Козыри мсье Венса - Станислас-Андре Стееман

— Классная ручка! — оценил толстяк. — Подарок?

— Скажем лучше — «оружие»… Тебе сдавать, Нестор.

Нестор сдал карты.

XVII

— Мсье Венс! — с победным видом воскликнул, входя, Борис Яршский. — Говорил я вам, что невиновен, что я не возвращался в дом Жоржа д’Ау в ночь преступления!

Он даже не взглянул на книжный шкаф с многочисленными полками, на освещенные аквариумы, на коллекцию масок, привезенных со всего света.

Мсье Венс, укрывшийся за крепостным валом своего изогнутого письменного стола, поднялся, чтобы поздороваться с ним.

— Садитесь…

Но Ясинскому было не до того!

Судорожно порывшись в карманах, он извлек из левого ручное зеркало в металлической оправе и коробку с леденцами от кашля, из правого — обтрепанную записную книжку и карандашик от мигрени, наконец в каком-то забытом третьем обнаружил то, что искал.

— Вот! Читайте! — сказал он.

— Что это такое? — спросил мсье Венс.

— Доказательство моей невиновности! Анонимное письмо, полученное сегодня утром…

Мсье Венс взял у него письмо и снова сел.

Письмо, представлявшее собой лист обычной разлинованной бумаги с наклеенными на нем словами, вырезанными из газеты, гласило:

«Письма и долговые расписки, которыми незаконно владел Жорж д’Ау, будут возвращены вам сегодня вечером, если вы уплатите наличными сумму в один миллион банковскими билетами.

Будьте с деньгами после 10 часов на 1-й национальной дороге, в двухстах метрах севернее Арсенала».

Внизу письма в качестве постскриптума стояло: «Не вздумайте извещать полицию, это дорого вам обойдется».

— Ну как? — с нетерпением спросил Ясинский.

— Прекрасный образчик «анонимного стиля»! — заметил мсье Венс. — Тут есть все, вплоть до классического финального предупреждения! Но я бы написал: «легавых» или «фараонов».

Ясинский вытер пот со лба и спросил:

— Что мне делать?

— Отправиться на рандеву, — посоветовал мсье Венс. — По крайней мере, если вы хотите доказать свою невиновность… — И, когда Ясинский рухнул в кресло, так как ноги у него подкосились от волнения, добавил — Я тоже буду там в назначенный час.

— Но я… У меня нет требуемого миллиона! — слабо возразил Ясинский.

— Вот сто тысяч франков, — сказал мсье Венс, заглянув в свой бумажник. — Набейте конверт до нужного объема старыми бумагами того же формата, что и банкноты: циркулярами, квитанциями или налоговыми ведомостями.

Ночь была темной. Легкий восточный ветерок делал сырую пасмурную погоду еще более промозглой.

В шикарном темном плаще Ясинский огибал мрачные здания Арсенала, тщетно прощупывая взглядом их многоугольную массу.

Затем он продолжил путь к северу; внутренняя полоска кожи на его шляпе превратилась в леденящий венец.

Мсье Венс остановил машину за группой деревьев.

— Десять часов двенадцать минут, — констатировал он, бросив взгляд на светящийся циферблат автомобильных часов. — Он должен вот-вот появиться…

Чу-Чи, спокойно сидевший рядом с ним, прислушался:

— Чу-Чи слышит подъезжать машина… «Паккалд», шесть цилиндла…

— Кроме шуток? — спросил мсье Венс.

— Кломе шуток, мисью! — ответил Чу-Чи.

Ясинский остановился на обочине дороги, как только до него донесся звук подъезжавшей машины.

Ее фары многократно увеличились, ослепили его, затем машина затормозила со страшным скрежетом, и рука в черной перчатке распахнула переднюю дверцу с его стороны.

— Садитесь! — произнес знакомый голос. — Вы имеете право на поездку в виде бесплатного приложения.

Преодолевая страх, Ясинский, все еще ослепленный фарами, сел в автомобиль, неуклюже закрыв за собой дверь.

Машина — а это действительно был «паккард» с шестью цилиндрами — стрелой устремилась к северу.

Остановилась она не больше чем на пять секунд, но мсье Венс, сидевший за рулем своего «ягуара», уже нажал на газ, и Чу-Чи обеими руками ухватился за свой котелок.

— Ага! За нами едут! — произнес водитель «паккарда» с пугающим безразличием. — Он повернулся к своему спутнику и добавил — Кажется, я вам по-хорошему советовал ничего не говорить жандармам?

— Я… Я ничего им не сказал! — пролепетал Ясинский, съеживаясь.

Водитель пожал плечами. Его взгляд теперь был прикован к смотровому зеркалу.

— Такому типу, как вы, нельзя играть в покер. Каждый ваш следующий ход заранее известен!

