Святой равноапостольный князь Владимир и Крещение Руси. Сборник статей - Коллектив авторов

В Новгород для проповеди евангельской приходил сам митрополит Михаил с шестью епископами в сопровождении Добрыни, дяди Владимирова, и Анастаса Корсунянина. Это случилось в 990 г.; значит, весь 989 г. пастыри сии занимались благовестием в других странах России, и, всего вероятнее, ближайших к Киеву. В Новгороде повторилось то же самое, что видели мы в Киеве. Сначала ниспровергнуты идолы, и главнейший из них – Перун – с крайним поруганием влачим был по земле и ввергнут в Волхов. После чего приступили к оглашению людей Евангелием, и притом не в одном только Новгороде, но и во всех его окрестностях. Естественно думать, что для скорейшего успеха митрополит и епископы не вместе обтекали разные поселения, а порознь, имея при себе каждый по нескольку священников. Следствием их благовестия было то, что многие (только многие, а не все) крестились и что «по градовом и по селом новгородскаго предела» воздвигнуты были церкви, поставлены пастыри. Окончивши святое дело, первосвятитель созвал к себе всех этих пастырей, преподал им святительское наставление – внимать себе и всему стаду, в котором поставил их Дух Святой, и свято хранить православную веру и христианскую любовь; в заключение благословил каждого из них и со спутниками своими возвратился в Киев. Окончательно же утвердить в Новгороде святую веру суждено было Промыслом первому Новгородскому епископу Иоакиму, который, прибыв на свою паству, ниспроверг остальных идолов и целые тридцать восемь лет подвизался в деле своего пастырского служения.

После Новгорода святитель Михаил посетил (в 991 г.) со своею проповедью область Ростовскую, сопровождаемый четырьмя епископами, Добрынею и Анастасом. Ревностные благовестники крестили здесь бесчисленное множество людей, воздвигли многие церкви, рукоположили пресвитеров и диаконов, устроили клир, но не искоренили язычества. В самом Ростове, куда в следующем году поставлен был особый епископ Феодор, многие еще не принимали крещения и были столько упорны и неприязненны к архипастырю, что он, изнемогши в борьбе с их злобою, нашелся вынужденным покинуть Ростов и скончался, вероятно, в Суздале, где доселе почивают его святые мощи. Преемник Феодора Иларион, прибывший из Константинополя, также после напрасных усилий покорить упорных вере оставил кафедру и возвратился в отечество. С некоторой вероятностью можно допустить, что в это же время явился в Ростове с проповедью святой Авраамий Ростовский. В житии его, которое встречается в разных списках, ясно говорится, что он действовал в Ростове во дни ростовского князя Бориса, когда в Ростове были еще какие-то низшие князи, как бывало и в других городах при начале Русского государства; действовал при первом Ростовском епископе Феодоре и преемнике его Иларионе и имел сношение с самим равноапостольным князем Владимиром; говорится также, что когда Авраамий поселился близ Ростова, там еще целый конец Чудский поклонялся каменному идолу Белеса, и что преподобный с помощью явившегося ему Иоанна Богослова сокрушил этого идола, и хотя много потерпел от неверных, но своими молитвами, наставлениями, терпением и благоразумием мало-помалу привлек всех их ко Христу от мала до велика. Правда, в настоящем житии Авраамия встречаются значительные несообразности, которые и расположили некоторых относить время подвигов его то к 1-й, то даже ко 2-й половине XII в.: представляется, например, будто во дни Авраамия Ростов был уже Владимирскою областию, будто Авраамий, оклеветанный пред великим князем Владимиром, имел с ним сношение во Владимире на Клязьме; будто когда Авраамий оправдался, святой князь устроил монастырь его своим монастырем, сделав его высшим всех обителей ростовских, даровал ему многие имения, и будто Авраамий за труды свои удостоился получить имя архимандрита, которое становится известным в наглей Церкви не прежде XII в. Но нетрудно понять, как могли вкрасться в житие Авраамия все такие несообразности. Оно составлено, судя по содержанию его, отнюдь не прежде, как после прославления преподобного, т. е. после открытия мощей его, которое последовало уже во дни великого князя владимирского Всеволода Юрьевича, внука Мономахова (1176–1212). Удивительно ли, если чрез два столетия или даже и более составитель жития, не довольно образованный, имея под руками, может быть, самые краткие письменные известия о святом Авраамии и руководствуясь преимущественно устными о нем преданиями, смешал различие времен и вообразил по простоте своей, что город Владимир Кляземский, который в XIII в. был уже действительно столицею великих князей и заключал в своей области Ростов, имел такое же значение и во дни святого Владимира и что Авраамиев монастырь, считавшийся уже в XIII в. высшим всех ростовских обителей и архимандриею, сделался таким монастырем еще при самом Авраамии? Примеры подобного смешения времен у нас очень известны: летописцы, жившие при архиепископах Новгородских, называли архиепископами и самых первых епископов Новгородских. Что касается, в частности, до наименования Авраамия архимандритом, нет ничего невозможного, чтобы он возведен был в этот сан епископом Иларионом. Пусть будет правда, что в нашей отечественной Церкви до XII в. имя архимандрита не употреблялось, хотя преподобный Нестор в житии преподобного Феодосия Печерского, по некоторым спискам, и называет его этим именем; оно, несомненно, употреблялось в Церкви Греческой, а Иларион был грек. Прибавим общее замечание: если в известном ныне житии преподобного Авраамия Ростовского встречаются двоякого рода показания, из которых по одним, совершенно ясным, он действовал в царствование святого Владимира и сына его Бориса, при первых Ростовских епископах Феодоре и Иларионе, а по другим, только по умозаключению, должен быть относим уже к XII столетию, то почему же отдадим предпочтение не первым показаниям, но последним, когда эти последние легко могли вкрасться в житие по простоте и малообразованности сочинителя? Впрочем, считая только более вероятным, а отнюдь не несомненным, что Авраамий жил при самом начале у нас христианства, мы должны допустить, что или он обратил к святой вере не всех жителей Ростова, или многие из них вскоре снова впали в язычество, потому что, как увидим, во второй половине XI в. третьему Ростовскому епископу Леонтию пришлось еще много бороться здесь с закоренелыми язычниками.

