Еретическое путешествие к точке невозврата - Михаил Крюков

— Господин комендант, а вы нашего монаха не видели? — спросил Вольфгер, — прикажите солдатам, пусть и его поищут.

— А чего искать-то? — небрежно сказал Пауль, — вон он там внизу и лежит.

— Мёртвый?! — ахнул Вольфгер.

— Почему мёртвый? Разве я сказал: «мёртвый»? — удивился тугодум Пауль. — Нет, не мёртвый, вроде живой, но то ли раненый, то ли ушибли его…

Вольфгер и Карл, не дослушав десятника, побежали в указанном направлении.

Отец Иона полулежал на мостовой, прислонившись спиной к стене и зажимая руками бок под плащом. Вольфгер наклонился над ним:

— Жив, отче?!

— Жив… пока… — пробормотал монах.

— Ранен? Куда? — продолжал допрашивать его барон, — да не молчи ты, говори толком!

— В бок… мечом пырнули… я из церкви шёл…

— Скорее, в замок его! — приказал Вольфгер.

Карл нагнулся, осторожно взял монаха на руки и побежал наверх. Вольфгер пошёл за ним. Напряжение и ярость боя схлынули, навалились усталость, пустота и непонятное раздражение.

Вольфгер медленно, ногу за ногу, поднялся по лестнице и вошёл в комнату отца Ионы. Монах лежал на кровати и тихонько стонал, вокруг него суетились эльфийка, Ута и Карл.

— Как он? — спросил Вольфгер, тронув Уту за плечо.

— Ранение лёгкое, касательное, лёгкие не задеты, — громко, так, чтобы раненый её услышал, ответила девушка. — Повезло: меч скользнул по рёбрам, по сути — царапина, скоро заживёт.

И, отойдя в сторону, чтобы отец Иона уже не мог услышать этих слов, добавила:

— На камнях он пролежал долго — вот что плохо, как бы не простудился, ну, и крови потерял многовато для его возраста. Но на всё воля Творца, думаю, выходим старика.

Вольфгер поблагодарил её кивком и вышел, в комнате монаха сейчас он был лишним — в тесноте барон не хотел путаться под ногами у целительниц.

В замковом дворе Вольфгер прислонился к стене и стоял, приходя в себя и хватая ртом кружащиеся в воздухе снежинки.

К барону подошёл комендант.

— Поймали, ваша милость! — самодовольно улыбаясь, сказал он.

— Кого? — удивился Вольфгер. В хлопотах вокруг монаха он уже забыл, что главарь нападавших куда-то исчез.

— Как кого? Главаря этих… мужиков. Сейчас его приведут, допрашивать буду, желаете послушать?

— А что? Пожалуй, желаю, — кивнул Вольфгер, — у меня к нему будет пара вопросов.

Вслед за комендантом Вольфгер спустился в подвал, стараясь не упасть на истёртых, скользких ступенях, и, пригнув голову, шагнул в низкий дверной проём. В подвале было темно: зарешёченное оконце под потолком почти не давало света, от чадящих факелов толку тоже было немного. На сыром каменном полу лежал человек со стянутыми за спиной руками. Увидев вошедших, он зарычал, и, извиваясь как червяк, попытался освободиться от верёвок. Рядом с ним стояли два стражника. Один из них пнул пленного носком сапога под рёбра. Человек затих.

В подвал спустился третий стражник, бережно неся пюпитр. За ним шёл замковый капеллан.

— Поставь к свету, сын мой, — приказал он, — и дай мне табурет.

Усевшись, капеллан развинтил висевшую у него на шее чернильницу, бережно поставил её на пюпитр и приготовился записывать.

Комендант терпеливо ждал.

— Готовы, святой отец? — спросил он, — ага, отлично, вижу. Тогда начнём. Поднимите его!

Стражники схватили пленника за кольца верёвки и вздёрнули на ноги.

— Назови своё имя, — скучным голосом сказал Берлепш.

— Моё имя — Марк Штюбнер, я — жезл железный в деснице Божьей, — хрипло ответил пленный. — Воды дайте.

— Дайте ему воды, — приказал комендант.

Стражник зачерпнул в бочке деревянный ковш, поднёс к губам пленного и небрежно наклонил. Вода потекла по его лицу и шее, Штюбнер торопливо и жадно глотал.

— Ну? — спросил комендант, — будешь говорить?

Пленный кивнул.

— Ну что ж, значит, это, тогда покамест обойдёмся без палача. Ты, парень, всё равно с ним встретишься, но чем позже, тем для тебя лучше, верно? Ну, а нам-то, как ты понимаешь, всё равно. Чем зарабатываешь на жизнь?

Пленный помолчал, прикидывая, как лучше ответить. Наконец он разлепил спёкшиеся губы и нехотя произнёс:

— Я — магистр свободных искусств, окончил курс в Виттенбергском университете.

— Вот как? — удивился комендант, — из образованных, значит… Ну-ну. И что же, ты добывал себе пропитание свободными искусствами?

— Я учил, — коротко ответил Штюбнер.

— Ты — учил? Кого и чему, позволь узнать? Детей в приходской школе счёту?

— Не юродствуй! — рявкнул пленный, — ты прекрасно знаешь, кого и чему я учил!

— Я? Откуда? Да я твою рожу вижу первый раз в жизни, откуда я могу знать, чему ты учил? Ты не Лютер.

— Лютер — еретик! Я слушал Лютера! Я пошёл дальше него! Там, где Лютер трусливо остановился, мой путь только начался!

— Оч-чень интересно, просто необыкновенно интересно, — мягким, вкрадчивым голосом почти пропел комендант, — оказывается, ты даже знаком с доктором Лютером. Тогда я думаю, будет правильно, если мы попросим его принять участие в допросе. Как вы полагаете, ваша милость?

Вольфгер кивнул.

Комендант повернулся к одному из кнехтов:

— А ну, бегом к доктору Лютеру, скажи, комендант Берлепш извиняется и нижайше просит его на малое время прервать свои высокоучёные занятия. Скажи, комендант готов предъявить нечто интересное для него. Проси, чтобы он шёл елико возможно быстро и не задерживался. Запомнил, дубина?

Стражник нерешительно кивнул.

— Ну, беги! И смотри, повежливее там, доктор Лютер не привык к казарменному рёву.

Кнехт, бухая сапогами, взбежал по лестнице.

— Эх, мне бы самому надо было к доктору сходить, — задумчиво глядя вслед стражнику, пробормотал Берлепш, — ведь обязательно что-нибудь перепутает! Тупые они у меня, как дрова, — не стесняясь присутствия второго кнехта, сообщил комендант, — но мечом машут исправно, а что ещё от солдата потребно? Вот так и живём… Пойдёмте, ваша милость, пока на улицу, чистым воздухом подышите, а то воняет здесь чем-то, плесенью или рыбой тухлой, не пойму. Сколько не пробовали подвалы осушать и чистить, ничего не помогает — воняют. Что ты будешь делать?

— А в тюрьме всегда так воняет, — усмехнулся Вольфгер. — Сколько лет здесь содержат заключённых?

— Да лет триста, наверное.

— Ну вот, что же вы хотите? За это время даже камни должны были пропитаться тюремной вонью.

— И то верно, — засмеялся Берлепш, — тюрьма есть тюрьма, нам, слава Иисусу, в ней не сидеть, пойдёмте на улицу, я сейчас прикажу вина подать.