Образ я - Вадим Ротенберг

II. У больных депрессией есть отказ от поиска и повышена потребность в парадоксальном сне. Но даже в тех случаях, когда парадоксальный сон увеличен, эта потребность не удовлетворяется, потому что парадоксальный сон качественно неполноценен. Более того, в сновидениях депрессивных больных часто господствуют сюжеты и настроения, соответствующие реакции капитуляции в бодрствовании, и это усиливает отказ от поиска. Устранение таких сновидений депривацией парадоксального сна или всего сна может оказать положительный эффект. Здесь надо учесть также еще одно обстоятельство: лишение сна — нелегкая и необычная задача для депрессивного больного, требующая от него значительной мобилизации. И сам факт того, что ему с этой задачей справиться удается (а перед большинством других жизненных задач он пасует), повышает его самооценку, его ощущение контроля над ситуацией и имеет положительный эффект.

III. Данные по фило- и онтогенезу не только не противоречат концепции, но и хорошо с ней согласуются. Парадоксальный сон должен впервые появляться на достаточно высокой ступени филогенетической лестницы, когда уже созрели мозговые механизмы поискового поведения и оно стало возможным. С другой стороны, ранние этапы онтогенеза высокоразвитых животных характеризуются беспомощностью, зависимостью от родителя, на этих этапах легко формируется и закрепляется отказ от поиска, так что особенно необходим механизм, компенсирующий это состояние. Крайне интересны в этой связи данные об отсутствии парадоксального сна у дельфина. Это животное постоянно находится в активном движении, активно следит за средой и взаимодействует с ней. Даже спит он всегда только одним полушарием, а другое бодрствует и руководит активным поведением. При такой круглосуточной поисковой активности просто нет необходимости в быстром сне. Если же дельфин лишается возможности активной жизни и не устанавливается активная дружба с экспериментатором, он быстро погибает, ибо лишен защитных механизмов, компенсирующих отказ от поиска.

IV. Изменение сна в условиях стресса определяется характером поведения субъекта в стрессовой ситуации. Если это поведение характеризуется доминированием поисковой активности, даже если она сопровождается неприятными эмоциональными переживаниями, потребность в парадоксальном сне снижается, его доля в ночном сне уменьшается безо всякого ущерба для здоровья. Если же поведение отражает отказ от поиска, потребность в парадоксальном сне растет, но в зависимости от адаптивных возможностей субъекта эта потребность может удовлетворяться или нет. В первом случае увеличивается длительность парадоксального сна и его насыщенность сновидениями, в которых субъект ведет себя активно. Во втором случае длительность парадоксального сна может даже уменьшиться, а если она увеличена, то насыщенность этого сна сновидениями недостаточна и позиция субъекта в сновидении пассивна.

Состояние отказа от поиска тормозит все психические функции: память, творческую активность и т. п. Между тем при столкновении с новыми и необычными обстоятельствами и задачами риск возникновения отказа от поиска весьма велик. Поэтому парадоксальный сон, устраняющий это состояние, может влиять на память не прямо, а опосредованно, устраняя препятствия в виде отказа от поиска именно в процессе обучения сложным задачам. Какова роль парадоксального сна на более поздних этапах закрепления информации, еще предстоит выяснить, но и в этой сфере данные не противоречат концепции поисковой активности.

Решение парадоксов, предлагаемых природой, — задача увлекательная и благодарная, стимулирующая поисковую активность. А вот решение психологических парадоксов, связанных с позицией ученых, — задача куда более сложная. Как объяснить, почему виднейшие специалисты систематически уклоняются от открытого обсуждения самых насущных и острых проблем в науке, которой отдали всю свою жизнь, и ведут себя так, как будто бы никаких противоречий не существует и никаких подходов к решению этих противоречий не предложено? Должен с сожалением констатировать, что и на этом уникальном заседании на Багамских островах, где удалось собрать за одним столом всех, определяющих современное лицо науки о сне, открытого и острого диалога не получилось, несмотря на все мои старания. Может быть, ответом на этот вопрос может служить реплика профессора Фогеля, впервые предложившего депривацию быстрого сна для лечения депрессии. На одном из заседаний Конгресса, где он председательствовал, я спросил присутствующих: "А что, парадоксальный сон, выполняющий важную приспособительную функцию у здоровых людей и животных, — это тот же самый парадоксальный сон, лишение которого помогает при депрессии?" Вопрос повис в воздухе, заседание закрыли, и проходя мимо меня, профессор Фогель шепнул мне: "Никому не рассказывайте, но этот вопрос не дает мне спать не один год". Может быть, если бы уважаемый профессор и другие участники Конгресса открыто, а не в кулуарах, и без опасений за свой престиж обсудили все сомнения и "проклятые" нерешенные вопросы, это помогло бы им избавиться от бессонницы.