Одновременно с Ростовскою областью услышала проповедь Евангелия и страна Суздальская, входившая тогда в состав области Ростовской. Обитателям этой страны принес слово спасения сам равноапостольный князь Владимир, сопутствуемый двумя епископами, и имел радость видеть, что все они, подобно киевлянам, охотно принимали из уст его благовестив и крестились. Восхищенный успехом, святой князь, прибавляют поздние летописцы, в память своего пребывания здесь заложил на берегу Клязьмы город, назвал его по имени своему Владимиром и построил в нем деревянную церковь Успения Пресвятой Богородицы. Это случилось в 990 или 992 г. В подтверждение того, что святой Владимир точно посетил землю Суздальскую по делам веры, указывают некоторые памятники пребывания его здесь, сохранившиеся до позднейшего времени. А сказание о заложении им города Владимира на Клязьме, следовательно, и о построении им Успенской церкви во Владимире, признается ныне несправедливым, хотя, быть может, без достаточных оснований.

Можно думать, что святая вера насаждена еще при святом Владимире во всех тех городах и областях, которые он роздал детям своим в уделы, и следовательно, кроме Новгорода и Ростова, в Полоцке, Турове, земле древлянской, Владимире Волынском, Смоленске, Пскове, Луцке, Тмутаракани и в пределах муромских. Это разделение России на уделы, от чего бы оно не зависело, по замечанию некоторых летописей, было вместе мерою христианского благоразумия: равноапостольный князь, отправляя детей своих под руководством мудрых пестунов в разные области государства, завещал каждому из них заботиться об искоренении там язычества и утверждении христианства. И князья-христиане необходимо должны были иметь при себе христианских пастырей и соорудить для себя храмы, каждый в своей резиденции. А достигнув лет зрелых, могли удобнее наблюдать за ходом евангельской проповеди в своих небольших уделах, сильнее действовать на язычников собственным примером и, кроме ревности по вере, стараться о просвещении ею своих подданных уже и потому, чтобы теснее с ними сблизиться. Исторические предания действительно и подтверждают, что святой Борис содействовал утверждению христианства в Ростове, Мстислав – в Тмутаракани, Судислав – в Пскове, Изяслав – в Полоцке и что святой Глеб, как только прибыл в назначенный ему удел, несколько раз пытался просветить муромцев святою верою, хотя без успеха, а потому и поселился вне Мурома, где прожил два года.

Сохранилось несомненное свидетельство о насаждении тогда святой веры в Курске и его окрестностях. Древнейший нагл летописец повествует в житии преподобного Феодосия Печерского, что по переселении родителей его из Василева в Курск (в 1-й половине XI в.) Феодосий, еще будучи отроком, «хождаше в церковь Божию по вся дни» и вскоре «нача пещи просфоры и продаяти», чем и занимался более двух лет. Потом, когда мать благочестивого отрока хотела отклонить его от любимого занятия, он тайно «иде во ин град недалече сущи, и обита у прозвутера, и делаше по обычаю дело свое». Отысканный матерью и возвращенный в Курск, снова начал во все дни ходить в церковь Божию и своим смирением и покорностью заслужил любовь властелина града, так что этот властелин «повеле ему, яко да пребывает у его церкви». Значит, христианство уже существовало тогда и в Курске, и в его пределах, а в самом Курске была даже не одна церковь: правитель города имел для себя свою особую.