Журавль в небе - Вера и Марина Воробей

7

Эту ночь девушка, как и следовало ожидать, провела без сна. Часов до трех она слушала подаренный Рэмом диск, а потом, когда услышала недовольный стук в стену – музыка, по всей видимости, разбудила родителей, – надела наушники. Ире это показалось странным, ведь громкость была, на ее взгляд, более чем умеренной. Но, видимо, она, никогда прежде не слушавшая музыку в такой час, не учла, что ночью звуки предельно обостряются. Часам к шести утра Наумлинская, прослушав альбом бессчетное количество раз, выучила все записанные на нем композиции наизусть. Во всяком случае, ей так казалось, потому что, шевеля губами, она произносила текст вместе с Рэмом, зная каждое слово, которое должно последовать. Теперь ей было странно осознавать, что все это время она жила и даже не подозревала о существовании такой музыки, вернее, ни на что не похожего сочетания музыки и удивительных, на первый взгляд совершенно непонятных, каких-то сюрреалистических текстов.

«И как возможно сочинить такое? – изумлялась Ира. – Откуда берутся такие удивительные мысли и что это за голова, в которую они приходят? И почему мне ни разу в жизни не подумалось ни о чем таком?»

Особенно девушку растрогала лирическая и даже в чем-то трагическая композиция про вагончик метро, который, отслужив свой век, оказался в депо. Этот вагончик, который по сюжету был девушкой, страстно любил другой вагончик, мужчину. Изредка они пересекались, спеша навстречу друг другу. Но встречи эти были мимолетными, и ни одна из них не продлилась более минуты. Столько обычно стоят поезда метро на станциях, пока пассажиры выходят из вагонов. Однажды, правда, вагон-девушка воспротивился заведенному порядку вещей и, встретившись на одной из станций с любимым, отказался ехать дальше. Взбешенный машинист был вынужден объявить: «По техническим причинам поезд дальше не идет». А ее возлюбленный, постояв на станции положенную минуту, покатил дальше. И после этого случая своенравный вагончик отправили в отстойник, решив, что он, то есть она, пришел в негодность. И вот теперь вагончик-девушка стоит без движения и думает о своем любимом, представляя себе его страдания: ведь он не знает, какая судьба постигла его подругу. Когда-нибудь они, наверное, встретятся. Ведь рано или поздно того тоже отправят в отстойник. Но только если к тому времени ее не сдадут на металлолом…

История сильно отличалась от всех остальных, записанных в альбоме. Отличалась от них хотя бы тем, что имела вполне четкий сюжет, тогда как другие композиции по жанру походили скорее на эссе, рассуждения автора на различные, как правило, отстраненные темы. История про вагончики была похожа на сказку – одушевленные, умеющие думать и чувствовать вагончики, их трагическая судьба, – и этим-то она и нравилась Наумлинской.

«Вот так и мы с Рэмом, – подумала Ира, – возможно, никогда больше и не встретимся». Подумав так, девушка испугалась: получалось, что она таким образом как бы признавалась себе в том, что влюбилась в Рэма. А ведь это было не так! Во всяком случае, Ира думала об этом со страхом. Нет, она не может влюбиться ни в Рэма, и ни в кого-то другого! По определению не может, не может, потому что любит Надыкто. И нет на свете человека надежнее, достойнее и умнее Володи! Никогда Ира его не предаст даже в мыслях. Но ведь, сравнив себя и Рэма с теми сказочными вагончиками, она, получается, уже предала их с Володей любовь? Ничего не получается! Глупости. Просто возникла мысль, не слишком, может, удачная, но не более. И как возникла, так же точно и растаяла, бесследно. Или почти бесследно…

В семь тридцать прозвенел будильник. Ира услышала его дребезжание сквозь наушники и крайне удивилась: ведь она перед сном даже не подумала его завести. Наверное, мама побеспокоилась с вечера о том, чтобы загулявшая именинница не проспала школу. Что ж, спасибо маме.

В школу идти не хотелось. Во-первых, не могла не сказаться совершенно бессонная ночь, а во-вторых, настрой у девушки был какой-то совсем нерабочий. Но Ира всегда умела взять себя в руки, пересилить лень, недомогание или что там еще обычно мешает людям исправно, день за днем делать то, что положено. Нет, Наумлинская могла по праву назвать себя человеком долга. Могла, но никогда, конечно, не называла. Она просто изо дня в день выполняла свои обязанности и старалась делать это хорошо, не видя в том ничего особенного или заслуживающего похвалы. Вот и сегодня, встав с постели, Ирина, как обычно, сделала десять приседаний, пять наклонов вправо и пять влево. Это была утренняя зарядка, так сказать, в сокращенном виде. Затем девушка бодрым шагом проследовала в ванную, заглянула к родителям. Мама убирала постель. Отец, по всей вероятности, уже ушел на работу.

– Ну как вчера погуляли? – выпрямляясь, спросила Евгения Павловна.

– Отлично, – с преувеличенной бодростью ответила Ира.

– Мы с отцом около часу легли, – продолжала мама, – тебя еще не было… – оповестила она дочь таким тоном, словно та могла об этом не знать.

– Да в это время концерт только закончился, – махнула рукой Наумлинская. При одном только слове «концерт» она почувствовала, будто ее всю, с ног до головы, обдало горячей волной. Но, переведя дыхание, она продолжила как ни в чем не бывало: – Потом пока такси поймали… На метро-то опоздали, пока доехали, вот и считай…

– А Володя тебя до подъезда проводил? – спросила Евгения Павловна, и Ире послышалась в ее голосе тревога.

– Могла бы и не спрашивать, – фыркнула Наумлинская, пренебрежительно дернув плечиком.

– А зачем ты потом музыку включила? – допытывалась мама. – Что-то раньше я за тобой такой привычки не замечала.

– Захотела и включила, – вяло огрызнулась девушка.

Разговор мало-помалу начинал ее раздражать.

– Ладно… – Мама, вероятно почувствовав это, решила сменить тему: – Умылась?

– Ага, – кивнула Ирина.

– Тогда пойдем, я тебе геркулес сварю.

– Ой нет! – отказалась Ира. – Только не это. Я лучше яичницу себе поджарю…

И снова кровь ударила ей в голову. Она вспомнила вчерашнюю глазунью, то, с каким аппетитом уплетал ее Надыкто и какой вкусной показалась яичница ей самой, а через пару минут на сцене появился он… Резко дернув головой, будто желая освободиться от неожиданно нахлынувших воспоминаний, Ирина решительно двинулась на кухню. Но не успела она открыть холодильник, как новая горячая волна обожгла ее до самых кончиков ушей: «Что же это я, неумытая, непричесанная, в ночной рубашке?!»

В этом не было ничего особенного, ведь девушка частенько позволяла себе разгуливать по квартире в таком виде. Но сегодня ей почему-то захотелось немедленно привести себя в порядок, и сделать это она должна была прежде, чем Рэм…