Наша жизнь с господином Гурджиевым - Фома де Гартман

Вечером г-н Гурджиев взял нас с женой с собой на прогулку. Мы пошли длинным путём в город, чтобы купить кулич. Когда мы возвращались, г-н Гурджиев начал убыстрять свой шаг, всё время ускоряясь. В конце концов, мы уже практически бежали. Мы старались не отставать и пробежали некоторое расстояние. Мы знали, что он нас проверяет, наблюдая, что мы можем выдержать, и как мы это сделаем.

Вернувшись домой, г-н Гурджиев заставил всех нас повторять жесты и гримасы, которые делал он. Неожиданно он крикнул «Стоп!» и все замерли с той гримасой, которую он изображал в данный момент. Моя жена и я тогда ещё не знали об этом «стоп-упражнений» и других его видах, но мы тоже остановились. Г-н Гурджиев обратил моё внимание на то, как моя жена удерживает выражение своего лица, не думая о том, насколько уродливо она выглядит.

Вечером немного поговорили о намерении г-на Гурджиева ехать в Персию, и о том, что он будет зарабатывать необходимые деньги, «дробя камни для дороги». Это очень нас обеспокоило. Персия?.. Как мог я, офицер, поехать туда в военное время? Это будет означать, что я дезертировал… На следующее утро, на третий день после нашего прибытия в Ессентуки, г-н Гурджиев объявил, что мы этим вечером едем в Персию. И ни слова о том, как именно, или о каких-то деталях!

Мы приехали для того, чтобы быть с г-ном Гурджиевым, несмотря ни на какие трудности. Сейчас беспокойство, сомнения, неопределённость будущего породили множество вопросов. Что нам делать? В довершение всего нам нужно было заботиться о нашей верной Марфуше и её муже. Я сказал Осипу присоединиться к нам в Ессентуках после того, как он отдаст на хранение наши ценности – мы полагали, что это ещё возможно – и договорится со своей матерью, чтобы она позаботилась об их детях.

Однако через несколько часов мы узнали, что г-н Гурджиев, его жена и Захаров на следующее утро поедут только в Туапсе, на побережье Чёрного моря. Он сказал нам, что если мы хотим, мы можем поехать вместе с ним. Без колебаний мы решили ехать и оставаться с ним так долго, сколько возможно. Позже мы поняли, что поступили правильно. Путешествие в Туапсе было первым «верстовым столбом», как выразился г-н Гурджиев.

Мы послали Осипу приказ оставаться в нашем поместье до дальнейших указаний, и на следующий день с Марфушей и всеми нашими вещами мы сели в поезд на Туапсе, где поселились в маленькой гостинице. На следующее утро мы пошли встретиться с г-ном Гурджиевым в его гостиницу. Он лежал на кровати, покрытой ковром. Также с ним в комнате были его жена, Захаров и дочка г-жи Успенской, Леночка. Никто не разговаривал. Мы сели, и тоже сохраняли молчание. Была тяжёлая подавляющая атмосфера, когда не знаешь, как быть. Г-н Гурджиев несомненно знал, как создать такую атмосферу… Наконец, я не смог её больше терпеть и спросил его про планы относительно Персии, и как мы сможем туда за ним последовать.

«Поскольку у меня нет денег, чтобы добраться туда обычным способом, – ответил он, – я заключу контракт на дробление камней для дороги. Я вам уже это говорил. Это самая отвратительная работа. Это невозможно для вас, потому что после рабочего дня женщины должны будут вымыть ноги рабочих, к примеру, ноги Захарова будут вонять очень плохо. Леночка – хорошо, она сможет это сделать, но ваша жена не сможет». Снова опустилась тяжёлая тишина, и это давление продолжалось почти весь день. Моя жена была в отчаянии. Она обвинила меня в том, что я неправильно разговаривал с г-ном Гурджиевым и не осознавал нашей опасной позиции – мои военные бумаги не были в порядке, поскольку мы поехали прямо в Ессентуки, не заезжая в Ростов. На следующий день она осталась в гостинице, сказав, что не хочет идти со мной и снова видеть г-на Гурджиева.

Тем не менее, напряжение ослабло, когда г-н Гурджиев сказал мне: «Я знаю, что вы должны ехать в Ростов за вашими бумагами, и возможно, когда вы вернётесь, я ещё не уеду в Персию».

Итак, мы с женой первым же поездом отправились в Ростов. Так случилось, что офицером, командующим военным гарнизоном, был мой бывший учитель, Чернояров, который очень меня любил. Без промедления мои бумаги были подписаны, и мне дали отпуск ещё на две недели. На следующий день мы уже снова были в Туапсе с г-ном Гурджиевым.

За время нашего отсутствия г-н Гурджиев купил двух молодых чёрных лошадей и линейку, четырёхколёсную повозку со скамейками спина к спине, установленными посередине, и местом кучера напротив.

Вечером мы вместе с ним, его женой и Захаровым отправились на холмы испытать её. После этого он сказал, что если мы хотим, мы можем сопровождать его в путешествии, но каждый может взять с собой только самые необходимые вещи – один чемодан на человека – нужно быть готовым отправиться в следующее воскресенье. Мы немедленно решили ехать, оставив остальные наши вещи в гостинице с Марфушей.

Когда настало воскресенье, мы узнали, что Шернваллы, Алексей Яковлевич Рахмилевич и Леночка тоже едут с нами. Рахмилевич был известный юрист и один из самых первых учеников г-на Гурджиева. Г-н Гурджиев сказал нам, что мы пообедаем в ресторане, а потом выдвинемся в направлении Сочи на восток по побережью Чёрного моря. Весь багаж был погружен на линейку, и вскоре эта куча чемоданов достигла трёх футов высоты, таким образом, ни для кого не осталось места, кроме кучера – самого г-на Гурджиева. Он посадил Захарова сверху на багаж, остальные должны были идти пешком, придерживаясь самого короткого маршрута через горы, потому что главная дорога на побережье была слишком длинной и извилистой. Потом мы должны были ждать остальных в том месте, где короткая дорога пересекает главный путь. Поскольку жена г-на Гурджиева шла с нами, моя жена была уверена, что он не «просто бросит нас» в дороге. У неё ещё не было полного доверия к г-ну Гурджиеву, но она хотела следовать за ним так долго, сколько сможет, потому что всё, что она слышала из его разговоров, очень её интересовало.

Длина короткого пути оказалась намного больше, чем мы ожидали. Было тяжело взбираться наверх и очень жарко. Ни я, ни моя жена не были готовы к такому путешествию, и наша неподходящая одежда делала его ещё сложнее. Моя жена была обута в модные туфли на высоком каблуке, с обильной шнуровкой, а