Немного грусти в похмельном менте - Владимир Болучевский

— Меня Молоде-ец посла-ал… — пустил слезу субъект.

— А зовут тебя как?

— Трофи-им… Мышки-ин…

— Ну что, — распрямился Моргулис. — Надо его к Молодцу вести.

— Он тобой интересовался, — кивнул на Трофима Мышкина Страхов.

— Вот и выясним, зачем.

— А эва?.. — Лобов протянул Моргулису стакан самогона. — Может, употребишь сначала?

— Это обязательно, — кивнул Моргулис и взял стакан.

— Слышь, Петрович, — опера открыли дверь кабинета Молодца и ввели туда зареванного «арестанта». — Это что еще за фрукт?

— А почему он в наручниках? — Молодец удивленно поднял взгляд от каких-то бумаг.

— Так он это… он же по морде меня, — возмущенно объяснил Страхов.

— Почему?

— А хрен его знает. Я сидел в кабинете, он вошел, уселся за стол и колоть[47] меня стал. На причастность к какой-то мокрухе. И еще расчлененку пришить пытался, гад.

— Ага… — сообразил Молодец. — Это значит, он дверью ошибся. Я-то его к Моргулису направил, сказал, что тот ведет допрос. Ну и… суть дела обрисовал в двух словах. Вот, дескать, пусть он посидит, посмотрит, послушает, опыту поднаберется. А он, выходит, не в тот кабинет зашел. А на лбу это у тебя чего? Тоже он?

— Нет, — смутился Страхов. — Это так… при задержании. Подозреваемый сопротивление оказал.

— Задержан?

— А ка-ак же, Петрович! Обижаешь… — не моргнув глазом, соврал Лобов, прекрасно зная, что никто его слова проверять не станет. — В «обезьяннике» парится.

— Это хорошо, — удовлетворенный работой своих подчиненных, кивнул начальник «убойного» отдела. — Значит так… снимите с него наручники.

— А кто он вообще такой? — Страхов освободил запястья пленника от стальных браслетов.

— А это наш новый стажер. Младший лейтенант Трофим Мышкин. Прошу так сказать, любить и жаловать…

— Да что ж это такое?! — возмутился Витя Лобов. — Петрович, у нас тут что — зоомагазин какой, что ли? Полгода назад стажер был, так тот — Птичкин. А теперь вот… Мышкина прислали на нашу голову! Это ж сколько можно?

— Ну… — вздохнул Молодец. — Начальство есть начальство. Ему видней.

— И надолго он к нам?

Молодец посмотрел на стажера, затем обвел взглядом сизые, налитые с перепою хмурые физиономии оперов и философски изрек:

— Время покажет. А пока займите его чем-нибудь. Пусть втягивается.

— Куда? — не понял Страхов.

— В работу, в работу! Куда еще?

— А-а… в этом смысле, — Страхов бросил на младшего лейтенанта не обещающий ничего хорошего взгляд. — Это можно. Это мы запросто.

— Ну и все, — подвел итог беседе Молодец. — Все свободны.

— Петрович, — буркнул Моргулис. — У меня тут пара слов.

— Кроме Моргулиса.

Прежде чем выйти из кабинета начальника, Лобов сунул ему под стол белую полиэтиленовую канистру.

— В конце дня, — понимающе кивнул начальник «убойщиков».

В коридоре Лобов и Страхов наткнулись на спешащего в кабинет к Молодцу подполковника Дубова.

— Чем заняты? — с ходу огорошил оперов неожиданным вопросом Дубов.

— Да вот… — замялся не нашедшийся вот так сразу что ответить Лобов.

— Вот и хорошо, — не дослушал его начальник РУВД. — Значит, так… там внизу, у Висюльцева в дежурной части, возьмете адрес — и немедленно туда. Быстрым соколом!

— А что такое, Николай Потапыч? Труп? — поинтересовался деталями поставленной задачи Страхов.

— Пока нет. Но может быть, очень много. А что у тебя с головой? — Дубов взглянул на Страхова и подозрительно принюхался.

— Так работаем же, — потрогал тот лиловую шишку на лбу. — Чай не в бирюльки здесь играем…

Конечно же, подполковник Дубов знал, что его подчиненные… как бы это помягче сказать… короче, «выпивают». Причем непосредственно при исполнении своих служебных обязанностей. И постоянно пытался хоть кого-нибудь в этом деле уличить, чтобы учинить показательный разнос в воспитательных целях.

Но поскольку он и сам в своем кабинете все время потихоньку прикладывался к стакану, то… запаха не чувствовал. А как еще отличить пьяного милиционера от трезвого? Только по запаху. Иначе никак.

Застукал ты иной раз подчиненного спящим на столе. Растолкал. Спрашиваешь: «Это что такое происходит?!» А тот стоит на подгибающихся ногах и, еле ворочая языком, что-то такое неразборчивое лепечет.

