Мальчик из спичечной коробки - Эрих Кестнер

Максик отчаянно замотал головой и прошептал: - Я такой противный! Хуже жирафа! - Так какой же рост тебя устроит? - спросил волшебник. - Только подумай как следует. - Я с самого начала знал, чего хочу, - ответил Максик сокрушённо. - Но потом меня разобрало любопытство. А теперь я готов самому себе влепить хорошую оплеуху. - Какого же роста ты хочешь быть? - настаивал Бородач. - А то всё ходишь вокруг да около. - Ах! - тяжело вздохнул Максик. - Ах, господин волшебник, я хотел бы стать таким же, как все мальчишки моего возраста! Не выше и не ниже, не толще и не тоньше. Я не хочу быть чудом вроде редкой почтовой марки или трёхгорбого верблюда. И не хочу быть смелее или трусливее, глупее или умнее и... - Ну хорошо, хорошо, - проворчал волшебник и взял в руки красный пузырёк и ложку. - Значит, ты хочешь быть обыкновенным шалопаем? Нет ничего проще. Открой рот! Максик - двухсполовинометровый великан - послушно раскрыл пасть и проглотил густую красную микстуру. И даже облизал ложку. В ушах его сразу засвистело и загремело. Голова разболелась. Сердце бешено колотилось. Пёстрые круги завертелись в глазах, как фейерверк. И вдруг наступила тишина. - Посмотри в зеркало! - приказал волшебник. Сначала Максик струсил. Потом осторожно приподнял веки на два миллиметра. Потом вытаращил глаза, соскочил со стула и с радостным криком вскинул вверх руки. - Да! - орал он во всю глотку. - Да! Да! Да!

А в зеркале какой-то мальчишка размахивал руками. Это был очень симпатичный мальчуган лет двенадцати-тринадцати. Максик подбежал поближе к зеркалу и вытянул вперёд руки, словно пытаясь обнять собственное отражение. - Это я?! - кричал Максик. - Это ты, - крякнул волшебник и засмеялся. - Это Макс Пихельштейнер, самый обыкновенный мальчик тринадцати лет. - Я так счастлив! - тихо сказал Максик. - Надеюсь, что навсегда, - заметил медицинский советник. - Ну, а теперь сматывай удочки! - Как же мне вас отблагодарить? Волшебник встал и указал на дверь: - Ступай и не благодари!

Глава 12

"Ну и осёл!" Странные плакаты в городе. Директор Грозоветтер называется Громовержцем, Галопинский - Рысаковским. Йокус его не узнаёт. Макс и Максик. Это был всего лишь сон