Ясинский теперь узнал его, и кожаная полоска на шляпе сдавила ему голову ледяным обручем. Он тоже глядел в смотровое зеркало, однако надеясь, что фары преследующей машины заискрятся в нем рождественской мишурой. Одна его рука находилась в левом кармане, где лежал конверт, другая — в правом, где лежал браунинг, но он не смел пошевелиться. При скорости сто двадцать километров в час малейшей неосторожности было достаточно, чтобы они угодили в кювет. В сущности, единственное, в чем он по-настоящему испытывал потребность, так это в карандашике от мигрени…

Резкие повороты, заносы, скрип тормозов, шелест перетираемых шинами камней, виражи на двух колесах — погоне не было конца, один сверкающий автомобиль гнался за другим сверкающим автомобилем: мелькали тополя, выстроившиеся по обе стороны от шоссе, пустынные улицы спящих городков, переходы, где мигал красный свет светофора, новенькие мосты, из которых внезапно навалившаяся на них тяжесть «паккарда» извлекала металлические стоны…

Ясинский видел теперь своего спутника только в профиль, и про себя удивился, что до сих пор не замечал, насколько суровым и жестоким он был. Низкий лоб, надменный нос, узкие губы, выдающиеся вперед челюсти, волевой подбородок, хотя и двойной, и с ямочкой: как много сигналов «опасности», на которые он не обращал внимания!

— Они на хвосте! — подтвердил в ту же секунду водитель изменившимся глухим голосом.

Он пощупал рукой щиток приборов и большим пальцем нажал на эбонитовую кнопку:

— К счастью, я знаю, как от них отделаться!

— Санта Мария! — воскликнул мсье Венс, который от волнения то и дело молился вместо того, чтобы извергать проклятия. — Они что-то выбросили из багажника!

Какой-то черный предмет, отделившись от задней части «паккарда», подпрыгивал на дороге.

— ......![4] — простонал по-китайски Чу-чи, еще крепче вцепившись в поля шляпы.

Когда он снова открыл глаза под воздействием удара, «ягуар» уже выкорчевал вяз, который рос у обочины дороги.

— Лететь за ним на самолет менее опасно! — заметил Чу-Чи.

Но мсье Венс уже выскочил из машины с пистолетом в руке:

— Скорее, Чу!.. Я опасаюсь худшего!..

— Выходите! — приказал водитель «паккарда», открывая дверь.

Съехав на грунтовую дорогу, машина остановилась на опушке леса.

Ясинский повиновался, не говоря ни слова. В смотровое зеркало он увидел, как «ягуар» врезался в дерево, и больше не ждал помощи ни от кого. Даже если предположить, что мсье Венс остался жив, ему никогда не поспеть вовремя. Что касается того, чтобы пробудить в своем спутнике жалость!.. Это все равно что пытаться разжалобить дольмен…

Водитель «паккарда» также вышел из машины. Протянув руку, он сказал:

— Давайте деньги…

Ясинский достал из левого кармана конверт. Будь что будет, теперь он знал, что ему делать.

— Держите…

Его голос дрожал, как у человека, которого знобит от высокой температуры. Он подумал о своей жене Элен, ушедшей из жизни так рано, о втайне влюбленной в Эктора Дезекса своей дочери Фидель, которая, повязывая на нем кашне, когда он уходил из дома, просила его не простужаться.

— Но я… мне надо было торопиться! — пробормотал он. — Я не ручаюсь, что здесь все правильно!

— Что?! — воскликнул спутник, судорожно вскрывая конверт.

Ясинский вынул правую руку из кармана.

Он выстрелил, не прицеливаясь.

Мсье Венс и Чу-Чи широким шагом шли по грунтовой дороге, когда раздался двойной выстрел, а затем и третий.

Не сговариваясь, они бросились бежать. На опушке леса среди еловых веток ничком лежал человек.

Мсье Венс опустился на колени и приподнял его голову.

— Что произошло?

— Я… Я хотел его застрелить! — прохрипел Ясинский. — Но он… он был начеку и… подловил меня!

Подавив в себе чувство жалости, мсье Вецс спросил:

— Вы его узнали?.. Говорите… Кто он?..

Лицо Ясинского было залито кровью, и ему пришлось начинать фразу трижды, чтобы его поняли:

— До… Доло…

— Фредди Доло? — переспросил мсье Венс.

Хотя он знал ответ заранее, ему было трудно в это поверить.

Задыхаясь, Ясинский выдавил из себя:

— Нет… Мартен Доло!

И его голова снова упала на землю.

Он больше никогда не будет спорить о ставках…

— Мисью Венс телял сто банкнот! — сокрушенно произнес Чу-Чи вместо надгробной речи, как всегда обнаруживая трезвый взгляд на вещи.