Свобода совести. Истоки, становление, правовая охрана - Азер Мамедзаде
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Учение саксонских юристов не лишено важного значения и оригинальности для своего времени не столько исключением из категории религиозных нарушений простого богохуления, не соединенного с нарушением отправлений культа, сколько исключением отсюда атеизма, на что их предшественники не решались. Атеизм как способ выражения религиозного мнения, доколе он не нарушает спокойствия государства, по их мнению, не должен входить в сферу уголовного права, точно так же, как ересь и апостазия (21, с. 260–262).
Совершенно исключительно по своей оригинальности учение Руссо об отношении государства к религиозной свободе, которое сыграло практическую роль в эпоху первой республики во Франции. Отрешившись от прежних учений о религиозной свободе и заменив их своим самостоятельным построением, Руссо не только крайне сузил границы последней, но вообще внес большую путаницу в разрешение отношений между государством и церковью. Отвергая все существующие формы этих отношений как несостоятельные, а также не видя рациональных условий для разрешения данного вопроса в самом христианстве как религии чисто духовной, преследующей исключительно внеземные интересы и, следовательно, совершенно равнодушной к благу и процветанию государства, Руссо создает особенную религию, религию гражданина, или государственную, с весьма простыми немногочисленными догматами. Догмы гражданской религии должны быть просты, немногочисленны и точно указаны; бытие могущественного Божества, разумного, благодетельного, предвидящего, будущая жизнь, блаженство справедливых, наказание злых, святость общественного договора и религиозная терпимость – вот эти догмы. Теперь нет более исключительной национальной религии; нужно терпеть всех тех, кто терпит других, насколько их догмы не противны обязанностям гражданина. Если кто после признания им публично этих догм ведет себя как неверующий, его следует покарать смертью: он совершает самое большое из преступлений, он лжет перед законами (21, с. 264).
Не трудно видеть, что учение Руссо, проповедующее терпимость, в сущности ее исключает; там нет места веротерпимости, а тем более свободе совести, где власти предоставляется право изгонять из государства всех тех, кто не следует установленным догмам религии. Это подтвердила сама история. Известно, что после революции во Франции с утверждением государственной религии по системе Руссо положение религиозной свободы было весьма печальным. Директория и Конвент неутомимо и жестоко преследовали всякого, кто не хотел подчиниться положениям вновь созданной государственной религии.
Исследовав духовное наследие XVIII в. до революции по вопросу о свободе совести, мы можем видеть ту внутреннюю связь, которая существовала между переворотом воззрений на религиозную свободу и переменой во взглядах на истину, происшедшими в реформационном периоде. Со слов Л. С. Белогриц-Котляревского, «последняя есть одна из коренных причин первого». Об этом с ссылкой на Лабуле (Свобода совести в 1787 году, XVIII век), он пишет: «Господствующая идея политической системы средних веков – христианства была та, что единство мнений и верований необходимо для безопасности государства: одна вера, один закон, один государь – вот основное воззрение прежних законоведов и политиков. Это воззрение было неразрывно связано с взглядом на истину. В средние века последнюю понимали, как нечто открытое Богом и переданное церкви на сохранение; поэтому истина безусловна, она есть для человека закон, абсолютное требование. Кто не подчиняется ей, тот не подчиняется велениям Божества, следовательно, есть нарушитель последних, нарушитель закона, преступник. В новые века является иной взгляд на истину: истина – не есть нечто объективное, не есть закон, предписываемый авторитетом нашему уму; она есть начало внутреннее, субъективное, существующее только в той мере, насколько он его принимает; нельзя требовать от человека признания истины, которую ум его отвергает, ибо это признание невозможно; можно заставить человека повиноваться, но нельзя его заставить верить; принуждение скорее укрепит человека в его убеждении, чем поколеблет. Из сознания несостоятельности принуждения, как средства прививки душе человека известного верования, само собою вытек принцип терпимости в делах веры: пришли к убеждению, что нельзя никого заставлять силою верить, можно сожалеть о том, кто ошибается, но нельзя его осуждать» (21, с. 267).
