Центральная Азия и Южный Кавказ: Насущные проблемы, 2007 - Борис Румер

Ирану Ашхабад обязался до 2018 г. поставлять 7 миллиардов кубометров ежегодно.

Нынешний уровень добычи газа оценивается в 60 миллиардов кубометров в год, при этом более 10 миллиардов из них потребляется внутри страны. Вернее, потреблялись. Чтобы выполнить скрепленные договором обещания, Ашхабаду необходимо производить ежегодно 135 миллиардов кубометров в год, т. е. почти вдвое больше, чем сейчас. При этом Туркмен-баши пообещал газ еще и Евросоюзу.

В середине декабря 2006 г. в Туркмении побывал спецпредставитель ЕС по странам Центральной Азии Пьер Морель, который на встрече с Ниязовым заявил, что Евросоюз проявляет «огромный интерес» к региону и Туркмении в частности. При этом представитель Евросоюза не обратил внимания на очередное нарушение прав человека в этой стране. Именно в дни визита Мореля в Туркмении в аэропорту города Ташауз был задержан и увезен в неизвестном направлении эколог, член Совета международного Социально-экологического союза Андрей Затока. Следует также вспомнить, что в августе в ашхабадской тюрьме погибла туркменская журналистка, корреспондент «Радио „Свобода"» Огульсапар Мурадова – 58-летняя мать троих детей была арестована в июне по обвинению в незаконном хранении боеприпасов.

Перспективы Центрально-Азиатского региона

Оценивая ближнесрочные перспективы развития Центральной Азии, необходимо отметить основные тенденции, определяющие ее «революционную» эволюцию.

Расслоение региона. Регион Центральной Азии, и до того не являвшийся единой политико-социальной территорией, в настоящее время стремительно превращается в арену борьбы надежд и интересов внутренних и внешних сил. В этом отношении, из-за очевидной слабости России, наиболее привлекательными партнерами для региона выглядят «старые» страны Западной Европы (Германия и Франция), олицетворяющие собой новый модернистский проект. Очевидным лидером в данном случае выступает Казахстан, который из-за обилия природных ресурсов превращается в реальную и самостоятельную политическую силу, диктующую свои «правила игры» на международной арене. Другие страны, такие как Киргизия, Узбекистан, Таджикистан, похоже, окончательно стали аутсайдерами в геоэкономической борьбе в регионе.

По мнению киргизского политолога Нура Омарова, в ближайшей перспективе можно прогнозировать ужесточение борьбы Китая, США и России за влияние в регионе. Вследствие этого большинство стран региона продолжат политику маневрирования между ними, пытаясь уйти от внешнего диктата. Наиболее серьезные возможности для этого у Казахстана, превращающегося в одного из основных мировых поставщиков энергоресурсов. В свою очередь, наименее успешными в этом отношении выглядят позиции Узбекистана, который, при всех своих амбициях, вынужден будет ограничиться лишь позицией наблюдателя.

Усиление Казахстана и Узбекистана порождает прогнозы о возможности поглощения ими соседей, следствием чего станет появление к концу 2020-х гг. в Центральной Азии одного или двух крупных государств.

Есть и второй вариант развития событий в регионе. Растущая нестабильность на Ближнем и Среднем Востоке, угрожающий рост исламского радикализма и сепаратизма на Северном Кавказе и в Синьцзян-Уйгурской автономной республике Китая, замедление демократических реформ, сопровождаемое тотальным разорением населения в Центральной Азии, способны превратить весь Большой Ближний Восток в один огромный очаг насилия. Глобализация «по-исламски» способна обрести поддержку в регионе. Тем более что в Центральной Азии имеются свои серьезные внутренние источники роста радикального исламизма. Среди них – отмеченное обнищание населения из-за неэффективных реформ, рост исламского сознания как следствие многолетних гонений, расширение сферы традиционного общества из-за провала упоминавшегося выше модернистского проекта. Риторика правящих режимов, не подкрепленная реальными переменами, в лучшем случае вызывает глухое раздражение мусульманской общины. В худшем она уходит в подполье и становится на путь вооруженного сопротивления, если светские режимы прибегают к жестокой репрессивной политике в отношении собственного населения. Ярким примером этого является Узбекистан, живущий на протяжении последних 10–15 лет в условиях латентно протекающей гражданской войны.

