Не загоняйте в угол прокурора. Сборник - Сергей Высоцкий

— Да. Здесь требуется особый склад характера,— согласился Фризе, подумав, что сам Грачев не смог бы работать с мертвыми.— Поэтому я и спросил, как вы подбираете людей.

— У кого-то есть знакомые, кто-то случайно узнал о нашем предприятии,— туманно ответил Грачев. Фризе отметил, что директор слова не сказал о самой простой возможности набрать штат — обратиться в крупные больницы. Значит, со стороны людей в «Харон» не брали.

— А уходят от вас люди?

— Нет. От добра добра не ищут,— твердо ответил Грачев.— Никакого отсева. Этим мы и сильны.

— Да. А тут сразу двое,— сказал Фризе.— И при таких обстоятельствах!

— Это не может повредить нашей репутации.— На верхней губе Грачева опять выступили капельки пота.— С Кирпичниковым произошел несчастный случай. Что-то неладное. Эта вдова… Вы спрашивали ее? Может, она пригласила Аркашу?

— Залезть ночью через балкон? — Фризе вспомнил невзрачного Кирпича и красавицу Маврину.

Грачев встал:

— Извините. Мне надо уезжать в Моссовет. Депутатские обязанности отнимают много времени.

«Он еще и депутат Моссовета? — удивился Фризе.— Ничегошеньки! Ни с какого края не подсунешься. И значок депутатский не носит. Обычно стараются повесить на самое видное место!»

Они вышли вместе из подъезда.

— Вас подвезти? — спросил Грачев, показывая на новенький «Мерседес» оливкового цвета.

— Спасибо. Я на колесах.

Грачев проследил за взглядом, который Фризе бросил на свои «Жигули», и восхитился:

— О! «Десятка»! Прекрасный аппарат. Прокурорское жалованье позволяет? — спросил он вполголоса.— Ведь по нынешним ценам — миллион!

— Что нам стоит…— усмехнулся Владимир и, отсалютовав директору, направился к машине.

— И на бензин хватает? — крикнул ему вслед Грачев, но Фризе даже не обернулся.

— Были ли у Коли враги? — в голосе у говорящей прозвучало такое удивление, что Фризе не сомневался в ответе. И ошибся.

— Господи! — девушка сцепила пальцы с длинными сиреневыми ногтями так, что они побелели.— Да только одни враги его и окружали!

— Наверное, это гипербола, не больше? — улыбнулся Фризе, подумав, что слово «гипербола» не слишком привычно для подруги санитара Уткина.

— Нет, господин следователь, не гипербола,— не моргнув глазом, возразила девушка.— Если бы вы знали, в каком обществе мы крутились в последние два года…

— Хотел бы знать.

— Только не от меня,— она нахмурилась, и Владимир, разглядывая ее красивое лицо, понял свою ошибку. Девушка не была лишь «хорошо упакованной куклой» с двумя-треми извилинами. Ее большие темные глаза смотрели внимательно и настороженно.— Никакие рассказы вам не помогут. Для этого надо хоть месяц там поработать.— Она неожиданно улыбнулась и добавила: — Попахать.

— Не хочешь рассказывать подробно — не надо. Отвечай на вопросы.

Нина опять улыбнулась и сказала:

— Я где-то читала: что в нашей жизни самое простое? Задавать вопросы. А что самое трудное? Отвечать на них! Хорошо же вы распределили наши обязанности!

— Я обещаю тебе ответить на твои вопросы.

— Нет у меня никаких вопросов,— со вздохом сказала она и заплакала. Заплакала тихо, без надрыва, но как-то очень горько. Фризе не стал ее успокаивать. Сидел молча, урадкой рассматривал комнату. Все здесь было устроено со вкусом — кожаная мягкая мебель под цвет слоновой кости, инкрустированные горка с посудой и большой подсервантник, на котором стояли большой японский телевизор и видеомагнитофон. На полу пушистый серо-голубой ковер. Красиво, но холодновато, как в номере шикарной гостиницы.

Нина сидела, не поднимая головы, приложив к глазам платочек. Ну просто воплощение скорбящей красоты. Фризе с непонятным самому себе чувством досады подумал, что еще два-три дня назад сюда приходил отработавший смену Уткин, а работа его состояла в том, что он ездил за покойниками, укладывал их на носилки, потом с носилок на столы в морге. А здесь, приняв душ,— наверное, он все-таки принимал душ,— садился за стол со своей красивой любовницей и за ужином рассказывал ей о том, как прошла смена. А о чем еще он мог рассказывать? А потом… Стоп, товарищ следователь! — остановил себя Фризе.— Злопыхаете. Вы к своей Берте тоже не с вернисажей приезжаете.

