Город поющего пламени - Кларк Смит

Сопровождающие вас особы пытаются что-то сказать мне. Кажется, они и вы - последние паломники, появившиеся в Идмосе и достигшие Внутреннего Измерения. Властители Внешних Владений объявили войну Пламени и его стражам из-за того, что огромное количество их подданных были очарованы поющим фонтаном и ушли в высшую сферу. В эту самую минуту их полчища держат Идмос в осаде и, испуская из мобильных башен энергетические молнии, разрушают его крепостные стены.

Больше разбираясь теперь в том, что казалось мне непонятным, я рассказал Джайлзу обо всем, что видел. Он с серьезным видом выслушал меня и сказал:

- Этой войны опасались уже давно. Во внешних владениях ходит много легенд о Пламени и о судьбе тех, кто не устоял перед силой его притяжения, но истинного положения дел никто не знает. Большинство полагают, как, впрочем, и я вначале, что конец представляет собой полное уничтожение. А те, кто догадывается о существовании Внутреннего Измерения, клеймят его и рассматривают как нечто, уводящее мечтателей в сторону от реальности. Оно считается пагубной тлетворной химерой, обыкновенной мечтой или своего рода наркотическим сном.

Можно говорить и говорить о Внутренней Сфере, о законах и условиях жизни после их изменения под воздействием вибрации атомов Поющего Пламени. Но в данный момент у нас нет времени продолжать об этом разговор, так как, вполне вероятно, страшной опасности подвергаемся и мы, и само существование Внутреннего Измерения, которому угрожают вражеские силы, разрушающие сейчас Идмос.

Находятся такие, которые утверждают, что Пламя неодолимо, что его чистая сущность выдержит воздействие примитивных лучей и стрелы-молнии Внешних Владык не достигнут его источника. Но большинство боятся поражения и готовятся к тому, что фонтан иссякнет, как только Идмос будет сокрушен и сметен с лица земли.

Ввиду неминуемой опасности нам нельзя медлить ни секунды. Есть выход, позволяющий перейти из Внутренней Сферы в иной, более дальний Космос в другой бесконечности. Космос, о котором и не помышляли наши астрономы, а тем более астрономы из расположенных вокруг Идмоса миров. Большинство паломников после некоторого пребывания здесь переходят в миры этой новой вселенной, и мы с Эббонли попросту ожидали вас, прежде чем отправиться вслед за ними. Нам надо спешить, иначе мы пропадем.

Не успел он закончить, как два крылатых существа, будто доверив охрану моей персоны моим друзьям-людям, поднялись в сверкающую атмосферу и полетели над райскими улицами, теряющимися где-то далеко в ярком сиянии.

Энгарт и Эббонли встали рядом со мной. Один взял меня за левую руку, другой - за правую.

- Попробуйте вообразить, что вы летите,- сказал мне Энгарт.- В этой сфере благодаря силе воли можно летать, и вы скоро приобретете эту способность. Мы будем вас поддерживать и направлять на первых порах, пока вы не привыкнете к новым условиям и сможете обходиться без нашей помощи.

Я подчинился этому приказанию и представил себя летящим. Меня ошеломили четкость и явная достоверность образа-мысли, а еще больше то, что этот образ становился реальностью. Почти без усилий, но с теми же ощущениями, которые испытывают при полете во сне, мы втроем оторвались от усыпанной бриллиантами поверхности и легко и стремительно взмыли в сверкающий воздух.

Любая попытка описать это приключение была бы обречена на провал, так как мной владела целая гамма неведомых доселе чувств, для которых нет названий в языке людей. Я не был уже Филипом Хастейном, а более сильной, более свободной сущностью, отличающейся от той, кем я был, как отличалась бы личность от ее проявления под воздействием наркотика или алкоголя. Доминирующим было чувство несказанной радости и свободы, к которому примешивались осознание необходимости спешить и потребность бежать в другие миры, где радость длится вечно.

Во время парения над ослепительно сверкавшими лесами мое зрительное восприятие давало мне огромное эстетическое наслаждение. Это намного превосходило обыкновенную радость, доставляемую приятной картиной, так как формы и цвета того мира отличались от всего того, что известно человеческому глазу. Любой подвижный образ вызывал истинный восторг, и этот восторг усиливался по мере того, как весь пейзаж снова обретал блеск и сияние, которые я сразу увидел, как только оказался в этой сфере.

Разрушение Идмоса

Мы летели на большой высоте, созерцая под собой нескончаемые леса, пышные луга продолговатой формы, сладострастно округлые холмы, роскошные дворцы, реки и озера с прозрачной и чистой, как в саду Эдема, водой. Все, казалось, вздрагивало и трепетало, будто блестящая эфирная сущность, а в сиянии небес от светила к светилу словно шли волны радостного восхищения.

Во время нашего полета я снова отметил частичное смягчение света, печальное потускнение красок, а затем опять экстатический блеск. Замедленный ритм этого процесса напомнил мне возгорание и затухание Пламени, о котором Энгарт писал в своем дневнике. Едва я об этом подумал, как почувствовал, что со мной говорит Энгарт. Хотя не совсем понятно, он говорил или его мысли доходили до меня как-то иначе, а не благодаря органам слуха. Как бы там ни было, но я понял, что он говорил:

- Вы правы. Колебания фонтана и его музыки ощущаются во Внутреннем Измерении. В виде помрачения и просветления всех зримых образов.

Мы полетели быстрее, и я заметил, что мои спутники мобилизовали всю свою психическую энергию, чтобы увеличить скорость полета. Пейзаж под нами превратился в водопад сверкающих красок, в море блеска, и мы ринулись вперед, словно звезды в пылающей атмосфере. Восторг от бесконечного полета, беспокойство в связи с нашим поспешным бегством от неведомой беды я никогда не забуду, как и сознание невыразимой общности и понимания, объединявших нас троих. Память об этом живет где-то глубоко во мне.

Вокруг нас, над нами, под нами летали пилигримы из скрытых миров и оккультных измерений. Они, как и мы, направлялись в неизвестный Космос, и Внутренняя Сфера была лишь его преддверием. Эти создания выглядели странно и комично, но я не думал об их причудливости, а испытывал к ним братское чувство, как к Энгарту и Эббонли.

Во время полета мои спутники, кажется, рассказывали мне о многом, сообщали непонятным образом все, что узнали в своем новом воплощении. С какой-то серьезной торопливостью, будто у нас оставались считанные минуты на то, чтобы поделиться информацией, они излагали и передавали мысли, которые я никогда не понял бы в земных условиях. Непостижимые вещи, объясненные мне с помощью пяти чувств или философских и математических символов, были понятны мне как буквы алфавита.