Труды - Сульпиций Север

Таким образом, “Диалоги” создавали апологию одновременно в двух направлениях. С одной стороны, они были написаны с целью защиты того описания Мартина, которое было дано в “Житии”, перед лицом скептицизма и враждебности со стороны галльского клира. С другой стороны, они пытались изобразить аскетизм Мартина как практику того же рода, что была свойственна египетским подвижникам пустыни и доказывали, что Мартин был отнюдь не хуже их. Греция могла гордиться присутствием там в свое время апостола Павла, Египет - большим количеством святых. Однако одного Мартина было достаточно, чтобы Европа ни в чем не уступила Азии[192]. В этой связи мы должны отметить сильное желание Сульпиция защитить галльское монашество от едких замечаний Иеронима. Хотя Сульпиций охотно допускал, что резкие слова Иеронима по поводу отхода галльских монахов от аскетической жизни во многом связаны с особенностями галльской натуры, но именно поэтому он старался подчеркнуть строгость аскетической практики Мартина, как свидетельство тому, что у него на родине есть достойные последователи монашеских идеалов[193].

В заключение мы должны сказать о том, что основа для написания “Жития” и “Диалогов” является сходной, но не идентичной. Как и “Житие”, “Диалоги” были предназначены, прежде всего, для аскетических кругов Галлии, но их апологетическое - и дидактическое[194] - значение предполагает более широкий круг читателей. Как и “Житие”, “Диалоги” писались с расчетом на современную Сульпицию галльскую церковь, но в своей последней работе он поместил больше прямой критики, тогда как более раннее произведение на это только намекает, выдвигая вперед добродетели Мартина[195]. И наоборот, желание защитить Мартина более явственно просматривается в “Диалогах”, а не в “Житии”. Что же касается третьей категории читателей, которым предназначалось “Житие” - образованным галло-римлянам, - не желавшим менять Вергилия и Саллюстия на Библию, то они вновь приглашались к разговору. Галл чувствует, что ему будет весьма уместным начать свою речь с цитаты из Стация, “потому что мы говорим среди людей образованных”. Кроме того, мы встречаем также фразы из Теренция, Саллюстия и Вергилия[196]. Таким образом, можно заключить, что, в общем, аудитория и цель “Жития” и “Диалогов” сходны. Главное различие между ними заключается в том, что в “Диалогах” сложная природа аскетического идеала (в лице Мартина) проявляется открыто, в то время, как в “Житии” это только подразумевается. Данное различие возможно отнести частично на счет рецепции из “Жития”, частично, возможно, на счет нарастания разногласий между аскетами и епископами Галлии в промежутке между 396 и 406 гг., а также частично на счет различия литературных жанров.

IV. Литературная форма работ о Мартине

Введение в проблематику

Если мы желаем понять литературную форму работ Сульпиция, посвященных Мартину, нам всегда нужно помнить об их многосоставной основе. Это подразумевает не только книги, прочитанные и использованные Сульпицием, но также и устную традицию, к которой он прибегал, и исторические обстоятельства, соответствующие написанию каждой отдельной работы. Например, как мы уже отмечали, характерной чертой произведений Сульпиция является то, что образ Мартин описывается им не только в “Житии”, но также дополняется письмами и “Диалогами”. Если мы предположим, что Сульпиций именно в такой последовательности распланировал свои работу с самого начала и затем искал соответствующие литературные аналоги, то мы ничего не добьемся. Вместо этого мы должны помнить, что “Житие” было обнародовано до смерти героя повествования и потому два письма, описывающие его смерть и погребение были нужны для завершения образа. Кроме того, “Житие” идеализирует сложную фигуру Мартина, но помещает ее в гущу церковных неурядиц в Галлии, откуда и возникает необходимость непосредственной его защиты в первом письме и, несколько позже, в “Диалогах”. С этой точки зрения, представляет интерес рассмотрение литературной формы работ о Мартине и их отношение к литературным традициям античности.