— Вот и все! — Нина подняла на Фризе свои чуть припухшие, но все такие же красивые глаза.— Хорошо, что вы меня не стали успокаивать. А то бы я надолго разнюнилась.— Она встала, подошла к бару, налила в бокалы коньяку из темной матовой бутылки. Не спрашивая, подала один Фризе. Он лишь пригубил его. Французский коньяк был хорош, но Владимир с сожалением вспомнил армянские: «Отборный», «Двин».

— Вы не думайте, что я такая уж дура — не понимаю, почему спросили о врагах. Но… ничего серьезного за ним не числилось — не болтал, не стучал, не высовывался. Не за что приговаривать. А ножку подставить, чтобы шею сломал,— пожалуйста.

Фризе слушал внимательно, не перебивая, боясь, чтобы девушка не замолчала. Она чутко уловила его интерес и спросила:

— На магнитофон не пишете?

— Нет.

— Косо смотрели на тех, кто жил без шика.— Владимир невольно взглянул на роскошный бар, забитый напитками. Нина усмехнулась.— Председатель снимает круглый год столик в «Пекине». Обедает там каждый день. И еще снят столик рядом, для двух охранников.

Фризе вспомнил Грачева. Подумал: «А в Моссовет на заседания он тоже с охранником ездит?»

— Ну, а я для них была раздражающим фактором. То один подкатывался, то другой. Шеф заработал от меня пощечину. Он Коле после этого сказал: «Эта баба не для тебя. Найди попроще».

— Ревновали, значит.

Нина горько усмехнулась:

— Такое чувство им неведомо. Грозили меня «поставить на хор».

«Поставить на хор» на блатном языке означало групповое изнасилование.

— Почему вы не поженились?

— Почему? — девушка так удивилась, словно Фризе спросил, почему они с Николаем не уехали жить на Багамские острова.— И кем бы я сейчас была? Молодой вдовой с парой детишек. А так я еще смогу себе мужа приличного найти. Вы, гражданин следователь, женаты?

— Нет.

— Ну, вот, кандидат номер один. У меня глаз — алмаз. Вижу, что я вам понравилась.— Разухабистый тон никак не соответствовал ее грустному взгляду. Пустой бокал на подлокотнике кресла выдавал причину таких откровений.

Тут же она взяла себя в руки.

— Если хотите серьезно — любой, с кем Коля работал и…— она помедлила, подбирая слово, скривила губы,— и общался, мог ему, между делом, и бледную поганку в пиве настоять.

— Бледную поганку?

Легкая тень раздражения пробежала по лицу Нины:

— Это первое, что на ум пришло. Не поганку, так что-нибудь еще. Крысиного яду, толченого стекла. Да так, чтобы никто не заметил. Вот как сейчас — нет человека, и виноватых нет.

— Будут! А с вашей помощью могли бы найти быстрее.

— Нет, трус в карты не играет.— Нина поднялась с кресла.— Я обещала Колиной маме приготовить все к поминкам.

«Красивая,— спасу нет»,— подумал Фризе, вставая. Спросил:

— Где вы познакомились с Уткиным?

— Учились в Плехановском в одной группе. Удовлетворены?

— Запишите мой телефон,— попросил Фризе.

— Зачем? Думаете, в трудную минуту потянет на откровенность? Или…— она нахально улыбнулась, бросив на Владимира оценивающий взгляд.

— Дура! — не сдержался Фризе.— Если вдруг прижмут старые знакомые!

— Дура — это совсем по-мужски,— с обидой сказала она, но телефон записала.

Любой хороший шанс — не более как открывшаяся тебе возможность достичь желанного результата. Есть люди — по-видимому, их большинство,— жизнь которых не задалась, хотя провидение постоянно представляет им шанс круто изменить ее к лучшему. Ведь для того, чтобы использовать свой шанс, нужны решительность, готовность рискнуть и умение выложиться до последнего дыхания, чтобы развить успех. Но редкие люди обладают еще и способностью — ее, наверное, можно назвать экстрасенсорной — предчувствия своего шанса. Когда внезапное и непонятное на первый взгляд возбуждение дает тебе сигнал — не проворонь того, с чем ты соприкоснулся, но еще не успел понять. «Что ж, своего шанса я, кажется, не упустил»,— подумал Фризе. Но если бы он не забил себе голову делами следствия, то, может быть, не был бы так категоричен.

Расхаживая по своему крошечному кабинету — семь шагов от двери до окна,— Фризе восстановил в мельчайших подробностях свой разговор с Ниной Серовой. Время от времени он присаживался к столу и записывал ее ответы. На свою память он пожаловаться не мог, и через час весь их разговор был изложен на бумаге со стенографической точностью. «Вот, милая девушка, вы спрашивали про магнитофон, он всегда со мной»,— не без самодовольства подумал Фризе.