Распад - Брюс Стерлинг

— Должен признаться, господин Президент, меня беспокоит присутствие в американской столице иностранных войск.

— Совершенно с вами согласен. Но это разрешает все проблемы. Люди, что роют норы на улицах, толпы демонстрантов, забаррикадировавшие целые кварталы… никакое правительство не способно выжить в такой обстановке. И я не могу послать американские войска — они будут с надлежащим усердием вылавливать разрозненные сетевые банды. А голландцы очистят улицы, даже если понадобятся десятилетия. Они упорный народ.

— Город стал совсем другим, сэр. Более опрятным.

— Вы бы поселились здесь, верно? При нормальном жаловании. Если администрация Белого дома вам бы это предложила?

— Да, сэр, я могу жить везде, куда меня призывает долг.

— Ну, это, по крайне мере, не Луизиана.

— На самом деле, господин Президент, мне очень нравится Луизиана. Там прекрасная атмосфера во многих смыслах. У меня очень яркие воспоминания о пребывании в Луизиане. Я начинаю думать об этом штате как о своей второй родине.

— Вот как?

— Понимаете, голландцы, когда начался подъем уровня моря, восприняли это с отчаянием. Думаю, что-то подобное было и в Луизиане. Я был поражен, когда увидел, как много можно понять, просто лежа на дне болота.

Президент пристально посмотрел на него.

— Но вы не собираетесь сами тонуть в болоте.

— Только, если случайно, сэр.

— В прежнем нашем разговоре, Оскар, я сказал, что, если вам удастся наладить дела в Коллаборатории, я найду вам пост в Белом доме. С тех пор ваша карьера развивалась весьма интересным образом, но у меня нет никаких сомнений в вашей лояльности. Мне не нужны слепые фанатики, так же как и скандалисты, мы сейчас уже восстанавливаем конституционный порядок. Я хочу покончить с деятельностью невидимок-ковбоев, вернуть их на место. Сейчас я уже могу управлять страной — даже если прибегаю иногда к помощи голландских войск — и когда я покину Овальный кабинет, после меня останется здоровое, ответственное, порядочное и благопристойное государство. У меня есть роль и для вас в предстоящих делах по восстановлению порядка. Вы хотите послушать какая?

— От всей души.

— Как вы хорошо знаете, у нас шестнадцать проклятых политических партий в стране! И я не собираюсь идти на перевыборы, имея в качестве противников каких-то там соцпатов! Мы нуждаемся в консолидации политических сил! Мы должны разбить вдребезги все эти размножившиеся партизанские направления и установить практическую, действующую, разумную биполярную систему. Это будет Нормализация против всего остального.

— Понятно, сэр. Это очень напоминает старые времена. А вы хотите быть правым крылом или левым крылом?

— Я хочу быть нижним крылом] Оскар. Я стою ногами на земле, и я знаю, где я стою. Все остальные могут быть верхними крыльями. Все они могут порхать в воздухе, высказывать высокотехнологичные, сумасшедшие куриные идеи, но никто из них не сможет сесть на землю, чтобы не разбиться. Земля будет моя.

— Господин Президент, поздравляю вас с блестящей формулировкой. У вас сейчас есть возможности, и вы можете попытаться реализовать все, что вы задумали. Это вполне осуществимо.

— Вы так думаете? Хорошо. Это и есть ваша роль. Вы будете осуществлять посредничество между Белым домом и конгрессом, будете посредником в управлении текущей партийной структурой. Вы выкинете радикалов и сумасшедших и организуете их в летающее воздушное крыло.

— А я не отношусь к нижнему крылу, сэр?

— Оскар, нижнее крыло есть только тогда, когда есть верхнее. Ничего не будет работать, если я не создам оппозицию самому себе. Верхнее крыло — самая важная часть игры. Это верхнее крыло должно сверкать. Оно должно быть оригинальным и знаменитым. Оно может быть пророческим. Оно должно почти что иметь смысл. И оно не должно никогда, даже частично, работать.

— Понятно.

— Я особенно озабочен коалицией пролов и ученых. Эти люди не знают удержу ни в чем. Они уже потрясли наших промышленников, угрожая им своими исследованиями. Они являются единственным действительно новым и сильным движением в современной политике. Они не могут быть в моем лагере. Я не могу их купить или уговорить. Они унаследовали радикалистскую традицию, идущую из прошлого, когда мотив исследовательской деятельности был главной движущей силой, которая преобразовывала западное общество на протяжении почти шести веков. Уничтожить их было бы преступлением, все равно что лоботомировать страну. Но позволить им жить так дальше — нездоровая позиция.

Президент глубоко вздохнул.

