Кто живёт на чердаке? Сказки про домовых - Наталья Филимонова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наверное, больше всего он был похож на маленького мальчика – рыжего и вихрастого мальчишку лет десяти, одетого в обычные джинсы и слегка помятую рубашку навыпуск с закатанными до локтей рукавами. Вот только ростом он был едва по пояс Любе, а из буйных рыжих кудрей выглядывали небольшие аккуратные… рожки. Ну и ещё там, где у большинства рыжих мальчишек растут кроссовки, у Анчутки росли копытца. «Конечно, – подумала Люба, – чтобы носить кроссовки, нужны, как минимум, пятки…»
– А я думала, Анчутка – это девчачье имя, – шепнула она.
– Тссс! – шикнула на неё Нюся и опасливо покосилась на Анчутку – не услышал ли. – Есть дело! – страшным шёпотом сообщила она.
Нюсино «дело» Анчутке-коридорному не особенно понравилось.
– Вообще-то, – заявил он, – сводничество – не моя специальность!
– Зато пакости – твоя! Ну какая тебе разница! – возмутилась Нюся. – Ты же всё равно всё время этот лифт ломаешь. Люди застрянут – тебе, что ли, не радость?
– Ну…
В этот момент двери лифта разъехались – первый этаж. На лестничной клетке уже ждали Оксана Соколовская и Толик Мухин. Последний при виде Любы слегка вздрогнул, но ни Нюси, ни Анчутки в этот раз не увидел, как и Оксана. Как только Люба вышла, они оба зашли в лифт.
– Девятый, – сказала Оксана, не глядя на Толика.
– Шестой, – ответил тот и нажал кнопку.
Двери закрылись.
– Ну! – воскликнула Нюся и подтолкнула Анчутку к лифту.
Тот махнул рукой, исчез, а через несколько секунд лифт утробно заурчал и замер.
А ещё через минуту сквозь дверь лифта вылез довольный собой Анчутка-коридорный, отряхивая руки и улыбаясь от уха до уха.
– Я ещё её папки дёрнул. Они там сейчас вместе бумажки по полу собирают, – Анчутка заговорил тоненьким голосом, изображая Оксану: – «Ах, простите, ну что вы, будьте так любезны», – и всё такое…
– Отлично! – обрадовалась Нюся. – Подержи их там подольше, ага? Ну чтобы они познакомиться хотя бы успели.
– Не вопрос! – пожал плечами Анчутка.
Люба тем временем подошла к висящему на стене в подъезде объявлению о котятах, сняла его, скомкала и сунула в карман.
– Так-то лучше… Кстати, – у Любы был приступ бесстрашия, – а давай мы к ведьме в квартиру зайдём, пока она ушла! Тогда мы точно узнаем, ведьма она или нет. Ну у ведьмы же всё должно быть ведьмовское. Как в сказке у Бабы-яги. Травки там всякие, лягушки сушёные и всё такое… Котлы ещё, знаешь, такие здоровенные, чтобы разное зелье варить. Ну и метла, конечно. Или ступа, – тут Люба совсем воодушевилась: – А может!.. Может, у неё там заодно какая-нибудь шапка-невидимка найдётся… или волшебная палочка?!
– Ну это уж ты, положим, сказок начиталась, – снисходительно сказала Нюся.
Так или иначе, решение было принято, и подружки отправились исследовать квартиру старой ведьмы.
На первый взгляд квартира выглядела вполне обыкновенно. Ну разве что мебели в ней было маловато – в единственной комнате стояли только узкий диван, письменный стол и шкаф. Зато на столе, между письменными принадлежностями и какими-то папками, лежал – человеческий череп!
– Ой-ой, – испугалась Люба, – а я не верила ещё… Она из этого бедняги, наверное, суп сварила… ужас какой! Пойдём лучше отсюда подобру-поздорову, а?
– Нетушки, – решительно возразила Нюся. – Раз уж мы здесь, нужно всё посмотреть. Она же только что ушла, мы же сами видели! Пошли на кухню.
Кухня была тоже небольшая, зато очень чистая. О чёрном ремесле хозяйки здесь напоминали только несколько пучков трав, развешанных на гвоздиках. На плите стояла ещё тёплая кастрюля.
– Это, наверное, из того бедолаги суп и есть, – решила Люба, заглядывая под крышку. – Хм. А пахнет вкусно.
– А что это вы делаете тут? – неожиданно раздался тоненький и чуть дребезжащий голос из-за газовой плиты.
– М-мы? – Люба выронила крышку, и та с грохотом покатилась по полу.
А из-за плиты выбралась обладательница тоненького голоса – тощее существо неопределенного возраста, покрытое короткой клочковатой шерстью грязно-каштанового цвета, с крохотными чёрными глазками на сморщенном коричневом лице.
– О! – обрадовалась Нюся. – Местная, что ли? А я – Нюся!
– Местная, да, – шаркнуло ножкой существо. – Маруней звать.
– Так ты – тутошняя квартирная? – догадалась наконец Люба.
