Китайцы. Моя страна и мой народ - Линь Юйтан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Необузданный, грубый Север и деликатный, нежный Юг — эти различия можно обнаружить в языке, музыке и поэзии. Сравнивая мелодии провинции Шэньси и города Сучжоу, можно заметить, что музыкальный ритм в мелодиях Шэньси отмечен ударами деревянных кастаньет. Мелодии здесь звонкие, высокие по регистру, напоминающие песни швейцарских Альп и вызывающие у слушателей ассоциации с завыванием ветра в горах и суховеев в степях. Сучжоуские же мелодии звучат в низком регистре и больше напоминают грустные причитания, нечто среднее между стоном и сопением, в них много гортанных и носовых звуков. Эти мелодии легко могут вызвать ассоциации с затрудненным дыханием астматика. Эти ставшие привычными вздохи и стоны имеют особые тембр и ритм. Пекинскому диалекту свойственны звонкость и четкость ритма, чередование сильной и слабой доли — и это радует слух. У сучжоуских женщин голоса мягкие и нежные, они как бы сладко воркуют, у них много огубленных гласных, ломаных тонов, пафос мелодии выражают не сильные взрывные согласные, а протяжные звуки в конце предложений.
Рассказывают, что полковник с Севера, инспектируя солдат из Сучжоу, не мог их сдвинуть с места командой «Шагом марш!». Капитан, который долго жил в Сучжоу, оценив ситуацию, попросил разрешения отдать команду по-своему. Получив согласие, он, вместо того чтобы, как полагается, зычным голосом скомандовать «Шагом марш!», нежно и деликатно, с настоящим сучжоуским акцентом произнес: «Ша-а-а-го-о-ом ма-а-а-а-а-арш, ну, пошли, родимые». И что же? Сучжоуская рота пошла.
В поэзии подобное различие становится еще очевидней, особенно в IV-VI вв. В те времена Северный Китай впервые был покорен степными варварскими племенами. Образованная часть китайского населения мигрировала на Юг страны. Именно тогда в южных районах стала популярна сентиментальная любовная лирика. Многие правители Южных династий были незаурядными поэтами-лириками. В народе получили развитие своеобразные любовные напевы цзые гэ («песни полуночи»). Эти печальные стихи сравнивают со свежей, наивной поэзией Севера. Вот что поется в популярной песенке анонимного поэта Юга:
Убить петуха, который все время поет!
Застрелить раннего вестника рассвета!
Хочу, чтобы сплошной мрак
Длился до утра следующего года!
Еще одна песня:
Дороги грязны, и на них нет людей,
Несмотря на мороз, я пришел к тебе.
Если ты мне не веришь,
Пойди — увидишь следы на снегу.
В эпоху Южная Сун (1127—1279) получили развитие стихи, написанные в особом лирическом жанре — цы. В них описываются душевные страдания женщин в задних покоях, красные свечи, облитые слезами, душистые румяна и карандаши для бровей, шелка и пологи, жемчуга и весна, которую уже не вернуть, статные любовники, изнуренные возлюбленные. Те, кто создавал подобные душещипательные стихи, естественно, должны был потерпеть поражение от тех, кто писал искренне, без всяких прикрас. Вот картина суровой северной природы:
У реки Чэлэ, под горой Иньшань,
Небо, словно перевернутая чаша, накрыло собой просторы.
Небо синее-синее,
И земля огромна.
Ветер дует, пригибая траву,
И видны овцы и коровы.
Одному генералу с Севера после тяжелого поражения именно эта песня помогла снова собрать свое войско и повести его в бой.
Для контраста с любовной лирикой Юга приведем строки, воспевающие приобретение нового меча:
Купленный только что меч имеет длину пять футов,
Он висит на средней поперечной балке.
Я точу его три раза в день,
Я не променяю его и на пятнадцать девушек!
В другой песне, дошедшей до нас, читаем:
Я вижу вдали реку Мэнцзинь,
Грустные тополя и ивы застыли в тихой благости.
Я сын Монголии,
Я не знаю китайских песенок.
Хорошему всаднику нужен быстрый скакун,
А быстрому скакуну — хороший всадник.
Когда он скачет в клубах пыли,
Ты можешь узнать, кто победил, а кто проиграл.
Эти песни цитировал Ху Ши в подтверждение аналогичного тезиса[9]. Подобная поэзия позволяет нам шире взглянуть на рассматриваемые темы, глубже понять разницу между людьми Севера и Юга, составляющими китайскую нацию; наконец, приближает нас к пониманию того, почему нация, которая две тысячи лет отбивала земные поклоны и проживала в покоях, нация, чья цивилизация не имела популярных видов спорта, избежала социальной и национальной деградации, постигшей Египет, Грецию, Рим и другие древние цивилизации. Как удалось избежать подобной судьбы Китаю?
Деградация
«Деградация» — термин, который легко может ввести в заблуждение, поскольку его значение имеет относительный характер. С тех пор как изобрели унитаз и пылесос, современному человеку представляется, что мерилом моральных норм людей служит их чистоплотность, и он полагает, что собака — существо более цивилизованное, так как раз в неделю моется, а зимой надевает комбинезон. Я слышал, как один сердобольный иностранец сказал: китайские крестьяне «живут как скоты». И если бы он захотел выручить из беды этих китайцев, то первое, что бы он сделал, так это устроил в их жилищах и отхожих местах всеобщую дезинфекцию.
Однако не грязь, а страх перед грязью является показателем человеческой деградации. Весьма опасно судить о степени физической и моральной чистоты человека лишь по внешним, стандартным признакам. На самом же деле европейцы, проживающие в хорошо отапливаемых домах и привыкшие к шикарным автомобилям, менее готовы к борьбе за существование, чем эти китайские крестьяне, которые ютятся в жалких недезинфицированных лачугах. Жестокость, естественная у детей и дикарей, тоже не признак человеческой деградации; наоборот, признак деградации — это страх перед болью и страданиями. Собачка, которая только и знает что лаять, но не кусает, которую любимая госпожа прогуливает по улице, — это деградировавший волк. Даже такой здоровяк, как Джек Демпси[10], не вправе претендовать на известность за пределами боксерского ринга. Только способность работать и прожить жизнь счастливо дают такое право. Даже некое высокоразвитое животное, сложно устроенное, весьма чувствительное, обладающее сверхъестественными способностями и сверхблагородными помыслами, нельзя назвать крепким и здоровым, если речь идет о его жизнеспособности и умении жить счастливо.
