Трудный переход - Мулдаш Уналбаевич Ерназаров

шума, словно дикие куланы, припустили обратно. А я в это время, когда все аульные собаки бросились за ними, подполз к юрте с другой стороны. Бибигуль, хоть и дрожала, как листок тальника, ждала меня. Только и успели объясниться в любви. Она дала согласие бежать со мной, лишь бы не выходить за сына Боташа. Но нужно торопиться, отец Ержигита дает большой калым. Тогда нас едва не застали вместе. Успел лишь прижать ее к груди и попросил ждать моего сигнала. Едва ноги унесли. К Боташу без калыма не подступишься.

Рассказ Жарлыбая развеселил друзей.

— Ему-то хорошо. Он хоть девушку прижал к груди. А мы-то боялись вернуться битыми и без лошадей. Не горюй, Жарлыбай, мы поможем тебе. Не побоялись же мы собак и ружей джигитов Боташа. Только уж в следующий раз постарайся устроить свидание с Бибигуль как-нибудь потише и безопаснее для своих друзей! — хохотнул Тогатай.

— Можно и пригрозить Боташу новым законом. Ведь она не желает выходить замуж за сына Сайлыбая, а любит тебя. Не отдаст добром, что ж, придется украсть для тебя невесту, — развел руками Караман.

Молчавший весь вечер старый отец Карамана засмеялся, утирая заслезившиеся от смеха глаза:

— Как же так, сынок? По новым законам нельзя покупать жену за калым, а красть невест, значит, можно?

Джигиты, переглядываясь, замолчали. Выручила Зауре:

— Ата! Разве мало случаев подобных было в степи? Даже в преданиях рассказывается об этом. Ради любви можно пойти на все. Вспомните свою молодость!

…Над степью опускалась ночь. Яркие звезды и полная луна высветили небо. Пришла пора прощаться. Караман перед отъездом друзей еще раз напомнил им, как нужно держаться в эти дни: предупреждать о замыслах баев, чабанов, узнавать, когда и куда угоняют и собираются угнать хозяева отары овец и табуны лошадей.

Проводив гостей, Караман и Зауре присели у юрты. Он обнял, согревая, жену, и они еще долго сидели, вдыхая пьянящий аромат степных трав. Глядя на Зауре, Караман вспоминал, как еще совсем мальчишкой он увидел эти глаза. Увидел и с тех пор старался чаще попадаться ей навстречу, удивить ее своею удалью в байге, во всех степных играх быть первым.

Бездонный темно-синий купол над ними искрился серебристыми россыпями… Степь спала, только неуемный тихий ветерок, тревожа изредка молодые травы, шурша, замирал в их густой поросли.

Зауре, поняв его состояние, нежно склонила голову на плечо мужа.

«Как хорошо, — думал Караман, — что есть эта бескрайняя степь, о которой можно петь без конца, и ни одна песня не будет похожа на другую. И степь, и небо над ней всегда разные. А ветер, ласкающий степные просторы, звучит, как ласкающие струны домбры. И поля маков, похожие на стайки юных девушек — все это степь, родная и бесконечная. Были бы счастливы люди, живущие в этих просторах!»

VI

В бескрайней, оторванной от цивилизации огромным расстоянием степи трудовые кочевники жили по старинке. Зачастую они не могли разобраться в происходящих в стране событиях: в уездные центры и города ездили в основном баи и их приспешники. Вести, которые они привозили, повергали в ужас самых стойких. Присылаемые Советской властью активисты объясняли, что скот конфискуется только у баев. Но слухи, распускаемые влиятельными в степи людьми, уважение к которым вбивалось степнякам с детства, были иными: скот отнимут у всех, а землю их предков отдадут неверным — кафырам.

В эти смутные, тревожные дни неожиданно для всех Алдажар уехал в уездный центр Кармакчи, а затем, через сутки, выехал в Кзыл-Орду, бывший Перовск. Алдажар всегда отличался предусмотрительностью, куда только не втирались преданные ему люди.

Вернулся Алдажар, к изумлению местных богатеев, из Кзыл-Орды очень быстро. В тот же день разлетелись по степи лихие гонцы бая с известием: Алдажар устраивает ас — торжественные поминки по умершему незадолго до происходящих событий брату.

Шомекейский род — многочисленный и богатый род. Много именитых гостей собралось на это торжество. Целый косяк кобылиц пожертвовал Алдажар мечети, вернее, ее ишану. Пригласил хитрый бай и старого, известного во всей округе акына Сары-жырау, любимого народом. Со всех концов степи стекались к аулу Алдажара богатые и знатные гости из других родов. За многими из них бережно вели подготовленных к байге скакунов. Из самых дальних аулов съехались на ас показать свою силу и ловкость борцы-палуаны. К кокпару был приготовлен черный козел. Победителей в игрищах ждала щедрая награда, каждая — целое состояние для простого степняка.

Не поскупился гордый бай: бесчисленно режется скот, дымят котлы, готовятся изысканные степные кушанья, а в огромных саба шипит и пенится терпкий, иссиня-белый кумыс. Довольны сородичи, довольны богатеи и святой ишан, довольны аксакалы. В такое смутное время не растерялся Алдажар, остался верен себе: мудр и щедр бай, свято чтит он обычаи предков, уважительно относится к аксакалам.

На зеленой лужайке, у озерка, раскинут полог для гостей. Задумчивы лоснящиеся, сытые лица сидящих вокруг дастархана именитых гостей, слушающих Сары-жырау, Старик сказитель устроился отдельно от дастархана на мягком коврике и, любовно зажав в руках старенькую домбру, поет кса[13] «Кобланды», воспевает подвиги легендарного батыра. Взгляд жырау устремлен куда-то в далекую степь, в то далекое прошлое, о котором он поет. Многие кса знает старик, но особенно искусно исполняет любимые народом «Едиге», «Корголы», «Кенесары-Науразбай», Еще крепок голос седобородого акына, далеко по степи летит его песня-быль. Изредка, закончив сказание об одном из эпизодов легенды, жырау прерывает песню, чтобы подкрепиться и выпить пиалу горячего душистого чая. За спиною певца полукругом, кто на тулаке, кто на драной подстилке, а кто и просто на голой земле, расположились простые степняки. На их прокопченных солнцем, обмороженных стужей лицах можно прочесть все, о чем поет старик: и восхищение, и боль, и ненависть, и радость, и отчаяние. Легенда уводит их от суровой и беспросветной степной жизни.

А в белой, двенадцатикрылой юрте бая, куда лишь слегка доносится гомон с озера, ибо не подобает почтенному священнослужителю находиться там, где через край плещет веселье, ведут разговоры ишан, Алдажар и его приверженцы. Торопливость, с которой он вернулся из своей поездки в Кармакчи и Кзыл-Орду, спешность устроенного им поминального пиршества озадачила и насторожила баев. Статный, седобородый ишан степенно восседал на почетном месте. Черты его сухощавого, властного лица были строги, а проницательные грязно-голубые глаза недвижно остановились на одной, лишь ему видимой точке. Алдажар, как гостеприимный хозяин, внимательно следил, чтобы у сидящих за дастарханом не пустовали пиалы с кумысом.

— Алдеке! О цели вашей поездки мы знаем. Но нас тревожит ваше быстрое возвращение. Расскажите,