Бог любит Дениску. Сборник рассказов - Денис Чернов

– Давай их завтра отнесем назад Светлане Ивановне, – предложил Женька.

– Что-то даже лень таскаться с ними. Может, за борт их? Можем себе позволить такую роскошь. Мы остановились на трапе и перекинули через веревочный борт остатки газет.

– Можно было просто людям раздать на улице, – грустно проговорил Женька.

– Так красивше, – пробормотал я, глядя на то, как налетевшие чайки треплют наши газеты, приняв их за еду.

***

Последний раз я был в родной школе, когда мне было 20 лет. Перед этим я выпивал где-то на Семи ветрах с друзьями. Кто-то предложил пойти в школу на дискотеку, и все согласились. В актовом зале школы было полно народу. Играла какая-то модная дискотечная музыка, мерцал стробоскоп, бегали огоньки. Танцами происходящее назвать было трудно. Скорее это была тусовка: народ стоял кучками и что-то между собой обсуждал, слегка покачивая головами в такт музыке. Лишь кое-где девочки пытались танцевать. Лица были в основном незнакомые, хотя то и дело я угадывал вымахавших до реальных человеческих размеров некоторых маленьких отморозков, нападавших на меня толпой в то время, когда я еще не умел постоять за себя. Я потерял из виду своих друзей и слонялся по залу, пытаясь их отыскать. Продираясь через толпу, я, видимо, задел одного из теперешних школьных авторитетов по прозвищу Голова. Он предложил выйти на улицу и поговорить в тишине. Я вышел. На улице меня плотным кольцом окружила стая малолеток. Совсем мелких – они были мне примерно по грудь. Их было человек 50, а может быть, даже 100. Головы среди них не было. Я попытался выйти, но кольцо было очень плотным. Я слышал, как между собой они шептались, и смысл их шепота был в том, что я крепко влип и, наверное, живым мне отсюда не уйти. Вдруг по кругу пробежал возглас: «Чуня!», «Чуня идет!», «Смотрите, смотрите – Чуня! Теперь рыжему точно …ц!»

Толпа расступилась, впуская в центр маленького толстого корейца лет 17. Его рожа мне тоже была знакома. Ее я каждый раз видел в толпе нападавших на меня отморозков. А когда я встречал его одного, он менял траекторию и обходил как можно дальше. Все эти ребята были очень трусливы поодиночке. Чуня был толст, у него было абсолютно плоское, даже для корейца слишком плоское лицо – две щелки глаз, две круглые дырочки носа и прорезь рта. Он был очень дорого одет, к тому же выпячивал грудь и задирал нос, пытаясь казаться очень важным. Когда он появился, вся мелюзга замолчала. Чуня начал говорить. Он нес какую-то пургу про то, что всяким лошарам не место среди порядочных пацанов, что били меня в былые годы слишком мало, раз я этого не понял, и что теперь моя судьба в его руках.

– А ты кто такой? – спросил я.

Сзади раздался подобострастный шепот: «Он Чуню не знает!», «Во дурак, Чуне такие вопросы задает!», «Чуня – это же двоюродный брат Чукчи!».

– Ах, брат Чукчи! Ну тогда передай от меня брату! – с этими словами я одним ударом вырубил Чуню.

Он упал на руки своим почитателям. Я повернулся и спросил, нет ли здесь еще родственников Чукчи. Повисла гробовая тишина. Я повернулся, толпа отступила, но не расступилась. Я попытался раздвинуть цепь, но сзади на меня прыгнули сразу несколько человек. Они повалили меня на асфальт и стали бить. Вскоре я потерял сознание.

Очнулся утром в хирургическом отделении больницы. Один глаз не открывался, второй открывался совсем чуть-чуть. Мое лицо превратилось в одну сплошную гематому. Я стал немного похож на Чуню, только еще страшнее. У меня было сильное сотрясение мозга. Кости, к счастью, были все целы. Вскоре пришел Голова с кем-то из своих друзей. Они принесли фруктов и, как мне показалось, искренне интересовались моим здоровьем. На самом деле они, конечно, боялись, что я заявлю на них в милицию, ведь из актового зала школы вывели меня именно они. Голова делал вид, что совершенно непричастен к моему избиению, что ждал меня за углом и лишь потом узнал о том, что произошло.

– А ты помнишь, что Чуне по рылу двинул? – восторженно спросил Голова. – Он вообще в шоке. Лежит дома с сотрясением, бланш на пол-лица. Ты – отчаянный чувак! Вот уж никто от тебя такого героизма не ожидал.

– Да! А Чуне полезно, кстати, – встрял в разговор друг Головы. – Он никогда по роже не получал. Только и умеет что лохов беззащитных бить.

С тех пор я ни разу не посещал школу, и мое последнее впечатление о ней оказалось еще хуже первого.

Уроки литературы

В старших классах учеба в школе превратилась в один сплошной фарс. Появилось стойкое ощущение, что все, чему нас пытаются учить, совершеннейшая бессмыслица. По точным наукам – физике, химии и математике – я был абсолютный ноль. Я игнорировал домашние задания и не особо вникал в то, что рассказывают в классе. Я не понимал, как в жизни мне может быть полезен навык по извлечению квадратного трехчлена из катета гипотенузы. Учителя как могли пытались вытянуть меня по этим предметам на тройку, но в итоге тройки мне ставили незаслуженно.

По гуманитарным предметам успеваемость у меня была несколько выше, но не от того, что я старательно постигал материал, а от того, что я был начитан, умел рассуждать и делать выводы. С 9-го по 11-й класс я прочел не более трех произведений из тех, которые нужно было прочесть в рамках школьной программы по литературе. Лариса Михайловна, которая так умело подогревала во мне интерес к этому предмету, по каким-то причинам перестала преподавать у нас. Нам дали молодую учительницу, которая только что закончила институт. Она очень волновалась и старалась быть с нами строгой, но у нее не очень это получалось. На уроках царила атмосфера дружеского междусобойчика. Я, не будучи знаком с текстами, всегда на полуслове подхватывал дискуссию, когда обсуждался образ какого-нибудь Базарова или Обломова. На основании двух-трех фактов, характеризующих поступки или мысли героев, озвученных кем-то из моих одноклассников, я делал далеко идущие выводы. Подчас они были провокационными и совершенно противоречили общепринятому взгляду на эти самые предметы. Елена Владимировна то и дело снижала мне за это оценку.

Конец ознакомительного фрагмента.