ГИПНОЗ — МОСТ К НЕПОЗНАННОМУ

Наука о мозге, его функциях и механизмах, очень далеко продвинулась за последние десятилетия. Если говорить только о наиболее важных открытиях, то следует причислить к ним новое понимание сложной биохимической "кухни" мозга, создание стройной теории восприятия и обработки зрительной информации, возникновение науки о сне и о различной функции больших полушарий мозга, возможность прямого наблюдения за активностью разных мозговых структур в процессе деятельности благодаря эмиссионной томографии. Все эти направления исследования успешно развиваются. Однако, по мнению некоторых ученых, следующий качественный скачок в изучении мозга невозможен без привлечения пристального внимания к тем феноменам человеческой психики, которые пока считаются загадочными и до сих пор не стали предметом серьезного и систематического научного анализа. К этим феноменам принадлежат особые состояния сознания вроде йоги и медитации, само существование которых сомнения не вызывает, и парапсихопогические явления, такие, как передача мыслей на расстоянии, "дальновидение" на сотни километров и предвидение будущего, вызывающие у большинства серьезных ученых в лучшем случае скептические улыбки. И для такой реакции есть основания. Основным условием научного исследования является уверенность в существовании факта, который нуждается в объяснении. Если само наличие факта вызывает сомнение, если предполагается ошибка в наблюдении или, того хуже, умышленная фальсификация, любой уважающий себя ученый немедленно теряет интерес к проблеме. Слишком уж велик риск стать жертвой мистификации и потратить время, силы и средства на изучении того, чего не существует в природе. К сожалению, парапсихологические феномены дают основания для таких опасений: в этой области подвизается великое множество людей, не имеющих солидной репутации в науке, не проводивших никаких признанных систематических исследований, склонных принимать желаемое за действительное, доверять собственным впечатлениям и интуиции без строгих методов контроля, а то и просто готовых во имя сенсации представлять на всеобщее обозрение заведомо фальшивый материал. И ученые, дорожащие своим престижем, пугаются такой возможности и обращаются к более надежным, проверенным, но… зачастую менее интересным феноменам. В результате возникает порочный круг, при котором загадочные явления человеческой психики все более отдаются на откуп энтузиастам с сомнительной репутацией или откровенным шарлатанам и фокусникам-фальсификаторам. Между тем подлинный прогресс в этой области мог бы привести к перевороту в науке о мозге и о человеке, и участие в исследованиях серьезных ученых представляется жизненно важным.

Как же быть? Я думаю, что на первом этапе необходимо более активное и комплексное изучение по крайней мере таких феноменов, само существование которых сомнений не вызывает, получивших уже определенный статус в академической науке, но не сделавшихся от этого менее загадочными. Прежде всего речь идет о гипнозе.

… Двадцать семь лет тому назад, в физиологической лаборатории 1-го Московского медицинского института, расположенной на базе клиники нервных болезней, мы принимали американского гостя — специалиста по изучению сна. Он провел месяц в лаборатории, принимая участие в исследованиях и обсуждениях научных проблем, и лишь незадолго до возвращения в США признался мне в истинных целях своего визита. Интересовали его не наши исследования сна, которые начались незадолго до этого и еще не привели ни к каким серьезным открытиям, а контакты с советскими парапсихологами, не признанными академической наукой. И, рассказав о нескольких своих встречах, доктор Макс Тот внезапно спросил меня: "Хотите познакомиться с очень сильным гипнотизером, Владимиром Райковым?" По молодости лет я не очень беспокоился о своей научной репутации. (Впрочем, и в дальнейшем я не очень за нее опасался, иначе никогда не решился бы опубликовать несколько ныне международно признанных, а в тот период очень спекулятивных идей). Я встретился с Райковым, послушал его и посмотрел некоторые его эксперименты, о которых речь пойдет ниже, и уговорил заведующего нашей лаборатории пригласить Райкова выступить у нас с докладом. Владимир Леонидович пришел в сопровождении нескольких своих испытуемых и для начала предложил провести их неврологическое обследование. Я и мои коллеги убедились, что у испытуемых нет никаких признаков отклонения в работе мозга. А затем произошло нечто в высшей степени необычное. Райков ввел испытуемого в состояние глубокого гипноза и произнес "магическое заклинание": "Тебе два дня". Произнесенное громовым голосом, напоминающим рыканье льва, это заклинание произвело поразительное действие: у испытуемого появились неврологические рефлексы новорожденного (отсутствующие у взрослых людей), раздался плач, напоминающий плач новорожденного и, что самое удивительное, появились плавающие, некоординированные движения глаз. Когда мы приподняли испытуемому закрытые веки, мы обнаружили, что один зрачок смотрел прямо на нас, тогда как другой уплыл далеко вверх. Здоровый человек не в состоянии произвольно распорядиться так своими глазами, и вообще законы неврологии не предусматривают возможности такой дискоординации взора: это бывает в норме только у младенцев, до формирования всего нервного аппарата регуляции взора.