В чужом небе (СИ) - Сапожников Борис Владимирович

- Прекратите эти фокусы, - бросил он встречающим с обычным своим высокомерием, - мы не в контрразведке.

- Я должен был удостоверить вашу личность, майор Ерлыков, - ответил ему спокойный, уверенный голос, и фонарь выключили. - Теперь всё в порядке, идёмте к костру.

- Генерал, а посветите-ка на второго, - внезапно вмешался один из спутников генерала в серой шинели. - Мне надо его личность удостоверить.

Мне в лицо снова ударил луч фонаря, и я в этот раз не стал закрывать лица.

- Похоже, вам, майор, - произнёс мрачным тоном спутник генерала, - придётся подыскать себе другого летуна на обратную дорогу. Взять его!

И на меня кинулись три человека в знакомых по службе в страже кожанках.

Два последних предводителя гайдамаков ничем не были похожи друг на друга. Козырь продолжал щеголять в народном кафтане, поверх которого крепил один уцелевший наплечник с почти неразличимым теперь золочением. Кольчуге, взятой как трофей, он также оставался верен. А вот полковник Болботун не изменял военной форме чуть не царских времён - зелёный мундир, золотые погоны, правда, уже с новыми эмблемами, а на носу пенсне. Гнилой интеллигент какой-то, а не гайдамацкий старшина, но своих людей на фронте он держал крепко. Никто из лихих усачей и отчаянно жестоких черношлычников не смел при нём и пикнуть, боясь вызвать ледяной гнев полковника.

- Последние мы остались от прияворской гайдаматчины, - грустно произнёс Болботун, сверкнув в свете чадящей лампы стёклами пенсне. - А хорошо ведь начиналось всё. Всыпали мы перцу и народничкам, и гетманцам, и блицкриговцам. Они от города далеко отойти боялись за фуражом.

- В двух верстах от него уже мои хлопцы хорошо им шкодили, - столь же мрачно отвечал ему Козырь.

Оба уже успели приговорить четверть местного первача, и глаза обоих уже поблёскивали не хуже стёкол болботунового пенсне. Однако спиртное не могло развеять глухую тоску обречённых.

- А теперь мы оказались аккурат промежду народным молотом и блицкриговской наковальней, - продолжил Болботун. - И размажут нас одни по другой очень быстро. У меня снарядов осталось только так - народникам нервы попортить. Патронов, правда, хватает, но самое главное, людей нет. Две недели нас тиф косил - полдивизии моей без всяких боёв на тот свет отправилось. Землянки для тифозных рыли, а после засыпали  вместе с людьми, когда там одни покойники оставались. Смешно сказать, но у меня по три винтовки на человека, да по ящику патронов, считай, на каждого. Это даже если твоих орлов всех под ружьё поставить да в седло посадить.

- Не все уже в сёдла сядут - не все. Сожрал нас клятый город. Перемолол да выплюнул. А всё потому, что обложили мы его крепко, да всё никак облога наша в атаку не переходила. Гайдамак не сидением силён, но действием. Надо было брать город - покуда туда, Гетману на помощь, столько силищи не стеклось. Могли мы бить и его стрельцов, и блицкриговцев. А пожаловал бы в город этот царь-государь, когда там мы сидим. Вот была бы потеха. Уж мы бы самостийность ему свою так запросто не отдали б, как Гетман, шкура продажная. И Торопец шкура - со штурмом не торопился, всё ждал чего-то, ждал. Вот и дождался.

- Торопца повесили третьего дня в городе, - заметил Болботун. - Нам тут что ни день с аэропланов сбрасывают листки. И народники стараются, и те, что в городе засели. Листки те хлопцы на самокрутки пускают, но я читаю. Из города листок побольше - там всегда на обратной стороне списки тех, кого из наших изловили в городе, да к стенке поставили или повестили. Вешают, кстати, чаще, в назидание, как там пишут. Вот и Торопец в этот список угодил, аккурат третьего дня.

- Туда ему и дорога, собаке, - окрысился Козырь. - Продал он нас - не врагу, так трусости своей собачьей. Что ещё в тех листках пишут про наших?

- Да что наш спадар атаман Сивер подался за кордон - в Империю, прихватив весь наш оставшийся золотой запас.

- Того запасу было-то. - Козырь почти свёл вместе большой и указательный пальцы, наглядно демонстрируя размеры золотого запаса. - И жалеть не о чем.

