Нежное насилие - Мари Фишер

– Пожалуйста, съешь эту ножку сам.

– Merci, non![14] Не люблю женщин, которые жертвуют собой ради меня.

– О, тут я тебе не верю, – вырвалось у Катрин.

– Ты считаешь меня эгоистом?

– Да, – призналась она.

– Ладно, тогда больше не заставляю тебя упрашивать эгоиста. – И он взял ножку.

– Минутку! Я принесу тебе что-нибудь повязать на шею вместо салфетки.

Она вскочила, принесла чистое кухонное полотенце и прикрепила одним уголком к белому купальному халату, в котором он теперь сидел. Этот халат Катрин всегда готовила для него.

– К сожалению, нормальной полотняной салфетки у меня нет.

– Il n'y a pas de mal![15]

Она завороженно наблюдала за тем, как он обгладывает ножки одну за другой. В завершение он, пропитав соусом кусочки хлеба, проглотил и их.

Ей пришло в голову, что следует подать ему миску с теплой водой. И Катрин это сделала, встав при этом перед ним на колени. Он сполоснул руки, медленно наклонился и поцеловал ее, похвалив:

– Браво, девочка!

И хотя Жан-Поль разговаривал с ней, как с хорошо выдрессированной собачонкой, она бросила на него лучезарный взгляд.

– Я правильно придумала, да?

Он, изображая недовольство, нахмурил лоб.

– А где же тут кружок лимона?

Она на секунду растерялась, потом, поняв, что он всего лишь шутит, воскликнула:

– Паша несчастный!

Резко вскочив на ноги, она выплеснула воду из миски. «Паша» вытер руки и кинул ей полотенце. Катрин промокнула брызги на полу, отнесла миску и полотенце в кухню и вернулась с еще одной бутылкой вина, штопором и подносом. Пока она убирала со стола, он открыл бутылку, и к ее возвращению с кухни бокалы были уже наполнены. Она присела рядом с ним на кушетку.

– Можно, я все же погашу свет? – спросила она.

– Нет. Мне больше нравится, когда я тебя вижу. Любовь в темноте столь же мало привлекательна, как и трапеза без освещения.

– О! – только и вымолвила она, прильнув к нему.

Жан-Поль рассказал о запланированном им путешествии в Абруццы[16] и о том, что ему пришлось пережить но время последней поездки туда. Рассказчик он был замечательный, его можно было слушать часами.

И все же Катрин внезапно прервала его.

– Ты был прав!

– Я всегда прав, – с готовностью согласился он, – но почему ты сказала это именно сейчас?

– Мне так приятно смотреть на тебя.

Это признание ничуть его не смутило, он только улыбнулся.

– И причем совершенно бесплатно!

– Рассказывай дальше! А правда, что в Абруццах водятся волки?

– К сожалению, нет. Спортсмены-лыжники их всех извели.

– Тебе их действительно жаль?

– Да, ma petite. Всякий исчезающий вид фауны составляет потерю и для человечества, что совершенно естественно. Волк – красивое и умное животное, от него произошли все наши домашние собаки.

– Да, мне всегда это казалось странным. Молодых волков еще как-то можно приручить, это ясно. Но как превратить волка в мопса, пуделя или терьера – этого я не понимаю.

Он вдруг вскочил, так что Катрин, лишившись опоры, едва удержалась от падения.

– Что случилось? – спросила она. Жан-Поль начал нервно ходить по комнате.

– Едва не забыл: мой издатель ожидает от меня информацию. Сядь, пожалуйста, за пишущую машинку!

– Прямо сейчас? – вскрикнула она. – Нет, это невозможно!

Он перестал расхаживать по комнате и подошел к ней.

– Прости, что я вспомнил только теперь…

– В этом-то я ничего плохого не вижу, Жан-Поль. Просто сейчас я, как бы ни старалась, печатать не в состоянии. Слишком под хмельком.

– Ну, пожалуйста, попробуй хотя бы.

– Нет, бесполезно. Ты же знаешь, что с этой старой машинкой я вообще едва справляюсь.

В ее дюссельдорфской квартире была только механическая портативная пишущая машинка, а в Гильдене она привыкла работать на электронном принтере с дисплеем.

– Стоит мне попросить тебя об услуге, как ты отказываешься.

– Завтра рано утром, – пообещала она, – сразу же после завтрака я сделаю все, что в моих силах. Не говори только, что тогда будет уже слишком поздно.

– Вполне может случиться и так!

– Если это столь важно, почему бы тебе просто не позвонить по телефону?

– Есть такие договоренности, которые нужно излагать письменно.

Катрин почувствовала себя загнанной в угол, но она знала, что именно этого-то он и добивался. Жан-Поль хотел заставить ее напечатать проклятое письмо и тем самым представить ему доказательство ее любви. Она же находила это, с одной стороны, обидным: ведь он вырывал ее из состояния беззаботности и окрыленности. Но, с другой стороны, одновременно он и забавлял ее, и веселил.

– Ты как капризный мальчишка, – произнесла Катрин, – все должны делать то, что взбредет тебе в голову.

– Так ведь голова-то хорошая. – Он постучал кулаком по своему виску. – И это позволяет мне хорошо видеть реальное положение вещей.

– Ты в этом уверен? – спросила она. – Я хочу сказать: ты действительно убежден в том, что способен правильно оценивать окружающее?

Он помедлил с ответом.

– Насколько возможно – да.

– Значит, все же не всегда?

– Деточка моя дорогая, один умный человек как-то сказал – подожди минутку, я попытаюсь процитировать: «Попытка осмыслить Вселенную – одна из немногих вещей, которые возвышают человеческое существование со ступени фарса до уровня элегантности, присущей трагизму».

– Звучит весьма впечатляюще. Можешь повторить еще раз?

Он выполнил ее просьбу.

– И кому же принадлежит эта сентенция?

– Стивену Вейнбергу.

Катрин удивленно взглянула на него: имя ей ничего не говорило.

– Он был лауреатом Нобелевской премии по физике.

– А Эйнштейн утверждал: чем глубже человек проникает в тайны Вселенной, тем сильнее становится его вера в Бога.

– Умница моя маленькая! Кажется, не исключено, что оба великих физика имели в виду одно и то же.

В этот момент зазвонил телефон.

– Пусть звонит, – заметил он. – Наверняка кто-то не туда попал. Кому известно, что ты здесь?

– Это мои домашние, – ответила она, подбегая к столу и снимая трубку. – Да?

– Халло, мамочка! – Голос Даниэлы звучал издалека, очень устало и взволнованно. – Мне пришлось тебе позвонить, чтобы рассказать про театральное представление.

«Ей пришлось позвонить, – подумала Катрин, – значит, по собственному побуждению она бы этого не сделала. Или, может быть, она просто так забавно выразилась?»

– Ну, рассказывай, что там было, – сказала она вслух.

– Профессор Хиггинс – просто глупый старикашка. Ради такого ни одна уважающая себя девушка, конечно же, не стала бы ломать копья.

– А что же Элиза?