Достоинство национализма - Йорам Хазони
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эти все более настойчивые требования соответствия единому универсальному стандарту в речи и религии являются предсказуемым результатом отхода от протестантского устройства Запада с его фундаментальным принципом национальной независимости и самоопределения. В конце концов, этот принцип требовал разнообразия конституционных и религиозных точек зрения в рамках миропорядка национальных государств, что влекло за собой терпимость к глубоко расходящимся взглядам: католики должны были мириться с существованием протестантских режимов, монархисты должны были мириться с республиканскими режимами, а правители, озабоченные жестким регулированием дел своих подданных, должны были терпеть режимы, предоставляющие более широкие свободы - и в каждом случае, верно было и обратное. Это формальное предоставление легитимности политическому и религиозному разнообразию среди наций стало затем основой для терпимости и к инакомыслящим общинам внутри государства. Разумеется, не каждый индивид чувствовал себя комфортно в любой стране. Но все же существовала возможность переговоров, позволяющих учесть интересы несогласных коллективов при условии, что те были готовы поддерживать государство и воздерживаться от радикального пересмотра национальных обычаев. И если кто-то действительно хотел агитировать за такие изменения, можно было переехать в соседнюю страну, где его взгляды могли быть приняты и даже поддержаны.
Напротив, при универсальном политическом порядке, в котором повсюду действует единый стандарт права, терпимость к различным политическим и религиозным точкам зрения неизбежно должна снижаться. Западным элитам, взгляды которых сейчас агрессивно приводятся к единому знаменателю в соответствии с новой либеральной конструкцией, становится все труднее признавать необходимость такого рода терпимости к расходящимся точкам зрения, которую принцип национального самоопределения когда-то считал аксиомой. Терпимость, как и национализм, становится реликтом давно минувших веков.
Клевета и обвинения, обрушенные на английское общество и избранное им правительство в связи с решимостью Великобритании добиться независимости от Европейского Союза, являются безошибочным предупреждением для Запада в целом. С точки зрения либерального строя, объединенная Европы не является одним из возможных законных политических вариантов. Это единственный законный вариант, которому должен быть привержен приличный человек. В результате, моральная нелегитимность голосования Великобритании за независимость была неотступной темой выступлений политических деятелей и представителей СМИ, осуждающих английское решение: утверждалось, что только пожилые поддержали выход из Европейского Союза, лишая тем молодёжь ее прав; или что поддержка была только со стороны необразованной части населения, ослабляя позицию тех, кто, в действительности, понимает больше; или что голосование являлось голосованием протеста, а не желанием покинуть Европу; и так далее. За этими гневными заявлениями последовало требование отменить предпочтения британской общественности - путем повторного референдума, или парламентского акта, или закрытых переговоров с европейцами. Что угодно, лишь бы возобладало единственное законное мнение.
Тревога и трепет, с которыми европейская и американская элиты отреагировали на перспективу независимой Британии, обнажили то, что долгое время было скрыто от глаз. Истина состоит в том, что возникающая либеральная структура неспособна уважать, а тем приветствовать национальную дивергенцию, отстаивающую право на собственные уникальные национальные законы, традиции и политику. Любое такое отклонение считается непристойным и невежественным, а то и вовсе свидетельством фашистского образа мышления.
И Британия не единственная страна, почувствовавшая ожог этого кнута. Вряд ли от этого застрахована и Америка: ее отказ позволить Международному уголовному суду судить своих солдат, ее нежелание подписывать международные договоры, направленные на защиту окружающей среды, ее война в Ираке - все это встречалось с одинаковым возмущением как внутри страны, так и за рубежом. Подобные выпады уже давно нацелены на Израиль, будь то бомбардировка ядерных объектов Ирака или строительство жилых комплексов в восточном Иерусалиме. А Восточноевропейские страны подверглись критике за нежелание принимать иммигрантов с Ближнего Востока. Более того, аналогичные кампании делегитимации как в Европе, так и в Америке направляются против практик христианства и иудаизма - религий, на которых основан старый библейский политический порядок, и свободное отправление которых обычно защищено или, по крайней мере, терпимо национальными правительствами Запада. Мы уже видели попытки, особенно в Европе, запретить такие еврейские обычаи, как обрезание и кошерный убой, во имя либеральных доктрин универсальных прав или навязать либеральные учения о сексуальности и семье христианам и евреям в школе и на работе. Не надо быть особенно умным, чтобы видеть, что это только начало, и что обучение и практика традиционных форм иудаизма и христианства станут еще более неприемлемыми по мере продвижения либерального строительства.
Сегодня в западном мире повсеместно есть ощущение, что взгляды по спорным вопросам больше невозможно обсуждать открыто. Теперь нам стоит дважды и трижды подумать, прежде чем действовать или говорить так, как будто протестантский политический порядок все еще существует. Разнообразие конституционного и религиозного характера западных стран держится за счет все более высокой цены для тех, кто настаивает на своей свободе.
VII
: Националистические альтернативы либерализму
Изгнание Маргарет Тэтчер с поста премьер-министра Великобритании в 1990 г. ознаменовало начало трех десятилетий либерального политического консенсуса - периода, в течение которого видные политические и интеллектуальные деятели приобрели привычку говорить так, как будто торжество нового либерального порядка наступит неизбежно. В Европе стремительно продвигались германские усилия подчинить независимые государств континента Европейскому Союзу. В США на повестке дня были попытки установить американский "мировой порядок", где Европа фактически находилась бы под американским протекторатом. По обе стороны Атлантики дурно пахнущая прежняя история европейского и американского империализма не позволяла большинству открыто говорить об империи. То, что бесконечно повторялось избранными официальными лицами, дипломатами, бизнесменами и представителями СМИ, а также в изобилии утопических политических трактатов, от "Конец истории и последний человек" Фрэнсиса Фукуямы (1992), и "Лексус и оливковое дерево" Томаса Фридмана (1999), до "Нового Ближнего Востока" Шимона Переса (1995) - было то, что "международное сообщество" будет подчинено "глобальному правлению". В мире будет единый правовой режим и единая экономическая система, управляемая американцами и европейцами в соответствии с либеральными политическими доктринами. И когда нация "нарушала правила" этого нового мирового порядка, как это было в случае с Сербией, Ираком и Ливией, американские военные вместе с союзными им европейскими воинскими контингентами входили и восстанавливали эти правила.
Мировой режим мира и процветания. Либеральная империя. Таков был политический консенсус всех основных политических партий Америки и Европы на протяжении целого поколения.
Но после британского голосования за независимость и национального возрождение в США, триумф этого либерального миропорядка стал выглядеть менее неизбежным. Протестантский миропорядок, оставленный