- Для всех мало, - согласился Болботун, - а одному хватит до конца жизни, ежели не шибко транжирить. Да и немолод уже наш атаман - будет просто век свой доживать где-нибудь в Империи. Там, куда война никогда не дойдёт.

- Да и пёс с ним, - махнул рукой на атамана и его золотой запас Козырь. - Мы теперь, считай, все покойники, нам то золото ни к чему.

Расторопный денщик по знаку Болботуна втащил ещё одну четверть первача. Козырь быстро разлил её по стаканам.

- За нас, спадар полковник, за последних гайдамаков во всём Прияворье.

Он подняли стаканы и опрокинули их не чокаясь, будто бы пили на собственных поминках. Денщик, видевший это, несколько раз осенил себя знаками, отгоняющими зло. Негоже это, чтоб живые люди сидели за столом да поминали сами себя.

- Ты, знаешь что, Козырь, бери моих черношлычников. Всех, кто может, сажай в седло. Будем умирать, как гайдамаки. А остальных, кто не сядет, я при орудиях оставлю и в окопах. Отбиваться будем до последнего. Щадить нас народники не станут, потому и мы в плен не сдадимся. Ты ж с конницей потрепли врага сколько сможешь - пусти им кровь, да так чтобы навек запомнили как гайдамаки умирают.

- Пущу, - пообещал Козырь. - Век нас помнить будут.

Мастерство Бушуя как стрелка я оценил в полной мере. Движения его были настолько быстры, что заметить их оказалось почти невозможно. Вот правая рука только расстёгивает кобуру, а в следующий миг в его руках уже два револьвера - коротких, нейстрийских, по шесть пуль в каждом. Но выстрелов всего два - и оба смертельных. Рванувшиеся ко мне парни в кожанках валятся на грязный истоптанный сапогами снег. Крови не видно в неверном свете костров.

За это время я успел только вытащить из кобуры свой револьвер, даже поднять его и то времени не было. Бушуй же замер, наведя на тёмные фигуры стволы своих револьверов.

- Спокойно, - раздался голос человека в серой шинели. - Давайте без лишних нервов. Мне трупы лишние не нужны. Опустите оружие, Ерлыков, я знаю, что вы готовы перестрелять всех нас, но это не выход из ситуации. - Он спокойно обернулся стоящим за спиной людям. - А вы, товарищ Духовлад, впредь держите себя в руках. И если уж не думаете, прежде чем команды отдавать, так хотя бы поставьте в известность меня, как старшего по званию.

Он снова повернулся к нам.

- Идёмте к костру, - взмах рукой в куда-то в сторону, - там можно будет нормально поговорить.

Держась на расстоянии друг от друга, однако спрятав оружие в кобуры, мы дошли до костра, о котором говорил генерал в серой шинели. Это бы не сигнальный, а вполне обычный костёр, рядом с которым угадывался в темноте силуэт автомобиля, а ещё чуть подальше ходили, похрапывая, несколько стреноженных коней. Рядом с огнём скучали трое в длинных кавалерийских шинелях и богатырках. Увидев генерала, они разом подтянулись, встав по стойке «смирно».

- Вольно, бойцы, - махнул им рукой генерал. - Спасибо за костёр, а то мы совсем задубели, пока ждали наших гостей с неба. Смотрю, вы и чай уже вскипятили - отлично. Объявляю благодарность.

Он присел рядом с костром, протянул к огню руки в перчатках. Я давно уже не ощущал холода, но понимал каким-то образом, что температура сейчас упала сильно ниже нуля. Зима уже на носу, и ночи всё холоднее и холоднее. Один из бойцов зачерпнул ему из котелка, висящего над огнём чаю, и генерал благодарно кивнул ему. Теперь он грел руки о кружку. Поднявшись на ноги, генерал снова обратился к нам.

- Да подойдите вы ближе к огню, что вы всё в темноте жмётесь? Хоть лица друг друга разглядим, как следует.

Мы с Бушуем последовали его совету, да  спутники генерала не отстали от нас. Как-то так незаметно получилось, что у нас с Бушуем за спиной теперь был автомобиль, и если что, мы всегда могли попробовать заскочить в него, и дать дёру. Но я бы очень не хотел, чтобы всё обернулось именно таким образом. Ночью на авто далеко не уедешь, даже зная дорогу. И догнать нас конным будет не слишком сложно, а там уже и феноменальное умение обращаться с оружие, которое продемонстрировал мой спутник, нас вряд ли спасёт.