Эта сторона могилы - Джанин Фрост

— Мам! — закричала я ей. — Что ты здесь делаешь?

Она повернула голову, и в следующую же секунду следующий надвигающийся цементный булыжник сбил ее с ног. Даже с расстояния я увидела раздраженный взгляд, который мама бросила на меня, прыжком поднимаясь с пола.

— Небрежно, Кроуфилд, — рявкнул на нее Купер со своей позиции наблюдения за полосой препятствий.

— Здесь Кэтрин, — ответила она, указывая на меня.

Он развернулся, и виноватое выражение исказило его темнокожее лицо. Мой шок спал в достаточной степени, чтобы я смогла шагнуть в комнату, едва обращая внимание на то, как Кости вполголоса пробормотал, что им чертовски повезло, что мой темперамент больше не проявляется огнем.

Он был прав. Если бы это случилось шесть месяцев назад, огонь уже выстрелил бы из моих ладоней от шока из-за моих непостоянных эмоций. Если бы это было три месяца назад, я бы уже затормозила всю активность в Комнате Крушений благодаря яростному давлению разума. Но теперь, когда все эти способности исчезли, все, что я могла сделать — наброситься на них голосом.

— Вы, должно быть, шутите надо мной, — прошипела я в огромную комнату. — Я думала, что это дерьмово, что никто не сказал мне о состоянии Дона, но кто знал, что вы, ребята, припасли еще больше секретов в рукавах!

— Перерыв десять минут, — крикнул Дейв. Дюжины членов команды бросили то, чем занимались, и по принуждению вывалились их комнаты, используя дверь, противоположную той, у которой стояла я.

Через несколько минут комната была пуста, остались только Купер, Тейт, Кости, Жуан и моя мама, которая была единственной, кроме Кости, у кого на лице не значилось виноватое выражение.

— Кэтрин, перестань так остро реагировать, — подходя ко мне, сказала она тоном, которым говорят с детьми. — В конце концов, я не делаю ничего, что не делала ты сама больше десятка лет.

— И я была практически убита больше раз, чем могу сосчитать, — выстрелила я в ответ, борясь с побуждением хорошенько ее встряхнуть.

Взгляд ее синих глаз стал твердым.

— Я была убита, — ровно ответила она. — Попытки спрятаться от зла в этом мире не сделали ничего, чтобы спасти меня. Ни тогда, ни в любой другой раз до того.

Чувство вины пронзило меня от ее слов, сводя на нет мою ярость. Кроме ночи, когда она встретила моего отца, каждый раз, когда она переносила испытания от вампиров или упырей, был из-за меня. Монстры сражались абсолютно нечестными путями, и каждый раз, когда они приходили за мной, они приходили и за теми, кто был близок мне. Последний вампир, с которым я вступила в борьбу, умышленно силой обратил мою мать, чтобы просто преподать мне урок. Мне было жаль, что я не могла убить его больше одного раза.

— Довольно большая разница между попытками спрятаться от опасности и бросанием прямиком ей в руки, — заметил Кости более разумным тоном, чем использовала я. — Нельзя исправить тот вред, что тебе нанесли, бросаясь в опасность с головой, Джастина.

— Ты прав, с собой я уже ничего не смогу сделать, — произнесла она, и мрачное выражение мелькнуло на ее лице, выглядевшем так, будто ей тридцать, а не сорок шесть. — Но вот с другими, да, — продолжила она. — Я не могу изменить то, кто я есть, но убийство того вампира несколько месяцев назад показало мне, что я, по крайней мере, могу использовать это, чтобы увериться, что другие не закончат так, как я.

Будто слушаю саму себя, когда была моложе, в неверии подумала я. Тогда я ненавидела саму себя и вымещала свою невежественность и ненависть на других вампиров, думая, что это нарушит баланс весов против моего отца. Если бы Кости не показал мне, что зло есть выбор, а не особенность рода, я могла бы все еще крутиться в этом порочном круге саморазрушения.

И уже дважды за один день я оказывалась на другом конце тех же упрямых споров, что вела когда-то сама с собой. Я бросила вверх быстрый, умоляющий взгляд. Из всех раз, когда ты захочешь отложить воздаяние, Господи, этот самый лучший.

— Ты можешь убить сотни мерзких вампиров и упырей, но это не заберет твою боль, — в конце концов, сказала я. Чувство дежа-вю все росло, пока я повторяла то же, что когда-то говорил мне Кости. — Поверь, я знаю. Только принятие самого себя уменьшит боль. И это означает принятие и тех частей себя, которые тебе не нравятся или которые ты не выбирала.

Мама посмотрела в сторону, смаргивая розовые слезы, блеснувшие в ее глазах.

— Правда? Родни принял меня. Так посмотри, где он теперь.

— Родни не просто принял тебя, он любил тебя, — тихо сказал Кости. — Иначе он не погиб бы, пытаясь тебя спасти.

Она отвернулась от нас, но, несмотря на то, что спина ее была прямой, я видела, как дрожат ее плечи. Я хотела обнять ее, но знала, что сочувствие будет лишь солью на рану. Объятие не вернет единственного мужчину, с которым у нее были настоящие отношения.

— Я уничтожу каждого грязного кровососа, которого смогу, — через некоторое время сказала она, казалось, совершенно не замечая, что затрагивает и саму себя этим комментарием «грязные кровососы». Когда она обернулась, в ее взгляде не было розовых слез. Вместо этого глаза ее сияли ярко-зеленым. — Это ты решать уже не можешь. Единственная вещь, на которую ты еще можешь повлиять, заключается в том, буду ли я делать это с помощью твоей старой команды, если пройду через их версию основных тренингов, или сама по себе.

— Даже с их помощью тебя запросто могут убить. Ты не понимаешь, как это опасно. — Я издала вздох абсолютнейшего расстройства. — Пожалуйста, не делай этого.

Ее челюсть сжалась до такой степени, что зубы заскрипели.

— Я сделаю это.

— Господи, ты такая же упрямая, как Дон! — сказала я, чувствуя, что сыта по горло.

— Такая же упрямая, как кое-кто еще, — вполголоса пробормотал Тейт.

— Заткнись, Тейт, — прошипела я.

— Котенок, — Кости положил ладонь на мою руку. Спокойствие, казалось, волнами омыло мое сознание, успокаивая взвинченные эмоции, подобно бальзаму на обожженной коже.— Некоторым вещам нельзя обучить, их можно только узнать по опыту. Но есть то, что мы можем изменить: остановить этих радикальных упырей. Если их численность будет расти, каждый вампир будет в опасности, включая и твою маму.

Правильно. Эта проблема не будет ждать, пока я пытаюсь вбить толк в мою бестолковую упрямую семейку. Я должна сфокусироваться на приоритетах. Первое: остановить смертоносную фашистскую пропаганду в обществе упырей, которая уже проложила тропинку из тел вампиров без Мастеров. А уж затем я должна отговорить своих маму и дядю от их новоприобретенной жажды смерти.

Что-то циничное во мне задалось вопросом, могут ли упыри-фанатики оказаться более легкой задачей.