1. “Житие Мартина”

“Житие Мартина” может быть разделено на 4 неравных части[197]: 1) посвятительное письмо и предисловие, разъясняющее цели и рамки работы (обращение к Дезидерию и гл. 1 “Жития”); 2) хронологическое описание жизни Мартина от времени его рождения и до избрания епископом, а также основания Мармутье (гл. 2-10); 3) описание чудес, совершенных Мартином во время пребывания на посту епископа Тура (гл. 11-24); 4) рассказ о визите Сульпиция к Мартину, сопровождающийся описанием внутренней жизни и аскетических устремлений турского епископа (гл. 25-27). Внутри этой общей схемы раздел третий - чудеса Мартина -может быть подразделен на: а) Мартин борется против ложной религии (гл. 11-15); б) исцеления и экзорцизм, произведенные Мартином (гл. 16-19); в) Мартин и император Максим (гл. 20); г) истории, иллюстрирующие способность Мартина “различать духов” (гл. 21-24). В целом “Житие” показывает следы тщательной разработки и мы имеем все основания верить Сульпицию, когда он утверждает, что был весьма строг при отборе материала[198].

Если литературная конструкция “Жития” была заранее ясно продумана, то вполне законно возникает вопрос: какого жанра придерживался Сульпиций и как он рассматривал свою работу в связи с литературными традициями античности? К счастью его посвятительное обращение и письмо дает исходную точку для анализа. Эти два фрагмента хорошо исследованы Фонтэном, который указывает на два важных момента в понимании данной работы Сульпиция: 1) его большое внимание к литературному стилю; 2) его подход к римской историографии[199]. Начальные предложения из предисловия, как мы уже видели, излагают идею Саллюстия о достижении славы и добродетели посредством писательства, а затем переосмысливают эту цель в специфически христианском духе. Во второй части предисловия (V. M. 1, 6-9) традиции римской историографии проглядывают еще более явственно. Сульпиций описывает задачу, которую избрал лично он и кратко сообщает о содержании своей работы и ее благотворных функциях. Он также говорит о своей разборчивости при собирании материала и своем понимании исторической истины.

В эпоху античности биография рассматривалась как нечто относящееся к иному жанру, чем историография. “История описывает в деталях, что ее персонажи совершают, биография в большей степени сосредотачивается на раскрытии того, какого рода личностями они являются и отбирает материал с этой точки зрения”[200]. Мы можем добавить, что биография даже больше, чем история интересуется удобочитаемостью и исторической точностью. Но хотя это различие между историей и биографией широко известно, оно не абсолютно: римская республика породила в итоге принципат, и отражением этого в литературе стало доминирование личности в римской историографии[201]; и где мы можем провести разделительную черту между историей Тита Ливия, произведениями Саллюстия, “Агриколой” Тацита и биографиями Светония? Если рассматривать эту проблему вопреки данному историко-литературному фону, то будет неудивительным обнаружить у Сульпиция некоторое несоответствие в композиции его “Жития” по сравнению с тем же Саллюстием. Поэтому, пожалуй, есть только одно характерное место в его предисловии, которое в наибольшей степени связано скорее с историографией, чем с биографией - это его подход к истине[202]. Слова Сульпиция: “вообще, я предпочел бы за лучшее промолчать, чем говорить ложь” являются реминисценцией слов Цицерона о том, что тот не является историком, “кто стремится говорить ложь”[203]. Однако Фонтэн указывает на юридическую основу заявления Сульпиция о том, чтобы его читатели “относились к сказанному с доверием” и было бы хорошо, если бы мы могли рассматривать заявление Сульпиция о полноте истины в свете сходных фраз из “Диалогов” и трактовать их как знак честной авторской позиции, а не только как литературный штамп[204].

В других отношениях Сульпиций поступает как типичный биограф. Таким образом, его подход не перегружает читателей информацией и является в большей степени биографией, чем историографией. В этом отношении можно провести соответствующие параллели между Сульпицием и Непотом. Каноны биографического жанра также помогают объяснить принципы отбора материала для “Жития Мартина”[205]. Сульпиций рассматривает Мартина в качестве “самого святого мужа” и, как многие его современники, проводит прямую связь между святостью и способностью совершать чудеса. И потому для Сульпиция было естественным посвятить большую часть своего рассказа о Мартине именно историям о чудесах, которые по его мнению “показывают, что за человек” был Мартин.