Путеводитель на Парнас - Константин Александрович Уткин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Казалось бы – что тут такого? Ну, признал человек свою бездарность и нездоровую зависимость, экая невидаль. Да в том-то и дело, что невидаль. Это редчайшие экземпляры, которых нужно беречь, изучать и показывать в школах. Ну хотя бы на курсах писательского мастерства.
Графоман тихий, или скромный, или тайный – тоже очень милый вариант. Отличается от остальных минимальными потребностями. Они в самом деле не хотят внимания и не требуют его. Им достаточно двух-трех, иногда десятка друзей, с которыми им так комфортно вместе. Они друг друга читают, правят, восхищаются, смакуют, закатив глаза. Если на их земляничную полянку вдруг врывается кто-то буйный, смешливый, веселый и злой, они разбегаются, шурша лапками, по углам, даже не делая попыток себя защитить. Незваный гость остается в гордом одиночестве и некоторой растерянности – вот же только что они тут были, где все? А когда уходит, графоманы тихие даже не смотрят ему вслед, им не до того, они своими тайными делами заняты.
Графоман безвкусный, он же доброжелательный. Тоже неплохой вид. Очень приятный на ощупь, иногда и внешне, но всегда обижает, сам того не желая. Вот представьте – заходит к вам некто, и говорит: да вы, батенька, великий человек. Возможно, гений. Как я рад с вами познакомиться. Высказался и, что неожиданно, молча уходит, не требуя ответного визита и ответных же похвал. Вы, как человек добропорядочный, идете к нему сами и встречаете целые простыни самых искренних восторгов – да, он любит все стихи чохом.
Именно он ставит рядом гениев и ничтожество, совершенно не понимая разницы. Когда ему указываешь не некоторую всеядность, он отвечает, очень удивившись: да хорошие же стихи, мне нравятся. Сам же извергает мусор тоннами, при этом обладает огромных количеством друзей, читателей, товарищей и знакомых. В общем, вид приятный во всех отношениях, если только не брать стихи.
Графоман заносчивый – о, это выдающийся вид! Это те, кто воздвигает себе рукотворный памятник, обливает его серебром, потом платиной, потом золотом, потом брильянтами, каждый день любуется, бьется лбом о подножие и не устает удивляться – ведь создал же кто-то такое совершенство!!!
Самое забавное, что это вот самопоклонение делает его неприятным даже для собратьев – графоманов других родов и подвидов. Дело в том, что он настолько уверен в своей гениальности, что даже не нуждается в похвалах. Его хвалят, он говорит: ну да, а вы не знали? Тоже мне, новость. Его ругают, а он с насмешкой смотрит и думает: да знаю я вас, людишек ничтожных, завистников, брызгайте ядом в монитор, все равно свет моего величия вас ослепил.
Он вполне себе искренне может писать так: на сегодняшний день мне нет равных среди живых поэтов, а также давно умерших. Я в разы гениальней всех – и Пушкина, и Лермонтова, и даже Ох Омаховой. И переубедить его невозможно. Причем других поэтов он не читает – зачем? Все равно гениальней его не найдешь.
Графоман льстивый – подвид заносчивого. О, это любопытнейший для исследователя экземпляр. Во-первых, он так же обожает себя, как и соплеменник, графоман заносчивый. С одной только тонкостью – ему нужны похвалы, как воздух, как вода или водка. Он не может жить без похвал. Он начинает болеть, страдать, чахнет на корню, осыпается и скукоживается.
Но в нем еще остался некий проблеск разума, он понимает, что похвалы просто так в нашем мире не даются. Поэтому он и льстивый. Он ходит по чужим страницами и хвалит без удержу и стыда. Причем существует занятная закономерность – он хвалит только плохие стихи, справедливо полагая, что затюканные графоманы не будут жидиться и воздадут ему сторицей. Как правило, так и происходит.
Но нельзя сказать, что талантливые стихи он совсем уж обходит стороной. Нет, он внимательно и даже ревниво следит за всеми, кто выделяется среди серой массы писак. И даже иногда снисходит до похвал – похвал несколько странных, в своей манере. То есть он соглашается, что новое стихотворение хорошее, может быть даже выдающееся, вполне возможно, что и великое, но не забывает уточнить у автора: вы же его, это великое стихотворение, написали под моим влиянием? Автор слегка офигевает от столь своеобразной похвалы и честно отвечает: нет, уважаемый, при всем уважении вас я не считаю не то что учителем, а даже поэтом.
И начинается. Льстиво-заносчивый графоман приходит в ярость и начинает вопить именно то, что все они вопят всегда. Ты бездарь, ты ничтожество, ты не умеешь писать, ты не умеешь ходить, ты не умеешь думать, ты вообще ничего не умеешь, но главное – ты не умеешь писать, ты не умеешь писать.
Люди, как правило, здоровые, лишь пожимают плечами – думаешь ты так, ну и думай себе все, что хочешь. В чем проблема? Но льстиво-заносчивый графоман начинает ненавидеть, автоматически переходя в разряд графомана мстительного.
Графоман мстительный. Да, они все силы своей несчастной жизни тратят на месть тем, кто усомнился в их гениальности. Они злы, навязчивы, но неизобретательный и, как положено, бездарны. Они пишут злобные оды с туалетным душком – они не понимают, что можно оскорбить человека, не сказав ни одного обидного слова, тем более, на затрагивая фекальные темы.
Когда атакуемый поэт, давно уже знакомый с повадками своих почитателей, искренне удивляется такой распространенной среди них копрофагии, они подпрыгивают от радости, что их наконец-то заметили, и бегут вслед, задрав штаны. Вопят при этом на всю округу: он дерьмо, стихи дерьмо, жизнь дерьмо, выглядит как дерьмо!!! Не читайте дерьмо!!!
Как правило, услышав вопли оглашенных, все нормальные люди незамедлительно идут читать того, про кого сказано столько хороших слов. Да, в этом плане графоман мстительный делает гораздо больше, чем любая реклама.
Я помню одного, истощенного, издерганного непризнанием старикана, который был в общем-то не столь бездарен, сколь подл. Он бегал за мной годами, крича одно и то же. Над ним потешались все – поскольку любой разговор он сводил к моей бездарности. Люди, конечно, понимали его правильно, и с помощью деда я обзавелся несколькими сотнями товарищей и ценителей, потому что враг этого
