Проектор - Влад Эмир

Когда становилось холоднее, походы прекращались. Начинались осенние штормы, достигающие девяти баллов. Огромные волны накатывались на берег, разрушая понемногу прибрежные скалы. Однажды океан выкинул на берег целого кита, уже не живого, но огромного, как двухэтажный дом. Кит очень долго пролежал на берегу, пока его исклёвывали всевозможные птицы, но в конце концов догнил сам. А когда уже наступила полярная ночь, пришло время и Марины. Влад позже узнал, что девчонки развиваются быстрее мальчиков, это было интересно. Влад приходил вместе с Андреем – Марина и Таня жили в общежитии, где были тёмные коридорчики и проходы. В скором времени, после знакомства, Марина уже восседала на коленях у Влада, чего-то явно ожидая. Через месяца три после их знакомства, они в первый раз поцеловались. Опыта в этом деле у них, естественно, никакого не было, но они с огромным удовольствием обучались этому искусству, ощущая, как новое необычное чувство загоралось внутри, толкая совершить шаг к чему-то совершенно неизведанному и потому так манящему их друг к другу. Но сделать этот шаг мешало и запрещало другое, очень строгое чувство – стыдливость. Да и холоднее становилось день ото дня. Владу так и не удалось добраться до груди Марины, даже выяснить – есть там она или нет, столько было надето на них одежды. Вообще-то он прекрасно знал, что они есть, на уроках он долго рассматривал её, представляя в совершенно другом виде то, что скрывала школьная форма. От этих представлений пуговицы на его брюках готовы были выскочить из зацепления. А на выпускном – после восьмого класса, начался такой кавардак, что было не до грудей. И не до Марины.

Чукотка, вообще-то, резко меняет и климат, и людей, постоянно всё двигается, перемещается, приезжает и уезжает. После восьмого класса надо было или переходить в девятый, в школу на мысе Шмидта, где была десятилетка, или уезжать жить и учиться на материк, на историческую родину, или ещё куда-нибудь…

– Вы всегда в самолёте коньяк в гордом одиночестве пьёте? – уже как-то по-свойски доставала стюардесса.

– Нет, не всегда. Только когда нет рядом хорошеньких девушек. Вы же не девушка?!

Бортпроводница от неожиданного прямого вопроса открыла рот и начала снова медленно краснеть.

– Нет-нет, Вы меня неправильно поняли! Я имел в виду, что Вы, сейчас, в данный момент, находитесь при исполнении ваших служебных обязанностей и поэтому не можете, в силу этих самых обязанностей, разделить моё одиночество, как Вы успели, только что заметить.

Девушка, явно не привыкшая к такому обращению, ещё не решив, обидеться ей или рассмеяться, убежала. Совсем скоро Влад услышал её голос, вещавший пассажирам о том, что им надлежит делать и что через несколько минут они произведут посадку в аэропорту «Хатанга». Уважаемый Влад допил коньяк и посмотрел в иллюминатор – чахлые деревья и лесотундра, пейзаж несколько изменился. Самолёт летел на Запад, удаляясь от Чукотки.

В аэропорту «Хатанга» за эти годы также не произошло ничего. Влад даже прошёл в ту сторону, где раньше находился буфет. Буфет никуда не делся – он был здесь же и также, без изменений. Увидев на прилавке огромную рыбину Влад аж задохнулся – это была та самая рыбина, о которой он неизменно рассказывал, когда разговор заходил о его первой поездке с родителями на Чукотку, о его первых впечатлениях. То ли это была та самая рыба, которую не съели за все эти годы, то ли – другая, но факт остался фактом: две эти рыбы были точь – в—точь одинаковые. Весь ассортимент был сохранён с неизменностью – всё, абсолютно, рыбное и чай. Влад не удержался и проследовал к прилавку.

– Будьте любезны, кусочек вот этой килечки и два горячих чая, – попросил он породистую буфетчицу.

– Это не килька! – неожиданно оказала та сопротивление.

– Ладно, ладно, пусть не килька. Только место, откуда кусочек брать будете, выберите пожалуйста повкуснее.

– Какой достанется, – пробурчала буфетчица и наугад отхватила от спины «рыбки» кусочек где-то на килограмм, бросив на весы.

Камчатский лосось был изумителен, вкус был из детства. Влад вспомнил ту «килечку», по куску которой они съели с отцом тогда, когда летели на материк, насовсем. После чая захотелось снова чая, но объявили посадку. Самолёт успели обслужить, дозаправить и подкинуть ещё пассажиров. Стюардесса с опаской прошлась по салону лайнера, косясь на Влада, но он ей ничего не сказал и даже не обратил никакого внимания. Самолёт взлетел и взял курс на Тикси. Влад возвращался с Чукотки в очередной раз…

– Объявляется штормовое предупреждение!

