Терминатор - Больной ублюдок

— Эй! — возмутился Гарри. — Что ты творишь? У меня только начала налаживаться личная жизнь!

Гермиона сердито цыкнула на него.

— Там Миртл.

— Кто такая Миртл? — спросил Рон.

— Плакса Миртл, привидение, которое обитает в туалете для девочек на первом этаже, — объяснила Гермиона. — Из-за нее он закрыт — она постоянно устраивает потопы.

— Она медленно вылезает из унитаза, а с ее длинных черных волос капает вода? — восхищенно спросил Гарри. — И каждый, кто ее увидит, на седьмой день умирает? Гермиона, познакомь нас!

У Плаксы Миртл не было копны длинных черных волос, как о том мечталось Гарри — ее полупрозрачные волосенки оказались довольно жиденькими и были завязаны в два кретинских по виду хвостика. Здоровенные очки на непривлекательной круглой физиономии тоже не добавляли ей шарма.

— Приветствую, — сказал ей Гарри, дружелюбно улыбаясь. — Скучаешь?

Миртл посмотрела на мальчика с подозрением, но взгляд его зеленых глаз был безмятежен и лучился добротой и пониманием.

— Я Гарри, — представился он. — Ты выглядишь грустной.

— Я очень одинока, — призналась Миртл, вздыхая.

— Правда? — сочувственно сказал мальчик.

— Никто… никто не понимает меня, — всхлипнула Миртл. — Конечно! Глупая, толстая, уродина Миртл! Думают, я не знаю, что они говорят у меня за спиной.

— Это действительно ужасно, — сказал Гарри. В его голосе не было ни тени насмешки. — Знаешь, меня тоже никто не любит.

— Правда? — спросила Миртл, перестав всхлипывать.

Гарри понурил голову.

— Они говорят, что меня надо было задушить подушкой в младенчестве, — сказал он печально. — Мир так жесток, я думаю, только ты понимаешь это, La Llorona.

— Как-как ты меня назвал? — спросила Миртл, подозревая очередное издевательство.

— La Llorona — означает Рыдающая на испанском, — пояснил Гарри. — Прекрасный призрак, оплакивающий несовершенство мира и человеческую жестокость.

— О-о-о, — сказала Миртл, — ты назвал меня прекрасной?

— Конечно, — серьезно кивнул Поттер. — Истинная красота — это красота души, не каждому дано разглядеть ее.

— Ты правда так думаешь?

— О, La Llorona, сколько же эти жалкие людишки должны были издеваться над тобой, чтобы сейчас ты не могла поверить даже самым искренним словам?! Мне хочется плакать, когда я думаю об этом. Но я мужчина, и поэтому прячу слезы… но сердце мое скорбит.

— А я плачу, — снова начала рыдать Миртл, — я все время плачу, а они смею-ются!

— Так докажи им, что они не правы! — воскликнул Гарри, зловеще сверкая стеклами очков.

— Как?

— Ты можешь проникать в их умы, принося с собой загробную тоску и могильный холод. Ты можешь поселить в их душах черное отчаяние, ты можешь раздавить их черствые сердца в своих нежных руках… О, они будут еще умолять тебя остановиться, затыкая уши и плача о пощаде!

— Да, но как?

— Начни писать стихи.

Интерлюдия 2

Гермиона Грейнджер была хорошей девочкой. Временами слишком назойливой и упрямой, но определенно хорошей. Ей мечталось о социальной справедливости, искусственных шубах и тоталитарной демократии. Поэтому она с удивлением спрашивала себя: что она, собственно, забыла в сомнительной компании садиста, хулигана и веселого подонка Гарри Поттера и не в меру меркантильного лентяя Рона Уизли.

Очевидная причина заключалась в том, что больше никто с ней дружить не хотел. Гарри же напрямую заявил ей, что она несносна, но зато с ней можно беседовать, не объясняя значение каждого второго слова. Эта оценка ее интеллекта — а Гермиона им по праву гордилась — была второй, менее очевидной причиной.

Той причиной, которая больше всего нравилась ей самой, было то, что без нее Поттер и Уизли уже давно если не убились, то были бы по меньшей мере отчислены.

Той причиной, которую она долгое время отрицала, было то, что ей, черт побери, нравилось то ощущение свободы, которую Поттер привносил в ее жизнь. Своеобразие поттеровского мышления в ее глазах перевешивало этическую небезупречность его решений. Когда он пробегал по школьным коридорам — нелепый пацан в драной мантии, испачканной то реактивами, то кровью, в карманах которой гремели гвозди — за ним шлейфом тянулся еле заметный аромат хаоса. Хаос отчетливо пах бензином.

Тех, кого Поттер не калечил, он менял.

— Хорошие девочки попадают в рай, — сказал он Гермионе. — А плохие — куда захотят[8]. Тебе же нравится наш гламурный профессор по защите? Carpe diem[9], Грейнджер.

С этого дня у профессора Локхарта не оставалось шансов.

Традиционную схему — с любовными посланиями на розовой бумаге и томными вздохами — практичная Грейнджер отмела сразу. Подобных поклонниц у Гилдероя (какое красивое имя!) были сотни. Вторая схема, уже многократно ею опробованная, заключалась в имидже пай-девочки, неизменно блестящих ответах на уроках и сочинениях, которые были минимум на фут длиннее, чем им задавали. Это действовало на девяти учителях из десяти, но Локхарт как раз и был десятым — академические успехи Гермионы удостаивались лишь нескольких баллов и небрежно брошенной похвалы.

Чтобы выделиться из безликой толпы обожательниц, требовалось нечто революционно новое.

На следующий урок Гермиона принесла дохлого петуха.

2.7

Ночь вернулась. Что случилось?Но не спит никто во мгле.Где ангел, ангел снов и мглы?Здравствуй, друг. Я — добрый ангел.Я могу тебя убить.

В то время, когда Гарри читал маггловский учебник по физике, чтобы отвлечься от неприятных ощущений, вызываемых отрастающими заново костями, раздался хлопок аппарации, и на соседней кровати материализовался уже знакомый Поттеру чокнутый домовой эльф.

Первая их встреча была очень короткой и закончилась для Добби печально («Ух ты! Еще раз! Сильнее! Нет, оставь в покое настольную лампу, она мне нужна, если уж так хочешь биться обо что-то головой, возьми лучше молоток. О да-а-а, как приятен хруст костей летним вечером»).

— Гарри Поттер, сэр! — пропищал Добби.

— А, это ты? Все-таки выжил? — хладнокровно ответил Гарри, переворачивая страницу — одной рукой делать это было неудобно.

— Сэр, вы обещали!

— Что я обещал? — удивился Гарри. — Жениться на тебе? Забудь, парни и не такое иногда говорят по пьяни…

— Вы обещали, что не поедете в Хогвартс!

— Подумаешь. Ты что, всерьез решил, что мне можно верить? А теперь сгинь, я пытаюсь разобраться в законе Ома.