Легионер. Книга 1 - Луис Ривера

Сколько мы тогда бежали, я не знаю. Мне-то показалось, что не меньше вечности. Когда фракиец остановился и вскинул руку, я был уже без сил. Так и рухнул в траву, будто подкосили. Варвар опустился рядом, переводя дыхание.

— Ты как, цел? — спросил он.

Мне, честно говоря, было уже все равно, цел я или нет. Но я все же нашел в себе силы сесть и прислониться к дереву. Не хотелось, чтобы фракиец видел, насколько я выдохся.

Я осмотрел себя и удивился: оказывается, досталось мне куда больше, чем я думал. Руки были изодраны собачьими клыками, на левом бедре набухал огромный синяк, с бока была содрана кожа. Лицу, похоже, тоже досталось — глаз заплыл, невыносимо ныло ухо, которое, кажется, было немного надорвано, губы разбиты. Я представил себе, как выгляжу со стороны, и расхохотался. В этом смехе было больше облегчения, чем веселья.

— Идти сможешь? — спросил фракиец. Сам он отделался несколькими царапинами и выглядел довольно свежим, будто совершил легкую прогулку по берегу моря.

Я кивнул.

— Хорошо. Но все же отдохнем немного. Не думаю, что они полезут за нами в лес… Скольких ты положил?

— Кажется, двоих.

— Кажется?

— Точно двоих, — меня против всякого желания передернуло.

— Неплохо для римлянина.

— Ты так говоришь, как будто вы нас завоевали, а не наоборот, — я уже чувствовал себя настоящим героем.

— Вот сейчас вспорю тебе брюхо, и посмотрим, кто кого завоевал, — лениво протянул фракиец, поигрывая мечом.

На это я промолчал. Каким бы героем я себе ни казался, тягаться с ним на мечах желания не было. Во всяком случае, пока.

— Эй, а собаки?

— Я их тоже убил. Во всяком случае, тех двух, что были там. Не знаю, может, у них еще есть…

— И псов тоже прикончил? Не ожидал… Признаться, я ведь тебя бросить хотел Ну, думал, вытащишь меня из ямы, а дальше уж сам выпутывайся.

Не скажу, что я удивился. Чего еще можно ожидать от беглого раба? Уж не благородства — это точно. Но и тут я ничего не стал говорить. Как бы то ни было, мы выбрались. А все остальное не имело значения. Я решил только для себя, что впредь буду держать ухо востро.

— Что теперь будем делать?

— Заберем твои денежки и разойдемся. Не нянчиться же мне с тобой. Далеко нам, кстати, идти-то? Ну, до места, где деньги? Где дом?

— В Капуе.

Фракиец присвистнул:

— Ничего себе! Хорошо, что не в Остии. Знал бы, что через пол-Кампани придется топать, десять раз подумал бы…

— О чем? Ты ведь все равно хотел меня бросить.

— Да ладно, не обижайся. Сам понимаешь, своя шкура дороже.

Я пожал плечами. Час назад я прикрывал ему спину. И о своей шкуре не думал. А думал только о том, что он рассчитывал на меня.

— Хотя ты молодец! Говоришь, ни разу не дрался до этого?

— Нет.

— Хороший боец из тебя получился бы.

— Еще получится.

— Ну, это если хотя бы до Капуи дойдем. Дня четыре ведь топать.

Дорога заняла почти пять дней. Идти приходилось по ночам, держась подальше от людных мест. У фракийца на лбу было написано, что он беглый раб. Да и я, разукрашенный в схватке с разбойниками, выглядел подозрительно. Так что мы предпочли не рисковать.

Нет смысла описывать наш путь. Дорога она везде дорога… Скажу только, что чем ближе был дом Филета, тем больше у меня появлялось сомнений насчет того, как поступить с ним. Первым желанием было убить его и сжечь сукновальню. И если бы я так сделал, вряд ли кто-нибудь упрекнул бы меня в несправедливости. Но какой бы сильной ни была моя ненависть к этому мерзавцу, я знал, что, скорее всего, не смогу хладнокровно убить беззащитного человека. Одно дело — убивать в бою, и совсем другое — перерезать горло спящему, будь он трижды негодяй. Не то чтобы я был уж такой хороший… Просто уверенности не было, что рука не дрогнет. А без этой уверенности даже и меч брать в руки не стоит, все равно ничего толкового не получится.

Вот фракиец — тот был из другого теста Тому человека к праотцам отправить — что мне оливку съесть. Ни чести, ни совести, ни страха. Пока мы шли, он немного о своей жизни рассказал. Странно, но он ни на что не жаловался. Разве что рудники ему пришлись не по вкусу. А свой труд в поле и на арене он чуть ли не с удовольствием вспоминал. Особенно арену.

— Почему же сбегал отовсюду? — спросил я как-то, когда мы разговорились.

