В поисках утраченного - Сергей Псарев

Как всегда, Александра и Ольга во время концерта вели доверительный разговор со зрителями. Говорили об очень серьезных вещах, а иногда и о милых пустяках. Так ли это было важно? Главное, что все это получалось у них очень искренне. Оно шло от самого сердца, словно выливалось из души.

Зритель может простить очень многое исполнителю, но он сразу почувствует фальшь и тогда теряет всякий интерес к его выступлению.

Возможно, так и стоило любить свою Родину, Отечество. Без призывов, показных и красивых слов. Просто вот так, тратить для этого себя и свой талант. Тогда рождалось маленькое чудо и светлые чувства, появлялась надежда, что все это не будет забыто завтра и 27 миллионов наших сограждан совсем не напрасно погибли за этот светлый день.

Зрители тепло аплодировали, а я смотрел через окно на обычный старенький питерский двор-колодец. На его дне стояла белая иномарка, и в ее стеклах отражалось далекое небо, похожее на большую распластанную птицу.

Принялся рисовать этот двор себе в блокнот и подумал, что он никогда не будет выглядеть мрачным. Потому, что его когда-то выкрасили в этот светлый и теплый цвет. Есть у нас такая традиция в Питере: добавлять в краски солнце. Между прочим, каждый сегодня может это делать в своей жизни для себя и еще для самого близкого ему человека. Тогда все вокруг пойдет по-другому.

При входе на Дворцовую площадь людей больше не проверяли, разве кого-то иногда и выборочно. Просто сюда уже выплеснуло целое людское море, и его больше ничем не вычерпать, не выпить по малой капле…

Радио "ПИТЕР ФМ" в машине сообщило, что в нашем городе на завтра сохранится пасмурная, дождливая погода. В это время в вечернем небе громыхнул гром, потом еще и еще. Это были залпы победного салюта…

Великая Среда

Вот вы все говорите: не бывает… Да ведь в том-то и дело, что на все можно взглянуть поглубже. Напечатал я свой первый рассказ в литературно-художественном журнале "Невский проспект" и решил еще раз прогуляться по местам действия моих литературных героев на Смоленском кладбище. Сколько себя помню, здесь со мной часто происходит что-то любопытное, если не сказать больше.

По установившейся традиции направился сначала к часовне Ксении Петербургской, или как ее здесь величают местные, Ксенюшке. Сделал несколько набросков самой часовни, потом наиболее интересные группы прихожан нарисовал. Всегда получается выразительно, ведь у каждого здесь свое горе и просьбу о помощи нужно еще записать, передать Ксении, чтобы она услышала и обязательно исполнила.

Погуляв еще по кладбищу, вдоволь порисовав старинных надгробий уважаемых граждан Северной столицы из числа надворных советников, генералов и купцов первой гильдии с покосившимися крестами и ангелами с обломанными крыльями, я направился в церковь Смоленской иконы Божьей Матери.

Сняв шапку, поднялся по ступенькам в церковь. В храме полумрак, свечей горит много. Идет третий день Страстной недели и поэтому во время богослужения батюшка рассказывает о событиях Великой Среды и повторяет слова Иисуса, сказанные им его ученикам – двенадцати апостолам. "Вы знаете, что через два дня будет Пасха, и Сын Человеческий будет предан на распятие". Странно, но апостолы, будто не слышат этого страшного предостережения. Всем им хочется верить в лучшее.

Да, именно так. В такой момент тоже начинаю думать о своем, чтобы не случилось плохого с близким тебе человеком. Уж больно тревожно на душе в последнее время. Не отпускает…

Служба в храме ведется сразу в нескольких местах. Рядом со мною священник говорит о таинстве исповеди: "Таинство покаяния – это чудо Божие, которое Господь совершает своей душой. Один Бог имеет власть прощать грехи. И Господь наш Иисус Христос есть истинный Бог наш, Который имеет эту власть"…

Десятки людей крестятся, дружно кланяются и шепчут слова молитвы. По очереди подходят к иконе, целуют ее. Люди все прибывают и пребывают, свободного места в храме остается все меньше. Невольно поддаешься общему настроению. У меня возникает ощущение ожидания какого-то чуда. Ничуть не меньше…

Однако пора браться за дело. Примостился в самом углу у окошка, чтобы не мешать тем, кто молится. Рисую незаметно. Если говорить честно, то на меня теперь совсем никто не обращает внимания.

Потом верующие становятся в длинную очередь и исповедуются. Смущается молодая женщина, что-то рассказывает священнику. Тот добродушно кивает ей головой, кажется, все хорошо понимает. Женщина краснеет, говорит сбивчиво и, наконец, получает прощение. Она отходит счастливая, ее лицо светится каким-то особым внутренним светом. Так происходит с каждым. Вера, если она есть, всегда так окрыляет. Здесь и бородатые старики, и древние старушки, но последнее время все больше совсем молодых.