— Поскольку дополнительные доходы от их исследований построили американский капитализм, тот, что позже потерпел крушение, привели к подъему уровня мирового океана, отравлению поверхностного слоя почвы, разрушению озонового слоя, проникновению радиоактивных элементов, привели к росту народонаселения, к прекращению роста населения, к пожару в Вайоминге… да нет, даже хуже. Намного хуже. Теперь они собираются исследовать наши мозги подобно девственному Новому миру. Кто-то должен всерьез заняться этими людьми. Я подозреваю, что вы как раз подходите для этой цели.

— Думаю, что понимаю вас, сэр.

— Они совершенно не ориентируются в политической реальности, но распахивают двери, ведущие за пределы человеческого сознания, и их надо остановить. Я думаю, здесь нужны тонкие меры. Нечто привлекательное. Нечто сулящее известность. Что-нибудь, что заставит их перестать быть новым вариантом Франкенштейна и придаст артистизм. Современная поэзия — это было бы идеально. Стоит гроши, вызывает огромное возбуждение в малых социальных группах и не имеет никакого социального эффекта. Потом, я думаю, абстарктная математика. Ничего практического, что-нибудь сложное и абстрактное.

— Вы не можете положиться на математику, сэр. Она всегда оборачивается каким-нибудь практическим приложением.

— Тогда компьютерная симуляция. Крайне, крайне трудоемкая вещь, сложная, детальная симуляция, которая никогда не будет иметь ничего общего с реальностью.

— Думаю, это ближе к тому, чтобы получить задуманный вами результат, однако сейчас в науке никто не принимает кибернетику всерьез. Эта линия исследований прекращена, это неуклюже и не модно. Даже биоисследования и генетика сейчас более распространены. Все, что связано с познанием, сэр. Это последнее, что у них осталось.

— Вы, должно быть, переживаете по этому поводу. Возможно, вам удастся убедить их попробовать заняться чем-то более изящным…

— Господин Президент, есть одна проблема. Вы просите меня внедриться туда и предать их?

— Оскар, я прошу вас просто быть политиком. Это не дело — распахивать двери неизвестно куда, за пределы человеческого мышления! Это не наша работа. Наша работа — установить справедливость, способствовать спокойствию внутри страны и повышению общего благосотояния! Этой цели нам, политикам, никак не удается достичь. Знаете что? Это крайне неприятная вещь — наблюдать, как целая нация сходит с ума. Но так и происходит. С самой великой некогда страной, самой великой на земле! Япония, Германия, Россия, Китай… а у нас, американцев, больше ни гроша в кармане. Мы едва держимся на ногах. Мы были удачливы раньше. Это могло бы повториться в будущем.

— Сэр, вы не считаете, что научное сообщество — в том виде, как оно есть, — должно быть оповещено об этом. Они ведь тоже граждане, не правда ли? Они скорее даже умные граждане, если их чуточку ограничивать. Честно говоря, сам я не думаю, что обманывать их — хорошая тактика в долговременном плане.

— В долговременном плане мы все умрем, Оскар.

— Господин Президент, вы предложили мне воистину сказочную работу. Я сознаю ее важность. Я очень признателен вам за доверие. Я даже предполагаю, что у меня есть способности, чтобы справиться с ней. Но прежде, чем я дам согласие на это — как это лучше назвать? Некий макиавеллизм, наверное, — мне нужно узнать одну вещь. Мне нужно, чтобы вы откровенно прояснили мне лишь один вопрос. Вы на ставке у гол-ландев?

— Голландия никогда ничего мне не платила.

— Но у вас есть какое-то соглашение с ними, так?

— На словах… Мне надо бы свозить вас в Колорадо. Я бы вам показал наш строевой лес. Вы знаете, с тех пор как тамошние американцы связались с наркотиками и казино, мы начали понемногу выкупать кусочки этой нашей великой страны. Дешевые кусочки, во многом слишком разрушенные для какого-либо коммерческого использования. Если бы они остались в том же виде достаточно долго, примерно семь поколений, то они восстановились бы. Но они никогда уже не вернутся к первозданному состоянию. Тотальное загрязнение. Будущее болото, заполненное изготовленными чудищами, — это не восстановление природы. Мы истребили бизонов, цветы, природный растительный покров, мы продали их по дешевке, и это ушло навсегда. Это ужасно. Совершенно ужасно. Это напоминает скрытые жертвы войны. Это висит на Америке, как на Германии висит геноцид, а на южных штатах — рабовладение. Мы превратили наших братьев в игрушки. И голландцы правы. Они правы, как права любая нация, чьи дома скрылись под водой, у них есть моральное право, этическое право, физическое право. Да, мы растранжирили свой природный газ. Мы сами представляем для себя огромную проблему. Так что да, я собираюсь использовать голландцев в качестве местных полицейских, не всех, конечно, только наиболее разумных. И этого невозможно было бы достичь, если бы они нас завоевали. Это можно было достичь только, если бы мы завоевали их страну.