Несомненная заслуга мыслителей эпохи Просвещения в рассматриваемой области заключается в следующем. Во-первых, авторы этого наследия в своих учениях продолжили дальнейшую разработку начал религиозной свободы, теоретически обоснованных и развитых в течение XVII в.; во-вторых, детально рассмотрели вопрос об отношении государства к религиозной свободе вообще и к религиозным нарушениям в частности; в-третьих, они своими резкими нападками на нетерпимость сломили ее господство в общественном сознании, популяризировали идею веротерпимости и тем самым проложили путь к признанию последней в законодательствах.
В философско-правовых системах эпохи Просвещения выработано представление о двух ценностях: о религии вообще, как об одном из устоев государственного и общественного строя, и об прирожденном и неотчуждаемом праве индивида на свободное религиозное самоопределение. Именно в качестве такого права религиозная свобода была включена в известную Декларацию прав человека и гражданина (1789 г.).
«Установить законодательным путем ряд неотчуждаемых, прирожденных, священных прав индивида», – говорил Еллинек, – «эта мысль не политического, а религиозного происхождения; что до сих пор считали последствием революции, на самом деле было плодом Реформации и вызванной ею борьбы» (72, с. 60).
1.4. Начало законодательного признания свободы совести
Первые законодательные вестники терпимости появились в Европе, но они были временными актами, скоро сменившимися прямо им противоположными или же такими, которые недостаточны были для обеспечения религиозной свободы. Такими вестниками можно считать законы, благоприятные религиозной свободе, которые появились сначала в Польше при короле Сигизмунде Августе (1548–1572 гг.), предоставившем свободу культа всем диссидентам, и в Германии в виде актов Аугсбургского (1555 г.) и Вестфальского мира (1648 г.), затем в Австрии при короле Максимилиане II, даровавшем протестантам в 1568 г. терпимость, и во Франции при Генрихе IV в виде известного Нантского эдикта (22, с. 267).
В конце XVIII в., даже немного ранее, чем в Европе, религиозная свобода получила законодательное признание и в Америке, в многочисленных конституциях колоний (257, с. 68). Это произошло сначала благодаря упорной борьбе известного уже нам проповедника свободы совести Роджера Вильяма, а затем – усилиями известного политического деятеля Северной Америки, впоследствии третьего президента США – Джефферсона. В штате Вирджиния 5 июля 1776 г. вышел закон, объявивший, что «религия или долг, которым мы обязаны Творцу, и способ ее выражения могут быть управляемы только разумом и убеждением, а не силой и принуждением, а потому все люди имеют равное право на свободное ее отправление по указанию совести». В других колониях начало религиозной свободы было также признано в большем или меньшем объеме конституционными законами (403, с. 204). Несколько позже, а именно в 1785 г., в Вирджинии вышел новый, составленный Джефферсоном акт, признавший полное отделение церкви от государства. Этот акт, по выражению самого автора, прикрыл тем же плащом иудея и язычника, христианина и магометанина, индуса неверного, кто бы он ни был (198, с. 134). В 1787 г. общая Конституция Северных Американских Соединенных Штатов в видах распространения политических прав и на католиков, не пользовавшихся ими в некоторых штатах, провозгласила принцип независимости политических прав от формы религиозного исповедания в следующих выражениях: «никакое религиозное свидетельство не должно быть никогда требуемо для права занятия какой-либо должности или положения общественного доверия в Соединенных Штатах (198, с. 141). Приведенное постановление Конституции 1787 г. представляло довольно ограниченную гарантию права свободы совести: оно обеспечивало неприкосновенность политических прав гражданина, несмотря на его вероисповедание, но не предрешало общего вопроса об отношениях государства к церкви. Этот пробел позже был устранен поправкой, принятой на конгрессе 1791 г. под председательством Вашингтона. Она была формулирована в Конституции в следующих словах, провозгласивших впервые отделение церкви от государства общим принципом Северных Американских Штатов: «Конгресс не должен издавать никакого закона касательно установления религии или запрещения свободного ее отправления (198, с. 148).
За Северными Американскими Штатами в деле реформы законов о религиозной свободе непосредственно по времени следуют европейские государства.