Из стационарного ретранслятора передавались чрезвычайные сообщения часто – работал поселковый радиоузел. Сегодня обещали шторм и ветер тридцать два – тридцать три метра в секунду. Это было много и редко, но случалось. Поэтому и тревоги особой не вызывало. И когда тревога началась, ночью это было, как часто и случается, то началась неожиданно. С моря на посёлок надвигались айсберги! Перед посёлком была небольшая и достаточно мелкая бухта, за которой простирался уже сам огромный океан. А ветер дул как раз со стороны океана. И он, ветер, нагнал в эту бухту огромные айсберги, высотой метров по двадцать только над водой. Задевая дно, они переворачивались, налезали друг на друга, подталкиваемые другими исполинами, которые следовали за ними из океана. И ветер всю эту массу гнал и гнал в сторону берега. В три часа ночи первые глыбы уже выползли на пологий берег и поползли в сторону посёлка, сминая всё на своём пути. Первые дома стояли метрах в тридцати от воды, они и приняли на себя первый удар. В октябре ночью уже была ночь. Этот осенний месяц есть переход от коротенького лета к долгой зиме, от полярного дня к полярной ночи. Вот как раз и была уже почти полярная ночь. Первым под удар стихии попал дом ещё одного одноклассника Влада – Юры Лякишева. Услышав треск сминаемого дома, люди повыпрыгивали в окна, спасаясь от медленно наступающего ледяного полчища. К утру уже все были на берегу и остолбенели. Посёлок лишился всей прибрежной полосы домов. Огромные глыбы льда, как минимум в два раза больше самих домов, были выдавлены из морской стихии разбушевавшимся океаном и оказались на берегу, на расстоянии в семьдесят – сто метров от воды, обречённые теперь на медленную смерть. Океана, штормившего ещё вот несколько часов назад, тоже не было – до горизонта виднелся лёд, айсберги и торосы. Так не бывало даже зимой, когда океан замерзал. Спаслись все, никто физически не пострадал, всё-таки скорость надвигавшегося льда была незначительной. Но вот жить было уже негде и спасти своё имущество людям не удалось. Лёд асфальтовым катком раздавил буквально всё! Пострадавших расселяли целый день, детей отвезли в ту же самую школу – интернат. Такие суровые моменты в посёлке случались и раньше: шторма, пожары, наводнения, снежные бураны – люди готовы были ко всему. Условия выживания обязывали.

– Марина, скажи что-нибудь по-чукотски?

Мама у Марины была самая настоящая чукчанка. Она родилась здесь,, правда, в крови у неё были ещё кто-то и что-то, что отличало её от сородичей. У чукчей это было в порядке вещей, об этом ещё и знаменитый Юрий Рытхэу писал. То американские, то русские купцы захаживали в прибрежные чукотские посёлки, после чего в чукотских семьях рождались светлокожие дети, чуть более похожие на европейцев. Чукчи этим даже гордились и с удовольствием угощали приезжих своими жёнами. Угощение те принимали с удовольствием, в ответ одаривая благодарных мужей водкой и винтовками, ну и, естественно, светлым потомством. Когда Влад уезжал, он тоже предложил Марине, в шутку, рассчитаться с ней бутылкой водки, за что получил большую моральную оплеуху.

– Марина, как по-чукотски – «Здравствуй! Как дела?»

Влад хотел хоть что-то говорить на языке того народа, в месте проживания которого он сам жил. Хоть бы здороваться на чукотском! Марина, с удовольствием, отвечала. Они так же продолжали тренироваться в поцелуях, хотя это было уже не так интересно – просто тренировались, чтобы не потерять форму. Тундровые чукчи приезжали в посёлок довольно часто – за водкой. Деньги им платили очень большие, стада оленей, которых они пасли, достигали нескольких тысяч голов. При забое оленей на мясо суммы денег были значительны. Тундровые чукчи, со стойбищ, деньги считать не умели, да и не ценили их. Они меняли их на водку, всё остальное у них было – выдавали бесплатно, привозя и еду, и одежду, и топливо, и технику. А вот водку не привозили – действовал негласный приказ. Выход чукчи находили – надо же им было всё таки детей навещать?! Или по делам, запчасти для чего – нибудь получить, в посёлок съездить? Вот и ехал плавающий гусеничный вездеход за двести километров по тундре в ближайший посёлок, без связи и любой возможности прийти им, в случае чего, на помощь, для чукчей это вообще не расстояние, а так, «за углом». Прогулка только. А на вездеходе вообще проблем не было. Приехав в посёлок, вездеход сразу же направлялся к магазину. Влад сам был свидетелем, когда чукча в кухлянке и камлейке, верхней одежде, надетой будто плащ на меховую куртку – кухлянку, выложил на прилавок толстенную пачку денег с одним словом —заказом – водка! Какая, почём, сколько – его не интересовало. Продавщица была достаточно опытной, через пять минут грузчик с помощью ещё двух попутчиков – чукчей уже загружали в вездеход позвякивающие ящики. Забив кузов вездехода доверху, продавщица отсчитала нужную сумму, вернув остальное содержимое пачки покупателю. Ничего лишнего, из этой самой пачки, она не взяла. На Чукотке продавцы никогда не обманывали покупателей. В первый день гости из тундры не уезжали. Проведав всё-таки детей, это если приезжали родители, или получив-таки запчасти, если и это надо было, они выпивали тут же, возле вездехода, по две-три бутылки водки и сразу же вырубались. Спали прямо на снегу, в шкурах было тепло и сухо. Шерсть на шкурах у северного оленя трубчатая, она непригодна для изготовления шуб и шапок – ломается и сваливается. Но вот когда шкура используется целиком, по части тепла ей равной нет. Меховые изделия шьют из кусков оленьих шкур, снятых с ножек – там шерсть сплошная и гладкая, даже красивая. Проспавшись, путники выпивали ещё по бутылке и отправлялись со своим грузом в путь – стойбище уже с нетерпением ждало своих посланцев! С победой и трофеями! И тогда, возле вездехода, как сейчас показалось Владу, он и встретил шамана в первый раз. Уж очень искорёженным было лицо и слишком пронзительным взгляд.