Наконец-то он стал ростом с обычного мальчишку. Но то, что другие дети считают совершенно естественным, для него оказалось необыкновенно новым, От радости он готов был остановить любого прохожего и спросить: "Ну, что вы скажете? Разве не здорово?" Конечно, он этого не делал. Люди, наверное, немало бы удивились и в лучшем случае только ответили бы: "Что же тут особенного? Мальчишек твоего роста что песку морского!" А кое-кто, может быть, даже и рассердился бы. Но некоторые прохожие всё-таки смотрели на него во все глаза, хотя он их ни о чём и не спрашивал. Лицо его сияло, словно он только что выиграл автомобиль. Кроме того, он как-то странно себя вёл: то и дело вздрагивал и даже отскакивал в сторону, словно боялся, как бы его не раздавили. Хотя теперь перед его глазами мелькали лица, и шляпы, и шапки, а не ботинки и каблуки, как прежде. Вечная история со старыми привычками! От них труднее избавиться, чем от хронического насморка! Но было и ещё нечто более странное в его поведении: он останавливался чуть ли не перед каждой витриной. И вовсе не из-за красивых вещей. Нет, он останавливался, чтобы поглазеть на отражение замечательного, как ему казалось, мальчика. Он смотрел и не мог насмотреться досыта. При этом случалось, что кто-нибудь за его спиной произносил: - Ну и осёл! На сей раз это был мальчуган его возраста с волосами соломенного цвета. Спереди у него не хватало одного зуба. - Это всего лишь десятая витрина, в которую ты на себя любуешься, сообщил мальчуган. - Я таких обормотов, как ты, за всю свою жизнь ещё ни разу не видел. Ты поцелуй себя в зеркале. Или объяснись самому себе в любви. Конечно, Максик разозлился. Но, с другой стороны, не мог же он, этот парень, знать всех обстоятельств дела. - Отвяжись, - спокойно сказал ему Максик. Но паренёк с соломенными волосами и не думал отвязываться. - А шажочки-то у тебя, словно у годовалого младенца, которого ходить учат. Дай-ка, пупсик, свою ручоночку, а то головку зашибёшь. В Максике всё кипело. - Сейчас ты получишь ручоночку! Вернее, ручоночкой по роже! - Ой, испугался! - не унимался мальчуган. - Эх ты, пупсик, ходить не научился, а уж лезешь драться! Ха-ха-ха! Максик не выдержал. Он закипел, как суп в кастрюле, размахнулся - и как влепит обидчику оплеуху! Тот так и присел на тротуар, держась левой рукой за щеку. Максик даже сам удивился. - Прости, пожалуйста, - сказал он. - Честное слово, первый раз в жизни дрался! И пошёл своей дорогой. Кроме витрин, а. вернее, витринных стёкол, его ещё интересовали - и с каждой минутой всё больше - афишные тумбы. Куда он ни бросал взгляд, всюду он узнавал себя. На афишах, правда, был изображён не тот обыкновенный мальчик, каким он был теперь, а Маленький Человек - ученик фокусника, крохотный помощник известного профессора Йокуса фон Покуса, с которым они вместе выступали в цирке "Стильке" и приводили публику в такой бешеный восторг. На всех плакатах был изображён Максик Пихельштейнер, но подписи к его портретам были какие-то ненормальные. Казалось, что афишные тумбы вынесли на улицу из сумасшедшего дома. На одной.рекламе он стоял, прислонившись к спичечной коробке (и коробка и сам мальчик были в два метра длиною). Текст рекламы гласил:

На другом плакате он держал обеими руками огромную электробритву серебристого цвета. Надпись рядом нахально утверждала:

Максик подумал: "Что за чушь! Мне ведь ещё по крайней мере четыре года расти, пока на подбородке появится первый пух. Вот уж Йокус удивится, когда прочтёт этот вздор!" Но и остальные плакаты были не лучше. Странные люди! Чего только они не выдумывают, чтобы избавиться от своих товаров! Вот теперь они пытаются внушить прохожим, что Маленький Человек ведёт себя как взрослый. А ведь все знают, что он мальчик. "Ну и бред! - подумал Максик. - Йокус совершенно прав, когда говорит, что у этих рекламных дядей нервы из канатов. Неужели действительно люди, прочитав такую рекламу, сломя голову помчатся в магазины покупать электробритвы, сигары и шампанское, которые им так настойчиво навязывают?" Мальчик собрался было бежать дальше. Но тут его взгляд остановился на афише, которая была скромнее и меньше соседних и которую он чуть было не упустил из виду.

На афише не было пёстрых рисунков. Не было и фотографий. Но от текста, который он прочёл, его бросило в дрожь: "Ой, какой ужас! - подумал Максик. - А вдруг сегодня среда, или суббота, или, может быть, воскресенье?! Только бы не опоздать к дневному представлению! Йокус даже не знает, где я!" И он помчался, не чувствуя под собой ног. В цирке посреди манежа сидел господин директор Грозоветтер, в белых перчатках и чёрном цилиндре, и читал газету. Максик вихрем ворвался в цирк. - Что горит? - осведомился директор, глядя поверх газеты. - Простите меня, пожалуйста! - крикнул запыхавшийся мальчик. - Но я не знаю, среда сегодня или нет. Директор поднял брови. - А может, суббота? - продолжал мальчик. - Или воскресенье? - Ты в своём уме? - рассердился директор. - Врываешься в цирк и спрашиваешь, не среда ли сегодня. Ты нарушаешь неприкосновенность жилища! Потом он снова спрятался за своей газетой. - Но господин директор Грозоветтер!.. - Максик стоял как громом поражённый. Почему этот человек был так недоброжелателен к нему, к новому любимцу публики?! - Ты даже не знаешь, как меня зовут! - Грозоветтер! - Меня с самого моего рождения зовут Громовержец! - строго поправил его директор. - Понял? Не Грозоветтер, и не Километр, и не Сантиметр, а Гро-мо-вер-жец! - Громовержец! - чуть слышно повторил Максик. Ему очень хотелось провалиться сквозь землю. Но тут к ним подошёл наездник Галопинский и спросил: - Что это вас так рассердило, господин директор Громовержец? - Да вот мальчишка мне на нервы действует, - ответил директор. - Врывается на манеж, спрашивает, среда ли сегодня, и называет меня Грозоветтером!

