Золотые камни (СИ) - Дана Канра
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С детства Повелительница Жизни обладала отличным слухом. И негромкие, но четкие фразы прислужниц уловила, несмотря на каменные стены.
Сердце немедленно пропустило удар, хоть молодая женщина этого и ожидала.
— Мы приехали за императрицей. По приказу Его императорского Величества.
Пути назад больше не было, все мосты сгорели за спиной несчастной Ольмы. Оставалось только гордо вскинуть голову и идти навстречу своей погибели. Мрачно посмотрев на нетронутую и стремительно остывающую еду, Ольма решительно встала из-за стола и покинула обеденную торопливым, семенящим шагом.
Сердце в ее груди билось учащенно, срывалось дыхание, от быстрой ходьбы возникла мучительная резь в легких. Но остановиться нельзя! За закрытой дверью ее ждало самое худшее, и решительная Ольма готова была это принять в свое наказание.
Там, в прохладной серости каменного коридора, пламенели ярко-рыжие волосы Адены Аллен. Ольма узнала бы ее в любом месте, где бы ни встретила. Эта белокожая надменная красотка сводила с ума всех встречных мужчин, но была верна только своему мужу, благородному западнику Дентону. Ее и еще нескольких храбрых девиц отправили вернуть беглянку обратно в столицу.
Императрица всегда должна нести ответ за свои слова и поступки. Это Ольма накрепко запомнила, в отличии от скучных наставлений южных почтенных неанит, чью радость жизни составляли только молитвы и замшелая любовь к мужьям. Такие святоши, да и верные женушки, вроде Адены, обречены на долгую и удивительно скучную жизнь.
Что же хуже — это или легкое безумие Повелительницы Жизни?
— Если вы не вернете похищенную императрицу, — пригрозила тем временем Адена Брентеру, и гордо тряхнула яркими кудрями, — мы возьмем в заложники вашу супругу с ее свитой. А потом ваше поместье будет осаждено войском императора.
Ольма не была бы Ольмой, если бы не решила действовать немедленно. Не потому, что супруга Брентера скривила удивительно некрасивое лицо, но просто не хотела лишних жертв. У Повелительницы Жизни редко бывает выбор.
— Я здесь!
Звонкий отчетливый голос разлился, словно дивный звук свирели, по коридору, отразился эхом от стен, превратившись в изящное эхо.
Красавица Адена подняла голову, отвлекаясь от хмурого Брентера с его надменной женушкой, метнула внимательный взгляд, словно острую стрелу, в Ольму, и улыбнулась с фальшивой сладостью.
— Ваше Величество! Вы целы и невредимы?
«Нет, ранена и побеждена любовью», — захотелось ответить Ольме. Но она через силу смолчала. На глазах появились обжигающие слезы.
— Да, неанита Адена. Не стоит беспокоиться. Все прекрасно.
Самое главное — суметь сдержать боль и отчаяние, рвущиеся наружу, и ей это прекрасно удалось.
Выразительные зеленые глаза благородной Адены презрительно сузились. Она-то все понимала, но будет держать язык за зубами. Иначе…
— Его Величество очень просил вернуть вас домой, — негромко промолвила она, продолжая оценивающе оглядывать Ольму с ног до головы. — Его беспокойство и тревога не давали покоя нам всем.
Значит, скандал был грандиозным? Ольме стало интересно, только она промолчала и на сей раз.
— Я вернусь, — холодно ответила она. — При условии, что вы возьмете назад угрозы листарке Райтон и ее свите.
— О, разумеется. Я просто… предупреждала.
— Не стоило.
В завершение разговора Ольма и Адена обменялись многозначительными взглядами. Если Адена недолюбливала императрицу, не стоило распространяться об этом и выставлять напоказ свое вызывающее поведение. Сейчас Ольма спустит ей это с рук, руководствуясь снисхождением, а потом будет проявлять строгость. Если придется, конечно.
Она решила держаться с истинно императорской гордостью. Нарочито напыщенное поведение — не самое лучшее для правительницы и колдуньи. Ехала из Веты в Эртвест Ольма почти налегке, поэтому сборы не заняли много времени. Но, что горше всего, она не сможет поцеловать Брентера на прощание.
Хорошо, что они провели вместе эту незабываемую ночь.
Ольма сама пришла к нему. Скользнула любопытной кошкой в приоткрытую дверь спальни, а потом сознание заволокло любовным туманом. И она помнила лишь его губы, руки, прохладу от наготы, жар от мужского тела, само соитие…
И сейчас они расстанутся навсегда.
Без улыбки она прошла мимо Брентера, стараясь не смотреть на него даже краем глаза, а сердце трепетало, словно птица, пронзенная меткой стрелой.
И точно знала, что он неотрывно смотрит ей в спину.
Один шаг звучал за другим резким и четким звуком безнадежной и тоскливой погребальной музыки. Но останавливаться нельзя. Любой жест, любое движение, любой промах, способные дать Адене и ее подпевалам возможность усомниться в верности Ольмы своему государю, станут для нее губительными.
Для нее и листара Райтона.
Да, именно так. Только этими двумя холодными словами она будет называть любимого мужчину.
Сердце станет куском льда. И это даже к лучшему.
Следом за Ольмой суетливо семенила ее верная Флавия, опустив низко голову. У бедняжки дрожали плечи — она переживала за госпожу больше, чем сама госпожа.
Всему приходит конец, и с этим лучше смириться.
Прежде, чем двери поместья захлопнулись за их спинами, Ольма поймала на себе острый и злобный взгляд. Обернулась. Там, в десятке шагов от императрицы, застыла Селма Райтон, ненавидяще глядя на преступную соперницу.
Душа снова сжалась в комок.
Пронзительные светлые глаза прожигали Ольму насквозь. «Мерзавка! — кричал их яростный взгляд. — Шлюха!»
Ольма не смогла выдержать его так же смело, как приехала в Эртвест. Она просто отвернулась и пошла к сверкающей золотой колеснице.
***
Во время пути молодую императрицу не покидали чувства вины, досады, отчаяния. Чуть позже к ним присоединилась сильная тошнота — вполне телесное, но еще более ужасное. Завтракать и обедать было невозможно, Ольме становилось плохо после каждого съеденного кусочка. Но к вечеру эта напасть проходила.
— Должно быть, дорожная тряска всему виной, Ваше Величество, — пыталась утешить госпожу Флавия.
— Лучше тряска, чем иное… — неизменно отвечала Ольма дрожащими губами.
И они обе замолкали, боясь озвучить общую страшную догадку.
От Эртвеста до столицы дорога продолжалась чуть меньше месяца, учитывая плохие дороги, тонкие колеса и быстро устающих коней. Флавия морщила свой маленький очаровательный носик и ворчала, что из-за дурных кляч они вернутся в лучшем случае к Новозимью. А Ольма терзалась тревожными мыслями.
Она поступила донельзя опрометчиво и угодила в ловушку.
Счастье, если новые крови придут в ближайшие дни. Если же нет, можно будет считать себя погибшей, да и Брентера мертвецом.
Чувствуя мрачное и тревожное настроение госпожи, Флавия укутывала ее дрожащие от холода плечи теплым плащом, а по вечерам пела успокаивающие песни. Это помогало забыть страх и расслабиться.
В один из этих долгих серых дней, когда осень постепенно вступала в свои права и
