Защитник - Михаил Ахманов

– Хохо'гро? – с невинным видом поинтересовалась Алиса.

– Аха! Да, это и другое… – Кажется, Сигеру'кшу был смущен.

– Очень плохие слова! Не подходят для нежной маленькой поко!

– Но ты их произнес!

– Когда? – Сигеру очень натурально удивился.

– На станции, когда Тза от тебя убежал!

Археолог поскреб правую шишку.

– Неужели? Наверное, я был весьма разгневан. Благородные тэд'шо не говорят таких слов… хррр… обычно не говорят.

– А ленивые хашшара и куршуты? Такое можно? – с любопытством спросила Алиса.

– Можно. Иногда! Куршут, это… – Сигеру пошевелил пальцами, – это такая тварь наподобие ваших собак. А хашшара – мелкая скотина.

Есть еще шупримаха и кних, но они покрупнее.

– Очень интересно! – Алиса опустила в сумку колпачки с цепочкой. – Твои истории, пха, расширяют мой кругозор. Я слышала, что материки Лианы названы хапторами, и эти слова – Харшабаим, Ххе, Ххешуш – тоже что-то означают. Не мог бы ты их истолковать?

Сигеру'кшу гордо выпятил грудь.

– С радостью, поко, с превеликой радостью! Это ведь я их так назвал, во время первой своей экспедиции! Пойдем к флаеру, и я тебе расскажу…

Они стали подниматься на холм. С него открывался чудесный вид на южную акваторию Моря Тысячи Островов – к песчаному берегу катились лазурные волны, клочки суши, разбросанные по водной поверхности, цвели и зеленели, над ними метались стайки пернатых, а подальше, в проливах, можно было разглядеть водоплавающих птиц, белых, огромных, похожих на гигантских лебедей. Островов в этом море было намного больше тысячи, и теперь к ним добавился еще один – куча песка и земли из раскопа, сваленная метрах в двухстах от берега. Но за месяц, истекший с начала работ, в грунте уже проросли семена, и рукотворный островок покрылся зеленоватым пухом.

Алиса залюбовалась этой картиной, но Сигеру'кшу по сторонам не смотрел, топал вверх по склону, почесывал то безволосый череп, то живот и с важностью гудел на альфа-хапторе:

– Видишь ли, поко, твои и мои сородичи стали исследовать этот мир совсем недавно. Чтобы предотвратить споры и раздоры, было заключено соглашение: люди дают имена космическим объектам, а хапторы – крупным массивам суши. Так появились Лиана-Прима, Лиана-Секунда, Терция, Кварта и все остальное, а на поверхности Лианы – Харшабаим, Ххе и Ххешуш. Я уже говорил, что эти названия даны мною?.. Хес! Да, говорил… Так вот, «харша» означает «главный, самый превосходный», а «баим» – место; получается Харшабаим – Главное Место… конечно, главное… так издревле называлась наша планета, а теперь и этот материк… – Он остановился, перевел дух и бросил взгляд на флаер.

Потом заорал:

– Крепите контейнер, отродья куршутов! В трюме скобы и зажимы! Крепите надежнее, ползучие потомки шад'кула!

– Шад'кула? – переспросила Алиса.

– Синего червя, – пояснил археолог. – Черви питаются трупами и всякой падалью, но живое мясо тоже едят. В прошлом использовались для пыток и казни. Теперь отменили, а жаль! Так о чем я говорил?

– О Харшабаиме, пха'ге. А что значат Ххе и Ххешуш?

– Ххе – задница, а Ххешуш – дырка в заднице, – сообщил Сигеру'кшу, не спуская глаз с трюма.

Брови Алисы приподнялись.

– Странные названия для материков! Я бы даже сказала, эпатирующие!