— Да не знаю, — ответил он, подкидывая ветку в костер. — Приди я сам к ланисте и скажи: так, мол, и так, хочу сражаться — это одно. Вроде свободный человек, делаешь не то, что велено, а то, что хочешь. А когда продают тебя, будто мешок фиг, да принуждают к чему-то — такое не по мне. Вот сейчас деньжат раздобудем, отправлюсь в Рим. Погуляю там в свое удовольствие, а потом, когда деньги закончатся, запродамся опять в гладиаторы. Вот это будет по-честному.

Я знал, что даже если у нас получится забрать мои деньги у Филета, я вряд ли получу хоть сестерций. Фракиец не был похож на человека, который будет думать о справедливости и честном дележе. Но это меня не сильно огорчало. У меня уже был готов план, я знал, что буду делать дальше. И решение я принял, как это ни странно, благодаря фракийцу. Даже не то чтобы принял… Иных вариантов попросту не было.

Как я выяснил у Скиласа, его прежний хозяин Оппий Вар не так давно отправился военным трибуном[12] в один из легионов, расквартированных на Дунае.

Мне было достаточно услышать это, чтобы понять: теперь мой путь лежит туда. Тем более что трудностей с дорогой не предвиделось. Дело в том, что несколько месяцев назад в тех краях вспыхнуло восстание.

Паннонцы и далматы открыто выступили против римских наместников, и теперь от Сирмия до Аполлонии шли жестокие бои. Громились римские крепости и поселения, истреблялись римские колонисты и купцы. Те, кому посчастливилось уцелеть и бежать в Италию, рассказывали жуткие вещи о жестокости и отчаянной храбрости восставших. Поговаривали, что они собрали чуть ли не двести тысяч мечей. Впрочем, глядя на то, как когорта за когортой уходят к берегам Дуная, в эту цифру было легко поверить. Дело дошло до того, что со дня на день ждали вторжения восставших в Италию. Это была самая настоящая война, хотя все предпочитали слово «восстание».

В армию призвали ветеранов, во вспомогательные части набирали даже отпущенников, повсюду солдаты хватали всех мужчин, способных держать оружие, и горе тому, кто пытался сбежать от вербовщиков. А уж добровольцев называли чуть ли не спасителями отечества.

Это был мой шанс. Хотя обычно в армию брали с семнадцати лет, я слышал про случаи, когда рекрутам не было и пятнадцати. Правда, мне едва исполнилось тринадцать, но выглядел я старше, так что попытаться было можно. Я решил, что сперва расплачусь с фракийцем, а потом пойду на ближайший вербовочный пункт и попытаюсь вступить в армию. А там уж как получится. Если повезет и меня возьмут — пять против одного, что через какие-то полгода я смогу встретиться лицом к лицу с убийцей моих родителей. Если не повезет… Что ж, тогда придется добираться до действующей армии самостоятельно. В лагерях легионов всегда нужны люди, готовые выполнять черную работу.

Я мало думал о том, что армия — это армия и война — это война. Для меня и то и другое было лишь средством достижения цели. Мне и в голову не приходило, что, надев военный пояс и оказавшись в кровавой мясорубке, моя жизнь перестанет принадлежать мне. И цель не станет ближе ни на волос, а скорее наоборот. Даже стань я рабом, мне было бы куда проще выполнить обещание, данное Марку.

Что и говорить, тогда я очень мало знал о том, что такое война. Но совсем скоро мне предстояло испить ее чашу до дна.

С фракийцем мы расстались почти приятелями. Я оставил его рядом с домом Филета, рассказав в подробностях все, что знал о самом доме и укладе бывшего хозяина Я знал, что поступаю нехорошо. По сути, подписываю приговор толстому сукновалу. Но, в конце концов, не я хотел нажиться на его свободе. Он сам заварил эту кашу. А мне нужно было отдать обещанные деньги. Как ни крути, другого выхода, кроме как передать Филета в руки фракийца, у меня не было. Начни я хитрить и изворачиваться, фракиец свернул бы мне шею… А потом все равно навестил бы сукновала. Так что я выбрал из двух зол меньшее. Меньшее, само собой, для меня.

Сам я решил не брать из этих денег ни монеты, хоть они и принадлежали мне. Стояло позднее лето, и урожай в этом году был хороший, так что голодная смерть мне не грозила. Полей и виноградников на пути хватает. Да и потерпеть нужно было всего-то несколько дней. А потом император и сенат снабдят меня всем необходимым.

Так что я не стал ждать, пока фракиец сделает свое дело. Мы пожали друг другу руки и разошлись. Он лишь сказал мне на прощание:

— Слушай, римлянин, если доберешься до Вара, передай ему привет и от меня. Ну и это… Если вдруг понадобится надежный меч, разыщи меня. Только не забудь приготовить немного денег…