Немцы - Александр Терехов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Здорово, — Эбергард думал: где купить спиннинг?
— А вот «Для вас малыш — алмаз, икона. Не спи, мамаша, бди, отец! Замешкаетесь, как ворона, подпалит что-нибудь юнец!» Скажи: пойдет?
— Пойдет. — Где он видел спиннинги? На «Ботаническом саду» точно, в «Рамсторе» целый этаж, но туда пилить…
— Добавишь хоть сорок долларей за подписи? — Дима Кириллович принужденно захохотал, свернул плакаты и с чем-то приготовленным уселся напротив: жилистая шея, подвижное, изнеможденное лицо, обширная лысина, творческая седая борода, скрывающая желтозубый рот с двумя досадными прогалами, — Дима носил одну клетчатую рубашку по году, пока с воротника не начинали свисать нитки, все деньги тратил на дочь, только и разговоров: Тамарка, Тамарка, поздняя, долго ждали, жена не работала, развивая невероятно одаренную, по многочисленным сомнительным свидетельствам, девочку. Дима глядел на Эбергарда безумными, смеющимися глазами и походил на разжалованного за педофилию священника.
— Есть пять минут? — И не дав ответить: — Посоветоваться. Сам не могу понять: имеет ли мне еще смысл у тебя работать? — Это Дима спрашивал раз в месяц. — Я ведь не какой-то мальчик-верстальщик, примитив… У меня выставки были в Узбекистане, мои картины в галереях. Я тут послал смеху ради свое резюме — ты не представляешь, во, — он показал свою «Нокию» за восемьсот рублей, — звонят каждый день! В корпорацию зовут арт-директором. И в рекламу. И зарплаты — в четыре раза больше, не вру! В шесть! Ты чувствуешь, как Россия поднимается? Всюду запах денег! Вот и я почувствовал. Мастера, профи должны жить по-другому. Даже если просто в провинцию уехать сельским хозяйством заниматься, знаешь, как можно на сахаре подпрыгнуть? А я? Ты видишь, на чем я езжу? Тамарку еще на английский записали и в танцевальную… Педагог сказал: я сорок лет обучаю, первая девочка-феномен с такой пластикой, «драматическую ситуацию переживает не по-верх-ност-но», Тамарка моя! — Дима захохотал звуками «кх-кх-кхы», раскачавшись от радости, словно впервые это услышал, а не сам только что сказал.
— Ну, напиши заявление об уходе.
— Да вот и я такое помыслил, — протянул Дима Кириллович, хитря, дразнясь, что-то пробуя: да? нет? — Но подводить-то тебя не хотелось. Столько лет вместе… Сколько тебя выручал. На мое место человечкато не так-то просто, это я как раз очень понимаю. Да еще на такие деньги. Я ведь с идеей, у меня с Богом канал. Видишь, от меня свет? — протянул перед собой обе руки, вывернув к Эбергарду желтоватыми покойницкими ладонями, стеснительно подержал и убрал. — И у тебя тоже — канал, с Богом. Но у тебя есть еще и другие каналы. Вот ты послушай, что тебе сейчас Бог говорит? Молчит, видно. Меня, в принципе, всё здесь устраивало. Но деньги… Маловато, ты пойми. Долларов, думал, триста еще… — и как-то испуганно, через силу добавил: — четыреста. Небольшие, извини меня, для тебя расходы. Дела-то идут, разве не вижу? Квартира у тебя новая, слышал. Так? — Помолчал. — Ну… Как решил? — Еще помолчав: — Но я тебя не брошу. Звони. В плане совета. Не обижайся, просто время новое такое настало, чую: можно быстро вверх пошагать, потребовались большие идеи! — слышишь? Шелест знамен! Уже не слышишь. Уже где-то… Благодарю за сотрудничество! — В пособиях «Как правильно уволиться, прежде чем начать новую и богатую жизнь» Дима, видимо, прочел, что увольняться надо именно так — крепко и покровительственно пожав бывшему работодателю руку.
Молчание — всегда более сильная позиция, Эбергард молчал.
В дверь поскреблись, как мелкоживотными когтями, где-то над полом, внизу, и засунулся, словно столб косо повалился, в щель высоченный, пучеглазый, дерганый, зомбированный господин, но не упал, а на цыпочках подкрался к стулу, смотря наверх! — вбок! — на пол! — что-то мелко клюя, поднимая брови, удивляясь, дуя полноватыми губами и сразу после производя напряженно улыбающуюся гримасу, одаряя запахом типа «Кензо», показывая правильный костюм и портфель добротной кожи.
— А где же моя секретарша? — про себя Эбергард добавил еще два слова матом.
