Что за девушка - Алисса Шайнмел

бы мне сказать, что в первый раз, но это продолжается с тех самых пор, как в январе я постучалась к нему в машину. Наверное, в глазах некоторых это делает меня шлюхой.

Может, и в моих глазах тоже, но я не собираюсь об этом думать.

До того дождливого зимнего четверга мы с ним ни разу не разговаривали. Я знала, кто он такой, — кажется, это все знают, как будто он неотъемлемая часть школы, несмотря на то что Хайрам всего на год старше меня, а перевелся в Норт-Бэй только в десятом классе. Он появляется на уроках (иногда) и на вечеринках (постоянно). Школьный неудачник, школьное посмешище, но всегда рядом, если где-то тусовка.

В тот первый раз шел дождь, небо было затянуто тучами, не то что сегодня. Я постучалась в окно его машины — раньше мне было бы слишком страшно такое сделать. Раньше я бы попросила своего парня постучаться или хотя бы пойти со мной. А может, подождала бы, пока он сам мне это предложит. Но этой зимой то, что раньше меня пугало, стало казаться намного менее страшным.

Сейчас, в объятиях Хайрама, в яркий солнечный весенний день, я должна была бы волноваться, что кто-то увидит меня, что кто-нибудь пройдет мимо к своей машине, что кто-нибудь припаркуется слишком близко, хотя машина стоит в дальнем углу почти пустой парковки. Кто-нибудь может нас сфоткать или даже запустить прямой эфир для всей школы. Что бы сделал мой парень, если бы поймал меня с Хайрамом? Может, вызвал бы его на бой, как делают иногда парни, как будто мы в дореволюционной Франции и он должен на дуэли защитить мою честь?

Но если бы меня волновала такая возможность, я вообще не подходила бы к машине Хайрама. Просто находиться здесь настолько же скандально, как и целоваться с ним.

Как бы я объяснила окружающим происходящее, с поцелуями или без? Врать нехорошо, но мне поверят, если я придумаю достаточно убедительную отмазку.

Точнее сказать, раньше бы поверили. Сейчас, после всего, что случилось, я уже не уверена. Может, решили бы, что я так говорю только из-за всей этой истории с Майком. Как будто то первое обвинение — снежок, который образует лавину.

Между поцелуями мне вдруг приходит в голову, что имя Хайрам настолько отличается от имени Майк, насколько это вообще возможно.

Майк Паркер.

Хайрам… Я чуть не прервала поцелуй, осознав, что не знаю его фамилии.

Хайрам отлично целуется. Лучше, чем можно от него ожидать. Ну, по крайней мере, лучше, чем я от него ожидала. Нельзя сказать, что Хайрам классический красавец — еще одно отличие от пай-мальчика Майка Паркера, — но мне он всегда казался привлекательным, может, потому, что его не особо волнует вопрос классической красоты. У него козлиная бородка — или «Ван Дейк», я вечно путаю, — но как-то так выходит, что она никогда меня не щекочет. Она мягкая, почти шелковистая, на пару тонов светлее почти черных волос на голове. Губы у него тонкие, и от этого поцелуи кажутся нежными, осторожными. Как будто он каждый раз просит разрешения. А может, пытается удержать мой интерес, целуясь так, чтобы мне казалось, что я повторяю «да, да, да» снова и снова.

И так всегда — прикосновения Хайрама едва ощутимы. Не только потому, что он никогда, ни разу, не стягивал с меня свитер, не задирал футболку — кстати, в тот первый раз он меня поцеловал или наоборот? — а потому, что его прикосновения легкие-легкие, как перышко, прохладные, мягкие. По моему телу пробегает дрожь.

— Замерзла? — Губы Хайрама так близко, что я чувствую, как они шевелятся.

— Все хорошо.

— Уверена?

Я киваю, но он не возвращается к поцелуям, пока я не говорю твердо:

— Все в порядке.

Вдалеке слышится школьный звонок. Обед закончился, пора на урок.

— Надо идти.

Хайрам кивает:

— Я буду тут.

Он никогда не предлагал отвезти меня домой после школы, но я почти уверена, что согласится, если попрошу. Я надеваю куртку и вжимаю ладони в серое псевдобархатное сиденье. Когда-то оно, наверное, было мягким, но сейчас колючее, как будто на него пролили сок и не удосужились нормально почистить (как случилось с одним из моих старых плюшевых мишек). Под моей левой коленкой обивка прожжена, наверное какой-то другой девушкой, сидевшей тут до меня. Не такой осторожной, как я.

Я выбираюсь из машины и закрываю за собой дверь. Перед тем, как она захлопывается, слышу Хайрама:

— Знаешь, я бы никогда не сделал тебе больно.

Я к нему спиной. Не уверена, видит Хайрам или нет, что я киваю.

Не все парни такие, как Майк Паркер.

Я это знаю.

Четверг, 13 апреля

ДЕВУШКА С БУЛИМИЕЙ

Сегодня в школе кто-то сказал, что, может, папа Майка бьет маму Майка, что, если Майк ему подражает, тогда все понятно. И тут же добавил, что это, конечно, его не извиняет (наши ученики гордятся своей репутацией внимательных и чутких людей, это чуть ли не записано в уставе школы), но хотя бы объясняет, почему Майк это сделал. Если сделал (никто не произнес этого вслух, но слова повисли в воздухе, как реплика в комиксе).

На это кто-то ответил, что в наше время, если не знаешь, что девушек бить нельзя, ты либо идиот, либо мерзавец; и все вокруг рассмеялись, как будто быть идиотом или мерзавцем смешно.

Майк не идиот. Этой осенью он сдал пробные экзамены и объявил о своих результатах практически всей школе. Потом, конечно, краснел и делал вид, что случайно проговорился, но если серьезно — как можно о таком проговориться случайно? Меня так и подмывало проговориться, что мои оценки выше. Каково бы ему было услышать, что его побила (ха-ха, побила) девушка вроде меня?

Но я не из тех, кто ввязывается в драку и устраивает сцены, даже когда люди вокруг несут какую-то чушь. Никто не любит зазнаек.

Но если тебя кто-то ударил, ты не ввязываешься в драку. В этом я уверена. А если ты даешь сдачи, это самозащита, так что ты не виноват, но все равно все может стать только хуже. Майк высокий, сильный, так что если дать сдачи и разозлить его еще больше, то девушка (или парень — не будем сексистами) окажется в еще большей западне.

В одной статье советовали фотографировать каждый синяк, каждую царапину. Тогда, если спросят, как долго это продолжалось, насколько тяжелыми были повреждения, сколько раз били, — будут доказательства. Конечно, в том