Обращаешься за разъяснениями к находящимся в том же кабинете его товарищам по розыскной работе. А те: «Устал Витя, работы-то по горло. Да мы и сами уже прямо с ног валимся».

Смотришь — и правда, людей просто шатает от усталости. А распивать вроде никто и не распивает. Да и закуски на столе нет.

Так и не удавалось подполковнику устроить кому-нибудь показательную выволочку. Никак никого он пьяным застукать не мог. Хоть подозрения в его голове и роились…

— Висюльцев вам все объяснит, — Дубов взялся за ручку двери кабинета Молодца. — Ему на пульт сигнал поступил. И быстро, быстро! Пока до беды не дошло.

Спустившись вниз, на первый этаж, опера направились к дежурной части.

— Ну? Чего там такое? — спросил Висюльцева Лобов.

— Так это… — тот незаметно катнул ногой подальше под стол опустевшую бутылку из-под розового вермута. — Сигнал поступил. Террорист на нашей земле, оказывается, завелся. Супербомбу какую-то… то ли изобретает, то ли собирает уже.

— А мы при чем? По части террора… это «соседи»[48] у нас. Вот им пусть и сигнализируют. Он же ее пока не взорвал? И никого не убил. Вот если бы убийство случилось, тут к нам. А так…

— Когда взорвет, поздно будет. Если он эту бомбу где-нибудь шарахнет, а начальство потом узнает, что злодейство на нашей земле готовилось… Потапыч говорит, по головке нас не погладят.

— А откуда вообще известно, что он ее взорвать задумал? — без особой надежды в голосе все пытался отбазариться от боевого задания Витя Лобов. — И от кого сигнал поступил?

— А для чего, по-твоему, люди бомбы собирают? — удивился такому его вопросу Висюльцев.

— Ну, я не знаю, — Витя почесал в затылке. — Мало ли…

— А сигнал поступил от доброжелательных граждан. Имени они своего не назвали, очевидно, опасаются расправы. Вот и выходит, что дело серьезное. И отреагировать мы обязаны. И вообще, чего вы от меня лично хотите-то?!

— Ладно, — смирился с очередным подарком злой судьбы Страхов. — Давай адрес.

— Тем более что это рядом совсем, — раскрыл регистрационный журнал Висюльцев. — Пару кварталов отсюда. Пять минут пешком.

— А машина нам разве не положена? — встрял в разговор Трофим Мышкин.

— Это кто такой? — посмотрев на него, Висюльцев перевел изумленный взгляд на Лобова.

— Стажер новый, — вздохнул тот. — Втягивается понемножку.

— Куда? — не понял начальник дежурной части.

— В работу. Куда еще?

— А-а… — Висюльцев еще раз, но уже оценивающе взглянул на стажера. — Ну тогда ладно.

Глава 5

СМЕРТЬ НАСТУПИЛА В РЕЗУЛЬТАТЕ ПРЕКРАЩЕНИЯ ЖИЗНИ

— Ну так чего там у тебя? — взглянул Молодец на Моргулиса, после того как подполковник Дубов покинул его кабинет.

— Да хмырь этот, Плоскопятов… Божится, что не было никакой мокрухи. И, вроде, все у него складно получается. Криминалиста надо бы. Куда ж наш Мудрик подевался?

— Потапыч говорит, что никуда его не командировал.

— А его уже вторые сутки нигде нету? Может, случилось чего?

— А чего этот твой… как его… Плоскопятов? Чего он там тебе такое лепит?

— Он, Петрович, чего говорит…

Если изложить историю, рассказанную задержанным Сидором Плоскопятовым старшему лейтенанту Моргулису вкратце (избавив ее от причитаний, междометий и жаргонных оборотов), то в двух словах она будет выглядеть следующим образом.

Вчерашним днем — ближе уже к вечеру — выпивал он с товарищами на лавочке возле помойки. И прибилась к ним бродячая собака. Тощая и чернявая, ну точь-в-точь — вылитая его нынешняя сожительница Клавка. Они еще посмеялись по этому поводу.

— Может, она и портвейн, как твоя Клавка, хлебает? — пошутил кто-то из приятелей.

Сидор окунул кусок хлеба в портвейн и протянул псине. Та с жадностью съела. Трофим плеснул портвейна в сложенную лодочкой ладонь. Та вылакала и благодарно лизнула руку.

Мужики чуть с лавки не попадали от смеха.

— Ну вылитая Клавка!

Когда портвейн допили, все потянулись в разные стороны.

Сидор пошел домой. Собака потянулась было за ним, но, оробев, остановилась. И в глаза смотрит. Ну что тут будешь делать?

— Ладно, — сказал Сидор. — Пошли, Клавка.

Так вместе они в дом Плоскопятова и пришли, где Сидор не раздеваясь завалился спать.