– Ну конечно, кто же ещё, – проворчала Нюся. – Так ты нам всё и расскажешь. Рассказывай давай! Хозяйка у тебя – ведьма?
– Сама ты ведьма, – обиделась Маруня.
– Нет, ну а чё? Ты вон явно не благоденствуешь. Так что уж всё рассказывай! Общественность сгорает от любопытства. Много она народу со свету сжила?
– Никого она не сживала! Она добрая, только несчастная очень, одинокая потому что. Потому и я не благоденствую. Какой уж тут лад в семье, когда семьи-то уже никакой и нет. Я её всю жизнь знаю, ещё из прежнего дома с ней переехала, – никого она со свету не сживала, вот! А ещё, – шёпотом добавила Маруня, – мне иногда кажется, что она меня видит. Я уж из-за плиты и не выхожу почти.
– А если увидит, – Люба тоже заговорила шёпотом, – что тогда будет?
– Ничего не будет, – Маруня пожала плечами. – Просто не полагается. Уж мы-то из старых домовых, мы знаем, что полагается, – тут она уничтожающе посмотрела на Нюсю, на что та тоже, в свою очередь, пожала плечами и отвернулась с отсутствующим видом.
– А почему она одинокая? – уточнила Люба. Ей всё-таки не верилось, что черепа на письменных столах просто так случаются. – К ней что, никто не приходит?
– Ну студенты иногда приходят…
– Студенты? – удивилась Люба.
– Студенты-студенты, – послышался голос от дверного проема.
– Ой! – пискнула Маруня и мгновенно исчезла за газовой плитой.
Люба и Нюся одновременно обернулись и увидели в дверях кухни старую ведьму собственной персоной.
Она и в самом деле слегка походила на киношную Бабу-ягу: старая-престарая, с покрытым морщинами лицом и слегка крючковатым носом. А вот глаза у неё были совсем молодые: серо-зелёные, ясные и весёлые. И ещё она, в отличие от Бабы-яги, не была сгорблена и, хоть опиралась на длинную палку, держалась необыкновенно прямо.
– Ну раз уж ты ко мне в квартиру вломилась, то давай рассказывай, зачем пришла, – буднично сказала старушка. – А я пока чаю заварю. Суп будешь?
– Н-нет… – пробормотала Люба, а потом вдруг неожиданно для самой себя выпалила: – А вы – ведьма?
– Ведьма? – удивилась старушка, набирая воду в чайник. – Да вроде бы нет. Откуда ты это взяла?
– Это… соседка ваша так сказала. Через стенку. Которой вы в эту стенку стучите.
– А-а-а, – засмеялась старушка, – ну так я про неё то же самое могу сказать. Она музыку после полуночи включает так, что хоть на стенку лезь. Вот я ей и стучу. Меня Аделаида Семёновна зовут, кстати.
– А я – Люба…
– А твою зелёную подружку как зовут? – хитро прищурилась Аделаида Семёновна.
– Я Нюся, – буркнула Нюся, покрываясь лиловыми пятнами от обиды. – Можно и меня спросить, раз уж видите.
– Ну откуда же мне знать, милая, может, ты стеснительная. Вот у меня за плитой тоже кто-то живёт, а выйти всё стесняется.
– Ничего я не стесняюсь, – сварливо продребезжала Маруня, не показываясь, тем не менее, из-за плиты. – Не положено нам!
– Ну не положено – так не положено, – спокойно сказала Аделаида Семёновна, извлекая из шкафчика тоненькие фарфоровые чашечки с золотым краем и розами на боках. – А мы чай пить будем. С молоком и с малиновым вареньем! А ты, если захочешь, присоединяйся.
Чай пили всё-таки втроём.
Аделаида Семёновна не была ведьмой. Она была хирургом, когда-то – одним из лучших докторов страны. Медицина была всей её жизнью. Много лет назад её единственный сын разбился в автокатастрофе. После этой трагедии Аделаида Семёновна, чтобы продолжать жить, с головой ушла в работу. И даже тогда, когда годы начали брать своё и пришлось оставить хирургическую практику, она категорически не захотела сидеть дома. Она решила преподавать в медицинской академии. Её, легендарного хирурга, взяли туда с радостью, и теперь три дня в неделю она передавала студентам свой бесценный опыт.
А в позапрошлом году умер от старости и её муж. Тогда все соседи принялись жалеть Аделаиду Семёновну. Всё время теперь она слышала шепоток за спиной, кто-то цокал языком ей вслед, иногда стали захаживать в гости соседки – без какого-то особенного дела, просто так. При этом они как-то жадно заглядывали ей в глаза, выискивая следы душевных ран, о которых можно будет потрепаться потом с кумушками на лавочке.
Аделаида Семёновна очень не любила, когда её жалели. Поэтому она продала свой старый дом и купила маленькую квартирку в новой многоэтажке, где её никто не знал. И в гости к ней приходили, изредка, только студенты – уточнить что-нибудь насчёт дипломной работы. Всё своё свободное время Аделаида Семёновна читала книги или писала большую научную работу.