Круглый год. Сборник. 1974 - С. В. Орлеанская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Надо принимать решение... Мы обязаны доверять приборам. При малейшей неисправности нам приказано немедленно прекратить перелёт и возвращаться на материк. Что делать? Посоветовались с Егором. Прекращать полёт немыслимо, стыдно, недостойно. Лететь дальше — опасно. Без масла взорвёмся. Решили вернуться... А тут ко всему попадаем в новое обледенение. Беда ведёт за собой новую беду! Машина дрожит, вот-вот, гляди, развалится в воздухе на части. Байдук ведёт в слепом полёте. Гляжу, он стал отвинчивать стекло циферблата, потом с досады, как даст рукояткой ножа по стеклу прибора! И вдруг стрелка масломера прыгнула и встала на положенное место. Оказывается, она была полуприкручена, прижата стеклом к циферблату. Ну, здесь сразу отлегло от сердца...
Я поспал немного. Егор разбудил меня уже над Баренцевым морем. Высота — три тысячи метров. Земли не видно. Очередная неприятность: у Белякова вышел из строя секстант. Замёрз. Куда нас снесло, какой силы ветер — неизвестно.
Валерий Павлович погасил позолоченную сигарету.
— Нет ли нашего «Казбека»?
Он снова закурил.
— Продолжаем лететь дальше... Начало темнеть. По пути нас ожидал циклон. Слева сплошная чёрная стена. Поворачиваю машину вправо. Но циклон грозно преграждает нам дорогу. Лечу выше. Высота уже четыре тысячи. Температура снаружи — двадцать четыре градуса мороза. И в кабине холодно. Начал зябнуть. А погода всё хуже и хуже. Пришлось раньше времени будить Егора, чтобы вести самолёт вслепую.
Байдуков смело полез прямо в стену циклона. Должен сказать, что Егор нёс свои очередные вахты как пилот. Заменял штурмана и радиста. Вёл машину ночью. А когда самолёт попадал в облачность, ему и тут приходилось садиться за штурвал, хотя это была и не его вахта.
С детства у меня сломана нога: с горы на лыжах катался. И вот в полёте от долгого и неудобного сидения у меня несколько раз сводило ногу. Невозможно было терпеть. Опять выручал Байдуков.
А самолёт между тем, атакованный со всех сторон облаками, обледеневал с невиданной быстротой. Сначала стёкла, потом кромка стабилизатора и крыла, расчалки стали покрываться бугристым слоем молочно-белого льда. Началась дикая тряска мотора и резкие вздрагивания хвостового оперения. Это уже грозило неминуемой катастрофой. Байдуков непрерывно набирал высоту. По самолёту будто с силой ударяли снаружи чем-то тяжёлым, вот-вот развалимся в воздухе...
Жутких двадцать две минуты слепого полёта пережили мы в борьбе с дикой стихией.
Не успели вырваться из облачности — новая неприятность: отказал водяной термометр. Стало невозможно следить за охлаждением мотора. Перегреешь — закипит, остудишь — ещё хуже...
А в Москву сообщаем: всё в порядке! Всё в порядке, а сами думаем с тревогой: какие новые неприятности ожидают нас в пути?
Через Северный полюс прошли с попутным ветром. Высота — четыре двести. В полёте мы находились уже больше суток.
Теперь наш курс — к полюсу Неприступности. Нам первым предстояло пересечь это белое, никому не ведомое пятно. Льды и льды... Ледяная пустыня. С полюса Неприступности шлём привет: «Экипаж чувствует себя хорошо».
Аэротермометр совсем отказал. То и дело трясёт мотор — значит, вода остыла больше, чем нужно. Но по температуре масла этого сразу не обнаружишь. Дико ноет нога. Сидеть невмоготу. Чуть не кричу от боли. Приходится прерывать вахту и будить Егора.
Облачный хребет обходим стороной. Высота — пять с половиной тысяч. Надеваем кислородные маски. Мороз — минус тридцать.
После обледенения в Баренцевом море нам с Байдуковым не хочется лезть в облака. Но они встают перед нами неприступной стеной.
Самолёт отказывается карабкаться выше. Разворачиваемся и идём обратно к полюсу, зря расходуя горючее.
На высоте пять семьсот пробиваем отдельные вершины облаков. И тут обнаруживаем, что у нас начинают быстро убывать запасы кислорода. Байдуков, хотя и в кислородной маске, однако скоро устаёт. Летим вслепую.
Начинается штормовая болтанка. Егор с трудом удерживает машину. Так проходит час. Становится очевидным, что лететь дальше на этой высоте невозможно. Лёд, белый, похожий на фарфор, толщиной в палец, покрыл выступающие части самолёта. «Фарфоровое» обледенение самое страшное. Даже на солнце этот лёд оттаивает по шестнадцати часов.
Чтобы скорее проскочить облака, мы почти пикируем две с лишним тысячи метров. Снова удары и тряска. Стёкла пилотской кабины заледенели. Отодвинув шторку бокового отверстия кабины, Байдуков стал срубать финкой лёд. И тут вдруг обнаружилось, что из мотора выбрасывает воду. Этого ещё не хватало!..
Мотору, как известно, совсем не полагается выплёскивать воду из расширительного бачка, и особенно над полюсом Неприступности.
Вскоре выяснилось, что воды в расширительном бачке больше нет. Поплавок совсем скрылся. Стали качать насосом. Вода не забирается. Что делать? Вот она подошла, настоящая беда!.. Где взять воды?.. Бросаемся к запасному баку — там лёд. К питьевой — в резиновом мешке лёд... Беляков ножом распарывает резину: под ледяной коркой булькает вода. Скорей её в бак! Мало. В термосах чай с лимоном. Сливаем туда же! Кое-как насос заработал! Показался поплавок. Егор постепенно увеличивает число оборотов. Трубопровод отогрелся. Снова пошли на высоты...
Три часа с лишним потеряли на циклон. Наконец засияло солнце. Я сел за штурвал. Байдук и Саша набросились на промёрзшие яблоки и апельсины. Я довольствовался трубкой.
Пытаемся связаться по радио с землёй. Но в антенне почему-то малая отдача. Приёмники работают, но не слышно ни одной радиостанции. Думали сперва, что неладно с лампами. Беляков сменил все лампы на запасные. Отдачи нет. И лишь к вечеру был обнаружен незаметный при внешнем осмотре обрыв в проводнике, идущем от антенной катушки к радиостанции.
И вот мы подошли к Канаде. Устали все до невозможности. Но впереди нас ожидали ещё большие трудности. Крепимся изо всех сил.
Прошли Большое Медвежье озеро. Все многочисленные проливы Канады сплошь затянуты льдом. Я за штурвалом. Погода ясная. Егор несёт вахту штурмана.
Земля по-прежнему не отвечает. Подошла пора сменяться, а тут и погода снова ухудшилась. Снова циклон. Пошли в обход, к Тихому океану. Ничего не поделаешь! Идти напрямик — значит обледенеть. И кислороду маловато. Кроме того, в облаках можно врезаться в Кордильеры. Оставалось повернуть к океану. Это был наш запасный ход.
Летим на запад. Там чуть виднеется полоска неба. На юг не рискуем. Циклон разгулялся не на шутку. Из мотора по-прежнему выбрасывает воду. Добавляем из резервного бачка. Байдуков кричит: «Давай воды!..» Вода в резиновом мешке совсем
