди Дакр.

Они оставили леди Дакр сидеть на маленькой каменной скамеечке за живой изгородью из тиса, которая некогда служила оградой аптекарскому огороду кардинала Уолсея; леди Дакр посмотрела вслед королеве, чьё белое платье, рядом с которым сверкал золотым шитьём костюм Дадли, быстро расплылось в сгущавшейся темноте. Леди Дакр вздохнула: она знала, ждать придётся долго. Она недолюбливала лорда Дадли: он был на её вкус чересчур смуглым и выглядел слишком свирепо, а когда он смотрел на неё, в его сверкающих глазах мелькало нечто, весьма напоминающее презрение. Леди Дакр была кротким созданием; хотя она и боялась своей госпожи, но по-настоящему любила её и столь ревностно защищала её репутацию в кругу сплетниц-фрейлин, что это их удивляло. Королева была для неё воплощением мужества и самообладания — тех черт характера, которых, как знала леди Дакр, ей самой недостаёт. Возможно, такая сильная и уверенная в себе женщина, как королева, не страшится мужчин, подобно простым смертным. Возможно, она даже способна использовать их в своих интересах подобно тому, как они обычно используют женщин, не лишаясь при этом свободы и не теряя головы. Кэт Дакр всматривалась в полумрак летних сумерек до боли в глазах; должно быть, они ушли далеко — их голосов не слышно. Ну что ж, чем бы они там ни занимались, от неё, во всяком случае, ни Джейн Уорвик, ни леди Бедфорд ничего не узнают...