— Пошла, насколько я понимаю, порезать вам еду. — Зомби шептал несвободно, с некоторым дополнительным усилием и необъяснимыми паузами, что свойственно пожизненным отличникам, прирожденным холуям или заикам, скрывающим до поры дефекты своего речеговорения; с его позолоченной визитки глядела быстро испаряющаяся еще в глазах, не доходя до памяти, фамилия однородная «Степанов», «Сидоров», «Савельев», водруженная на броненосец слов с выделявшимися «стратегия», «фонд», «консалтинг», «и развития», и особенно «ветеранов» чего-то там, и в углу щит, украшенный плохо различимыми элементами, но с несомненным впереди танком. — В будущем году выборы, — напряженно заглядывая над подоконником, пропищал зомби, осмотрел пальцы на правой руке, на мгновение на его лице отразилась гримаса человека, услышавшего «Пожар!!!», а затем он совершенно плотно сомкнул веки и задышал спокойно-спокойно. — Скорее всего, — он проснулся и задрал голову на потолочные лампы с надписью «Сделано в Венгрии», — я возглавлю штаб одного кандидата.
— Кто вам заказал пропуск в префектуру?
Зомби «Степанов» подмигнул и дернул плечом. И добавил:
— Мне сказали: есть такой Эбергард. Многое от него зависит.
— Я здесь никто. Всё зависит от мэра. Вы с мэром свой вопрос порешали?
— Видите ли, — зомби точным движением расстегнул портфель, — мой клиент — серьезный человек и занимает заметный пост в одной, скажем так, — пропел, — структуре. Силовой. И цель его участия на выборах не избрание, а… — он осторожно, как тикающее устройство, извлек из кожаных теснин портфеля подарочный пакет с белыми плетеными ручками и переместил Эбергарду на столу, мельком показав: внутри — «Нокия» в титановом корпусе, и запнулся, настороженно прикусив губу и с недоверием вглядываясь в Эбергарда, будто впервые задумавшись: а кто это, собственно?
— А в структуре этой намечается какая-то проверка. Недружественная, — предположил Эбергард, подтянув к себе пакет за ручки. — И одному серьезному человеку… вот из этой структуры… хорошо бы на время проверки залечь в отпуск… связанный с регистрацией его кандидатом в депутаты гордумы, — Эбергард загрузил знак уважения в нижний ящик стола, к теснившимся уже там близнецам, двоюродным, старшим и младшим собратьям; он следил, чтоб ничего съестного, а то развел как-то раз…
Каждому произносимому, колющему в челюстной нерв слову зомби жмурился и боязливо кивал, только упрашивающее поднимал руки: т-ти-хо! тише! — и вскочил:
— Я только познакомиться. Прошу простить, что без звонка. Не повторится.
— Поможем ближнему, — серьезно и просто сказал Эбергард. — Хорошим людям надо помогать. Звоните.
РУБОП Восточно-Южного округа сидел на 4-м Проектируемом проезде в двухэтажном бывшем детском саду, отремонтированном на средства благотворительного фонда «Законность, право, правопорядок и социальная ответственность бизнеса». Начальник РУБОПа Леня Успенский, или Леня Монгол, сидел на больничном, поэтому Эбергард застал его в спортивных штанах, красной майке «Манчестер Юнайтед» и пляжных шлепках, насунутых на белые жаркие носки, — Леня стоял напротив гаража во дворе РУБОПа и жал на пульт, пытаясь, видимо, уже не первый раз опустить непокорявшиеся рулонные ворота.
Ворота, подергавшись, застревали в метре от земли, Леня покрыл техническое удобство матом и заново ткнул в пульт — ворота с натужным поскрипыванием поднялись.
— Привет. Подержи, — Леня отдал Эбергарду пульт и полез в гаражное, до краев, как тюремная посылка, забитое нутро, поплотней укладывать разнокалиберные коробки с микроволновками, автомобильными телевизорами, суперпылесосами, компьютерами и ящиками вина, окружая всем, что помягче, короб с домашним кинотеатром: вонюче пахнувшей кавказской буркой, перчатками для бокса, подушечками с вышитыми петухами, прозрачными упаковками с пледами. Под самый потолок, в щели он пихал колчаны с клюшками для гольфа, лыжи, ракетки, перекатывал и тяжело подымал напольные вазы, вминал поплотнее ковры — выбил в бешенстве куда-то на хрен баскетбольный мяч, скатывавшийся с самой верхотуры и дважды давший ему по лбу, — поприжимал плечом добро, примерился: нигде не выступает? — еще бережливо поднадавил и велел Эбергарду:
— Ну теперь-то — попробуй!
Теперь-то ворота, похрустывая, застревая, задевая корябающиеся сокровища изнанкой, но всё-таки доехали и — замкнулись.
— Ты что, переезжаешь? — спросил Эбергард.
— День рождения был. Два месяца назад.
В кабинете Леня с кем-то приторно-улыбчиво переговорил по мобильнику и, закончив, зафиксировал в настольном календаре некий цифровой параметр, дважды обведя его фиолетовым овалом:
— По-ня-то, — и рассмеялся с удовольствием.