- Пошёл вон! - зашипел на него наездник. - Сию же минуту убирайся! - Но господин Галопинский!.. - испуганно начал Максик. - Вот вам! Слышите? - закричал директор и всплеснул белыми перчатками над цилиндром. - Меня зовут Рысаковский, а не Галопинский! - рявкнул наездник. - И сегодня четверг, нервотрёпщик, - ворчал директор. - Иди домой делать уроки. - Но я же артист! - робко возразил мальчик. - Новое дело! - вздохнул директор. - Час от часу не легче. Что же ты умеешь? - Шнурки развязывать, - прошептал Максик. Тут оба - и директор и наездник - побагровели; казалось, их вот-вот хватит удар. Наездник сжал кулаки: - Ах вот как! Шнурки умеешь развязывать! Я это умел трёх лет от роду. Директор пыхтел и сопел, как морж. - Можно сойти с ума, - стонал он. - Умеет шнурки развязывать! Гениальный ребёнок! - А ещё я могу отстёгивать подтяжки, - прошептал Максик со слезами в голосе. - Довольно! Всему есть предел! - взвыл директор. - Это уж верх наглости! - И галстук я умею развязывать, - продолжал Максик тихо и жалобно. Тут наездник вскочил, схватил Максика за шиворот и стал трясти его изо всех сил. Директор тоже поднялся, продолжая стонать. - Всыпать ему как следует! - сказал он. - И выбросить вон! - С огромным удовольствием! - заявил наездник и по всем правилам искусства положил мальчика к себе на колени. - Эх, жаль, очень жаль, что я не захватил свой новый хлыст, - прибавил он. Й стал бить мальчика. - Помогите! - заорал Максик, и крик его доносился до самой вершины купола. - Помоги-и-ите! В этот момент на манеже появился профессор Йокус фон Покус. - Кто это кричит так жалобно? - спросил он. - Это я, дорогой Йокус! - крикнул мальчик. - Пожалуйста, спаси меня! Они меня не узнают! Он вырвался из рук наездника, подбежал к профессору и, еле дыша, повторил: - Они не узнают меня! - Прежде всего спокойствие! - сказал профессор. Потом он посмотрел на мальчика и спросил: - Они тебя не узнают? - Не узнают, Йокус! - А кто же ты? - осторожно спросил профессор. - Дело в том, что я тоже тебя не узнаю. Словно бездна разверзлась под ногами мальчика. Голова закружилась. В глазах поплыли круги. - Йокус меня не узнаёт, - прошептал он. - Даже Йокус меня не узнал... Слёзы ручьями потекли по его щекам. Стало совсем тихо. Даже директор и Рысаковский молчали. - Откуда же мне тебя знать? - спросил растерянно профессор. - Но ведь я же твой Максик, - рыдал мальчик. В отчаянии он закрыл лицо руками. - Я же твой Мак-сик Пихельштейнер! - Врёшь! - раздался звонкий мальчишеский голос. - Максик Пихельштейнер это я! Большой мальчик опустил руки и в ужасе посмотрел на нагрудный карман профессора. Из кармана высовывался Маленький Человек и гневно размахивал руками. - Пожалуйста, унеси меня отсюда! Я не люблю лгунишек! - Дорогой Йокус! - крикнул большой мальчик. - Останься здесь! Останься со мной! У меня ведь только ты один на свете!