Наследница. Графиня Гизела - Евгения Марлитт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кровь прилила к лицу молодой девушки. Она была возмущена двусмысленными словами доктора, который и эту ее невольную слабость сумел приплести к прежним страданиям. Зачем постоянно навязывают ей эту ненавистную болезнь? Да еще при этих господах, с любопытством смотревших на нее.
— Благодарю вас, — сказала она тихим, задушевным голосом португальцу. — Я хочу дойти сама.
Он медленно отошел от нее, и Гизела, пошатываясь, сделала несколько шагов. Госпожа фон Гербек хотела предложить ей руку, но она отказалась. Гордость, негодование, а также радость, вызванная его присутствием, помогли ей быстро победить мгновенную слабость.
Князь бросал торжествующий взгляд на доктора, наблюдая, как движения девушки с каждым шагом приобретают все большую уверенность и гибкость, а когда Гизела благополучно достигла сада, он, радостно вздохнув, посадил ее рядом с собой.
— Вот вам случай определить продолжительность припадка, господин советник, — сказал он весело. — Карие глазки нашей графини блестят по-прежнему, а завтра я разобью в пух и прах и остальные ваши опасения… Ну, скажите теперь, ради бога, мой милейший Оливейра, каким образом могло случиться, что о вас нам принесли такое нелепое известие?
Один португалец не последовал примеру князя, продолжая стоять, прислонясь к дереву. Этот странный человек постоянно вел себя так, как будто был намерен выступать против этого избранного общества.
— Вероятно, принесший это известие нашел очень пикантной подобную драматическую мою кончину, — возразил он с легким оттенком насмешки. — Он не дождался, пока рассеется завеса из дыма и копоти, и я сочтен был умершим героем пьесы.
Все засмеялись.
— Как мне рассказывали, — начал один из господ, — хозяин последнего сгоревшего дома вернулся из А. в тот самый момент, когда крыша готова была обрушиться. Он, как ненормальный, бросился, чтобы что-нибудь успеть спасти, а господин фон Оливейра пытался его остановить. Но человек этот, сильный, как медведь, не позволял оттащить себя от дверей жилища, началась борьба; среди дыма и пламени оба борющихся упали, и несколько минут все окружающие думали, что они погребены под рухнувшей в это время крышей. Человек этот, ваша светлость, хотел спасти свой капитал, скрытый в потаенном месте в доме и состоящий из десяти талеров.
Все опять засмеялись; начался общий оживленный разговор. Появился старик Браун с мороженым.
Португалец отошел от дерева и остановился у входа в сад, от поднесенного ему угощения он отказался. Он напряженно всматривался в столбы дыма над поселком.
Гизела подошла к нему и, взяв с подноса Брауна мороженое, протянула блюдце португальцу.
— Отчего вы не хотите остаться под липами? — спросила она его.
— Взгляните на меня и скажите, могу ли я в подобном виде приблизиться к этому заколдованному кругу? — возразил он насмешливо, указывая на свой сюртук, покрытый густым слоем пепла и сажи. — Я, напротив, хочу воспользоваться моментом и незаметно уйти.
Она подняла на него умоляющий взгляд.
— Ну так примите хотя бы это угощение. Я горжусь, что могу что-то предложить вам в своем доме.
Португалец горько усмехнулся.
— Разве вы забыли, что я ваш противник и стою с оружием в руках? Принимая ваше гостеприимство, я должен сложить оружие.
Хотя это и было сказано в шутку, в тоне и улыбке проглядывала горечь.
— Господин фон Оливейра совершенно прав, отказываясь от мороженого, — сказал, проходя мимо, министр. — Он пришел разгоряченный с пожара. А ты не должна с такой экзальтацией принимать на себя обязанности хозяйки дома, дитя мое!
Он с мрачным взглядом взял у нее блюдце и отдал подошедшему лакею.
— Кроме того, я сейчас только что слышал в деревне, что ты сегодня приняла на себя роль святой ландграфини Елисаветы… Замок Грейнсфельд превращен в пристанище для бесприютных и нищих.
— О, оставьте юности ее идеалы! — сказал князь, поднимаясь. — Мой милый барон Флери, нам очень хорошо известно, как редко они сохраняются к старости! Заботьтесь хорошенько о тех, которым вы покровительствуете, моя милейшая маленькая графиня, я также со своей стороны внесу лепту. Ну а теперь, прежде чем удалиться отсюда, я хочу просить вас об одном… Послезавтра я возвращаюсь в А., но прежде хочу доставить себе маленькое удовольствие, устроив завтра небольшой праздник в лесу. Желаете ли вы быть моей гостьей?
— Да, ваша светлость, желаю от всего сердца, — отвечала она без малейшего колебания.
— Но этим еще не ограничиваются мои желания, — продолжал князь, улыбаясь. — Я вижу, что должен прийти на помощь вашему слишком заботливому и нежному папá: он, как видно, желает еще на год продлить ваше уединение из боязни возвращения болезни. Мне кажется, нет никаких оснований для этого. Я назначаю представление ваше ко двору на будущей неделе безотлагательно и заранее радуюсь, как ребенок, изумлению княгини, когда она вдруг увидит перед собой воскресшую графиню Фельдерн.
Министр спокойно и молча выслушал эти слова. Веки его были опущены, ни один мускул не дрогнул на мраморном лице.
— Беру смелость заявить вашей светлости, что это всемилостивое решение пугает меня чрезвычайно! — вдруг заволновался советник медицины. — Моя священная обязанность, как врача…
— Ах, господин советник медицины, — перебил его светлость, и маленькие серые глазки сверкнули довольно немилостиво. — Мне кажется, вы преступаете границу своих обязанностей. Я сержусь на вас также, что вы не хотите успокоить его превосходительство.
Советник медицины опешил и притих в глубочайшей растерянности. Княжеская немилость! Боже избави!
Госпожа фон Гербек просто оцепенела от такого поражения. Сначала она была готова дать отпор, подметив недовольство на лице его превосходительства, но это длилось мгновение, и у нее хватило мужества лишь на то, чтобы промолвить:
— Я только одно могу сказать, ваша светлость: у графини нет ни одного туалета.
— Оставьте это, — перебил министр мрачно. — Его светлость приказывает, и этого достаточно, чтобы отбросить в сторону всякие рассуждения… О туалете позаботится баронесса.
Гизела встрепенулась.
— Нет, папá, благодарю! — воскликнула она взволнованно. — Ваша светлость, — обратилась девушка с милой улыбкой к князю, — могу я явиться в белом муслиновом платье?
— Понятно! Приезжайте так, как вы теперь стоите передо мной! Мы ведь не при дворе в А. Итак, au revoir!
Экипажи в это время остановились перед воротами, там же была и лошадь португальца.
Через несколько минут сад грейнсфельдского замка стоял в прежнем безмолвии. Гизела долго еще сидела под липами, глядя на облако пыли, поднятое уехавшими.