Костры миров - Геннадий Мартович Прашкевич

явились выпученные черепашьи глаза, приплюснутая, иссеченная морщинами морда. Хам, конечно, сразу принял боевую позу. Но оказывается, и трехпалый (Tyrannosaurus?) тоже проснулся. Ветки папоротника сыграли для него роль пухового одеяла. Хромает за бугром, как чугунная башня. Рыжий свитер не дает ему покоя. И в довершение показался из-за бурой замшелой спины взволнованного бугра кожаный парус, растянутый на костяных шипах (Dimetrodon?). Хорошо, что бугор, потрясенный ожогом, не остановился на достигнутом. Руша камни, вспахивая песок, выкидывая вбок чудовищные кривые, выдвинутые, как подпорки, ноги, он выполз из пылевого облака, как ужасная землеройная машина. Мы с Хамом невольно отступили, и бугор шумно сполз в запенившуюся, вскипевшую воду. Не знаю, выдавил ли он мимоходом глаз подводной твари, надеюсь, что выдавил. И мощно, как мшистый остров, двинулся вниз по течению.

НК. А трехпалый?

Сказкин. Ну, что трехпалый? Он недалекий. Никакой логики. Он похрипел, похрипел, подергал птичьими лапами. Беспомощные ручонки болтаются на груди, до носа не достают. Хам его, оказывается, испугал. Отступил перед его рогами.

НК. И как вы воспользовались своей свободой?

Сказкин. А поперли оба вверх по осыпи. Мне в голову не приходило, что Хам способен на такое. Думал, он просто рванет в лес, но трехпалый его тоже испугал. Оба они испугались друг друга. Хам так и давил по камням. В ущелье летящие пушинки мешались с какой-то сажей. Ножищи Хама взрывали скопившуюся пыль. Обогнал меня, толкнулся рогом в тележку и… исчез! Вместе с тележкой!

НК. Вы догадывались, что это была Машина времени?

Сказкин. Да ну! С чего бы? Я в Бристоле видел однажды серебряное ведро размером с бочку. Вы бы догадались, что бочка эта сделана под шампанское? Я на другое тогда обиделся. Угнал Хам мою тележку! Я тележку угнал у академика Угланова, а Хам – у меня. Я его растил, я его кормил, подлеца! А он?

Забравшись на скалу, нависавшую над осыпью, долго всматривался я в мрачную зеленую страну, затянутую угарным дымом. Куда мог подеваться Хам? Куда он мог укатить на моей тележке? Если к академику Угланову в институт, это еще ничего. Всех не перепорет, Первый отдел не спит, а Угланов догадается, где я. А вот если вдруг Хам двинулся в другом направлении? Что тогда мне-то делать? Провести всю оставшуюся жизнь в мохнатых лесах? Или построить плот и отправиться по реке? Я ведь тогда не знал, что до появления людей еще должны пройти десятки миллионов лет. Куда мог укатить Хам? Что могло мерцать в его маленьком сумеречном мозгу? Чего он мог хотеть и хотел постоянно? Да жрать он всегда хотел – вот что дошло до меня! Жрать хотел, вот и толкнул тележку на расстояние своего желания, не больше. Значит, снова и снова прокручивал я в голове случившееся… вот Хам обгоняет меня… вот он толкает рогом тележку… да, конечно, толкает слегка, на расстояние именно своего желания… Скажем так, на расстояние ближайшего обеда…

НК. И сколько вам пришлось ждать на самом деле?

Сказкин. Ну, сколько. Я же говорил следователю. Пришлось ждать, конечно. Бегал я постоянно от всей этой допотопной шпаны. Тот, который с парусом, пытался подняться в ущелье, но парус ему мешал, да и я не дремал, спустил на него камнепад. Летающие клещи меня здорово донимали. Я тайком спускался к реке, прятался за шерстистыми деревьями, путал следы. Трехпалый, гоняясь за мной, переломал кучу деревьев. Иногда кидалось под ноги верткое стадо ублюдков, которые воровали все, что им встречалось на пути. И все чаще и чаще возвращался я мыслями к мудрому бугру, сплавившемуся по реке… Разыскать его… Устроиться рядышком… Завести садовый участок… Но в тот день, когда я уже почти решился строить плот, из переломанного трехпалым леса вывалила влюбленная парочка.

Хам! Представляете?

И с ним такая же рогатая подруга.

Они не шли, а прямо плыли. Царапали друг друга бронированными боками, высекали яркие искры, фыркали от удовольствия. Глаза узкие, костяные воротники поблескивают, как натертые маслом. «Хам! – заорал я. – Где моя тележка?» Но он даже не обернулся. «Ты же Хам! У тебя же это на лбу написано!» Но они шли под скалой и не смотрели в мою сторону. Любовь, любовь.

НК. Но ведь тележку вы нашли?

Сказкин. Еще бы!

НК. В институте обрадовались вашему возвращению?

Сказкин. Иначе и не скажешь. Не успел пристроиться за бочками, как на меня навалились…

НК. Вы объяснили им?

Сказкин. Да как? Следователи хотели, чтобы я сразу, вот в сей момент, отвечал на их вопросы. Где да с кем? Сколько давали и сколько я не взял? Не верили ничему, только кореш в камере поверил. Ему сестра-массажистка рассказывала, а ей один больной говорил. Будто бы давным-давно шваркнуло о Землю метеоритом величиной с гору. Вот там, в прошлом, все и горело, затянуло небо пылью и гарью, твари, понятно, вымерли из-за того. Но следователи про свое…

НК. Что же интересовало следователей?

Сказкин. Ну, спрашивали, знаком ли я с Луисом Альваресом? «Если плотник, – говорю, – то, наверное, из кавказцев? У нас в Бубенчиково кавказцы телятник строили». – «Да нет, – бьют кулаком по столу. – Мексиканец. Физикой занимался. Ты это у него набрался всякого?» – «Да нет, – говорю, – из физиков я знаком только с академиком Углановым». – «А с Уолтером?» – «А это кто?» – «А это брат Альвареса». – «А, это которые телятник строили в Бубенчиково?» – «Заткнись! – кричат. – Ты знаешь Фрэнка Азаро? Ты встречался с Хелен Митчелл?» – «Тоже шабашники?» – «Химики!» – «Нет, – говорю, – по химии у нас Ляшко проходил. Тут за меня сам академик Угланов может поручиться». – «А он уже поручился». – «Ну, вот видите!» – «Он так и сказал, что ты скотина и сорвал ему великий эксперимент. Все спецслужбы страны полгода из-за тебя стоят на ушах». – «А химики, про которых вы говорите? Они тоже шпионы?» – «Нет. Они нашли в тонком слое осадков на границе мелового периода с третичным аномально большое содержание иридия – элемента, нехарактерного для земных пород. Доходит?» И опять в крик: «Ты угнал Машину времени! Ты сорвал великий эксперимент! Ты уронил репутацию отечественной физики! Знаешь Раупа и Секолски?» – «Тоже химики?» – «Заткнись! Отвечай только на вопросы!» Ну и все такое прочее… Три года… Условно…

НК. А Хам? Вы вспоминаете малыша?

Сказкин (со вздохом). Ну, что Хам? Он теперь – отрезанный ломоть. Известное дело. Ро́стишь, ро́стишь, мучаешься, не спишь ночей, а дитя – раз, и запало на самку. А я что? Я простой плотник…

СЛЕДУЕТ СНИМОК:

Стеклянная запаянная колба.

На дне проглядывает что-то