Киргизия и Таджикистан с каждым годом оказываются все более вовлеченными в зону исламского радикализма. Расширяется география подпольных ячеек на территориях республик, увеличивается количество сторонников запрещенных исламских партий, происходит постепенная инфильтрация их членов в органы государственного управления. Этому в значительной степени способствует безликая политика руководства страны в религиозной и духовно-нравственной сфере, сопровождаемая ростом влияния неофициальных исламских лидеров.

С высокой степенью вероятности можно предположить, что еще до 2010 г. будет предпринята попытка создания исламского государства в Ферганской долине. Об этом свидетельствует интенсивно растущее влияние исламских группировок на северо-востоке Узбекистана и на юге Киргизии. По-видимому, светским властям региона удастся отбить первый натиск. Однако в случае сохранения репрессивного курса Ташкента и падения жизненного уровня населения уже через некоторое время следует ожидать повторения таких попыток.

Многовекторная внешняя политика стран Центральной Азии

Мурат Лаумулин

Уже больше десяти лет термин «многовекторная внешняя политика» является официальной доктриной казахстанской дипломатии. В той или иной форме эта доктрина взята на вооружение внешнеполитическими ведомствами других государств Центральной Азии, за исключением, пожалуй, Туркменистана, провозгласившего нейтралитет, что, впрочем, также подразумевает многовекторность, т. е. международные взаимодействия на различных направлениях.

Что означает многовекторность в условиях Центральной Азии? На наш взгляд, это отказ от однозначной и исключительной ориентации на какую-либо внешнюю силу – державу, политический блок, цивилизацию или какое-либо иное региональное объединение. Следует отметить, что многовекторность как принцип внешней политики не является уникальным открытием. В современной истории можно найти параллели между многовекторностью и другими вариантами сбалансированной и независимой политики, проводимой различными странами и международными движениями: движение неприсоединения в условиях холодной войны, «активность по всем азимутам» у Франции, концепция многополярного мира у современных России и Китая и многие другие.

Таким образом, термин «многовекторность» следует рассматривать сначала как сбалансированную внешнюю политику, а в целом – как политику независимую. Но достижима ли реальная независимость в условиях геополитического соперничества в Центральной Азии? То есть состоятельна ли многовекторность как принцип и возможна ли как реальность?

Государства Центральной Азии пытались на протяжении своей постсоветской истории в той или иной степени следовать этому курсу. Однако при внимательном рассмотрении нетрудно заметить, что у каждой страны во внешней политике на различных этапах и в разных политических ситуациях наблюдались существенные различия и особенности.

Начнем с Казахстана, который официально использует понятие «многовекторная внешняя политика» и первым в регионе ввел его в оборот. В свое время многовекторность как основополагающий принцип внешней политики РК подвергалась справедливой, но чаще необоснованной критике. С высоты сегодняшнего дня ситуация полуторадесятилетней давности вполне объясняется слабостью позиций молодого казахстанского государства на мировой арене, зависимостью Казахстана от внешних геополитических факторов и поведения великих держав, турбулентностью и неопределенностью международной жизни 1990-х гг. Объявленная многовекторной, внешняя политика РК в первой половине того десятилетия в реальности таковой не являлась. Она была скорее дуалистичной, политикой балансирования между Россией и Америкой, Западом и СНГ.

Многовекторность казахстанской (и не только) внешней политике придали такие факторы, как появление Китая в качестве серьезного игрока в Центральной Азии, проведение Казахстаном самостоятельной политики в отношении других центров силы и региональных держав во второй половине 90-х гг. Но по-настоящему многовекторной внешняя политика РК стала в новом столетии, т. е. в последние годы, благодаря укреплению государственности, экономическому росту, завоеванию Астаной лидирующих позиций в Центральной Азии и в целом на постсоветском пространстве. События последних лет показали, что Казахстан действительно способен проводить реальную многовекторную, и при этом самостоятельную, политику на различных уровнях мировой арены.