– Вы, уроженцы Ашингебаим, цените в названиях красоту, даете планетам и континентам имена божеств, древних героев, памятных для вас поселений и стран, – промолвил Сигеру. – Вы слишком… хррр… как это говорится?.. романны… нет, романтичны. Мы не такие. Мы, поко, реалисты. Видим – задница, так и называем.

Покачав головой, Алиса промолвила:

– Ххе и Ххешуш… Неужели все так плохо?

– Хуже не придумаешь. Поверь мне, я там бывал. Ххе – лед, снег и скалы, а на Ххешуше и скал нет, только ледяной панцирь огромной толщины. И холод, жуткий холод!

– Ну, это меня не пугает, – сказала Алиса. – Я родилась на холодной планете.

Сигеру'кшу лишь фыркнул в ответ. Они поднялись к флаеру, и археолог полез в трюм – проверить, надежно ли закреплен контейнер.

Затем он перебрался в салон, сел в кресло пилота, оглядел своих помощников и молвил:

– Вы трое завтра отправитесь в раскоп. Еще раз пройти с приборами всю площадь, и если что-то найдется, не копать, а сообщить мне. Повторяю: не копать, а сообщить! Ясно?

– Ясно, тэд'шо, – откликнулся Хутчи. – А если ничего не найдем?

– В этом случае раскоп подлежит консервации. Укрепить стены, дно залить пеной, поставить над ямой силовой купол. Технику перевезти на раскопы два и четыре.

– Большой труд, пха! Долгий! – с унылым видом заметил Шиза.

– А роботы зачем? – ядовито осведомился его начальник. – Я, конечно, понимаю – невелик толк, когда ленивые пасеша погоняют ленивцев из пластика и железа. Поэтому определимся со временем: на эту работу даю вам четыре дня. – Снова оглядев Инанту и своих ассистентов, он добавил: – Четыре дня не желаю вас видеть! Буду занят! И не суйте свои рога в лабораторию!

С этими словами Сигеру'кшу коснулся клавиши автопилота, и флаер взмыл в воздух.

Алиса, забравшись в кресло у иллюминатора, смотрела на земли и воды, что расстилались внизу. Кресло было огромным, как все остальное в салоне – консоль управления с клавиатурой и массивными рычагами, крышки откидных столов, плоские светильники у потолка и люк трехметровой ширины. Огромным, тяжеловесным, рассчитанным на комплекцию хапторов и совершенно лишенным изящества и красоты. Смотреть вниз было гораздо приятнее.

Они летели к станции на западном берегу Моря Тысячи Островов, и путь был недолгим, всего сто тридцать километров над лазурными водами, лабиринтом архипелагов и полями цветущих водорослей. Прошло несколько минут, флаер скользнул ближе к морской поверхности, затем промчался над самым крупным островом у западного побережья. В центре его, в кольце прибрежных скал, темнело овальное пятно астродрома, топорщились силовые мачты энергостанции, а вдали, на самом краю, мерцал серебристой рыбкой посадочный модуль с «Дельфина». Астродром, служивший всем космическим странникам, был построен сервами лоона эо еще в незапамятные времена; теперь, кроме их торговых караванов, здесь, хоть и не очень часто, приземлялись корабли хапторов, нильхази и землян. Место уединенное и недоступное любопытным лльяно – они не имели ни лодок, ни плотов, не рыбачили и вообще не любили воду.

Показался песчаный берег, и «летающее крыло» опустилось еще ниже. На мгновение аппарат завис над куполом станции, затем медленно спланировал к пятачку посадочной площадки, гулко вздохнули амортизаторы, открылся люк, и в его проеме сверкнуло заходящее солнце.

Подхватив сумку, Алиса направилась к выходу, чувствуя, как сильно колотится сердце – гораздо сильнее, чем в те секунды, когда она жгла вылезшую из яйца тварь. К опасности она давно привыкла, к любви – нет. В этом таился некий глубинный смысл, осознаваемый ею не разумом, но сердцем: любовь умирает, когда становится привычкой.