Потихоньку направляюсь к выходу. На улице оглядываюсь, показалось, что кто-то позвал меня. Гляжу и вижу: стоит на ступеньках моя невеста Оленька в кашемировом темном платке, по-доброму так улыбается. Даже растерялся, ведь не должно быть ее здесь. Она же сейчас в Донецкой области, с редакционным заданием от своей газеты. Меня прямо как током тогда ударило. Глаза закрыл, отвернулся, потом еще раз глянул, а там уже и нет никого…

Не скрою, тревожно мне за Оленьку было, все дни из головы не выходила ее командировка. Ведь на Украине сейчас гражданское противостояние, войска в мятежные города направлены. Может быть, случилось чего. Телефон у нее уже второй день не отвечает.

На душе и так противно, а тут еще на моих глазах разворачивается жестокая сцена. Здоровенный охранник в милицейском камуфляже ухватил за волосы женщину и ведет ее к выходу с кладбища. Тащит, ее, таким диким образом, да еще приговаривает, чтобы она больше никогда не появлялась в таком виде в церкви. Оказывается, эта женщина была сильно пьяна. Что-то сказала там не к месту… Потом она останавливается у ворот и просит у охранника прощения. Тот махнул на нее рукой и ушел обратно вглубь кладбища.

На улице плюхаюсь в свободную маршрутку № 249. Пора домой… Рядом на сидении юноша беззастенчиво положил ноги на переднее кресло. Попросил его убрать их, что он исполнил без всякого удовольствия. Пока он думал, как мне нахамить в ответ, я поблагодарил его за оказанную любезность. Парень в ответ промолчал, а его мать посмотрела на меня с удивлением.

Вечереет. Людская толпа медленно всасывается в узкие проходы станции метро "Василеостровская". В воздухе повис запах вездесущий корюшки. У киоска с рекламой "Теле-2" стоит долговязый парень в капюшоне и гигиенической повязкой, закрывающей ему лицо. Он бережет здоровье, а мне почему-то сразу вспоминаются кадры телевизионных трансляций о событиях из Украины.

Часов в десять вечера позвонила моя Оленька. Здравствуй, милый, говорит. Теперь все хорошо, завтра уже будет в Москве. Оказывается, четыре часа назад их машину задержали неизвестные люди в черной одежде и масках. Надели наручники и отвезли в расположение какой-то воинской части. Отобрали мобильные телефоны и всю аппаратуру съемочную, учинили допрос. Угрожали, добивались признания в том, что они собирали информацию для сепаратистов Юго-востока, для армии Донбасса. Потом посадили в машину и отвезли на границу с Ростовской областью.

Оленька рассказывала, что когда для нее наступили самые страшные минуты, то подумала обо мне. Получается, что и я ее в этот момент увидел в церкви… Почему так было? Объясните мне, неверующему человеку. Разве не чувствовалась здесь помощь откуда-то свыше?

Мне все-таки кажется, что здесь было какое-то действие таинственного и неизвестного Бога. Большей радости, чем такое взаимное ожидание, когда, побеждая расстояние, люди издали сливаются вместе, мы не испытывали. В таких случаях чувства всегда обнажены до самого крайнего предела.

Бог знает, что нас ждет завтра? Разочарование, утомление от скучной семейной жизни? Нет, после пережитого нами все это уже невозможно…

Другие люди

Почему-то считается, что при встрече с художниками нужно непременно говорить о живописи, а с врачами о болезнях. С Аркадием Ивановичем Свешниковым, практикующим врачом-психиатром, у петербургского прозаика Ливанова все получалось именно так. Ничего поделать с собой он не мог. Так увлекало все то, о чем рассказывал его новый приятель доктор. Да и вопросов из окружающей жизни у Ливанова всегда находилось много…

В эти дни на улицы города вместе с витающим запахом корюшки неожиданно выплеснулось какое-то болезненное весеннее обострение. Все же не зря же Пушкин так не любил весну…

Наверное, многие чувствительные люди тяжело переживают этот период. После долгой зимы сил уже нет, а весной все нестабильно, разные атмосферные перепады. Вот и выходит из равновесия человек, теряет самоконтроль. У него обостряются старые обиды, возникают неприятные воспоминания. В такой период можно легко нарваться на чью-то грубость. Правда, случается иногда и положительное. Под апрельским солнцем улицы расцветают не по погоде легко одетыми красивыми девушками, их юбочки становятся еще короче, а ноги в ажурных чулках все длиннее. Загляделся на такой девичник аккуратный старичок на соседней лавочке и прикрыл глаза в блаженной улыбке. Видно память вернула ему сладостные мгновения молодости.