Структура и динамика психического (сборник) - Карл Юнг

735 Основной ошибкой любого мировоззрения является удивительная склонность считать, что оно сообщает истину о самих вещах, тогда как в действительности оно оперирует всего лишь названиями, которые мы им даем. Будем ли мы спорить в науке о том, соответствует ли название «Нептун» сущности небесного тела и является ли поэтому единственно «правильным» названием? Отнюдь! И это есть причина того, почему наука является более ценной, ибо она знает только рабочие гипотезы. Лишь первобытное сознание верит в «правильные названия». В сказке если гнома назвать настоящим именем, то его можно разорвать на куски. Вождь скрывает свое настоящее имя, а для повседневного употребления принимает общедоступное, чтобы никто не смог его заколдовать. В гробницу египетского фараона клали предметы с написанными и символически изображенными на них истинными именами богов, чтобы он мог одолеть их. Для каббалистов обладание истинным именем Бога означало абсолютную магическую власть. Короче говоря: для первобытного сознания в имени представлена сама вещь. «Его слова – сущее», – гласит древнее изречение о Пта.

736 Любое мировоззрение страдает от этих пережитков бессознательной первобытности. И так же, как астрономии пока ничего не известно о претензиях обитателей Марса по поводу неправильного названия их планеты, так и мы можем спокойно считать, что миру абсолютно все равно, что мы о нем думаем. Но это не значит, что нам нужно перестать о нем думать. Мы же этого не делаем, и наука продолжает существовать как наследница старых, расщепленных мировоззрений. Но кто обнищал при такой «смене власти», так это человек. В рамках мировоззрения старого типа он наивно вложил свою душу в вещи, он мог рассматривать свое лицо как лик мира, видеть себя подобием бога – величие, за которое даже муки ада не казались завышенной ценой. Человек науки же думает не о себе, а только о мире, об объекте: он отмахнулся от себя и пожертвовал свою личность объективному духу. Поэтому и в этическом смысле научный дух стоит выше, чем старое мировоззрение.

737 Но мы начинаем ощущать последствия этой гибели человеческой личности. Повсеместно встает вопрос о мировоззрении, о смысле жизни и мира. Так же многочисленны в наше время попытки повернуть время вспять и обратиться к мировоззрению древности, а именно к теософии, или, если угодно, антропософии. У нас есть потребность в мировоззрении, во всяком случае, у молодого поколения. Но если мы не хотим двинуться в обратном направлении, то новое мировоззрение должно покончить с иллюзией своей объективности, оно должно суметь признать, что является лишь картиной, которую мы рисуем для себя, а не волшебным именем, дающим нам власть над вещами. Мировоззрение мы формируем не для мира, а для себя. Если мы не создаем образа мира как целого, то не видим также и себя, ведь мы являемся точными отображениями этого мира. И только в зеркале нашей картины мира мы можем увидеть себя целиком. Только в образе, который мы создаем, мы предстаем перед самими собою. Только в нашей творческой деятельности мы полностью выходим из тьмы и сами становимся познаваемы как целое. Никогда мы не придадим миру другое лицо, чем наше собственное, и именно поэтому мы должны это делать, чтобы найти самих себя. Ибо выше целей науки или искусства стоит человек как таковой, создатель своих орудий. Мы нигде не оказываемся ближе к познанию самой возвышенной тайны всех начал, как в познании собственного Я, которое по извечному нашему заблуждению всегда кажется нам уже известным. Однако реально глубины мирового космоса известны нам лучше, чем глубины Самости, где мы, сами того не ведая, можем непосредственно почувствовать пульс творения.

738 В этом смысле аналитическая психология предоставляет нам новые возможности, так как она доказывает существование образов фантазии, которые появляются из темных глубин психики и тем самым сообщают о процессах, происходящих в бессознательном. Как я уже указывал, содержания коллективного бессознательного – это результат психического функционирования всех наших предков, то есть в совокупности они составляют природный образ мира, слитый и сконцентрированный опыт человечества за миллионы лет. Эти образы являются мифологическими и потому символическими; они выражают собой гармонию между познающим субъектом и познаваемым объектом. Само собой разумеется, вся мифология и все откровения произошли из этой матрицы опыта, а значит, и все наши будущие идеи о мире и человеке также выйдут из нее. Однако было бы недоразумением считать, что образы-фантазии бессознательного могут быть использованы непосредственно, подобно откровению. Они являются всего лишь исходным материалом, который для своего осмысления требует перевода на язык соответствующего времени. Если такой перевод удается, то через символ мировоззрения мир наших представлений снова обретает связь с древним опытом человечества; исторический, всеобщий человек внутри нас протягивает руку человеку, только что ставшему индивидуальным, – событие, возможно, знакомое первобытному человеку, который во время ритуальной трапезы мифически объединяется с тотемными предками.

739 Рассмотренная с этой точки зрения аналитическая психология является реакцией на чрезмерную рационализацию сознания, которое, пытаясь найти способы контролировать природу, изолирует себя от нее и таким образом лишает человека его природной истории. Он оказывается ограничен настоящим, простирающимся лишь на короткий отрезок времени между рождением и смертью. Такое ограничение создает у него ощущение случайности и бессмысленности бытия, а именно это как раз и мешает нам жить с той полнотой, которая необходима, чтобы наслаждаться жизнью. Жизнь становится пустой и уже не принадлежит человеку полностью. В результате огромная часть непрожитой жизни достается бессознательному. Человек живет так, словно ходит в слишком тесной обуви. Качество вечности, столь характерное для жизни первобытного человека, в нашей жизни полностью отсутствует. Окружив себя стеной рациональности, мы оказались изолированными от вечной природы. Аналитическая психология пытается пробить эту стену тем, что заново «раскапывает» образы фантазии бессознательного, которые когда-то отбросил рациональный разум. Эти образы находятся по ту сторону стены, они есть часть природы в нас, которая оказалась глубоко погребенной и от которой мы укрылись за стенами рационализма. В результате возник конфликт с природой, который аналитическая психология стремится разрешить, но не через стремление вместе с Руссо «назад к природе», а через обогащение нашего сознания пониманием природного духа, прочно удерживаясь при этом на благополучно достигнутой современной ступени логического мышления.

740 Тот, кому удалось совершить это прорыв, испытывает грандиозное впечатление. Но он не сможет долго им наслаждаться, потому что сразу же встает вопрос о том, каким образом новое приобретение может быть ассимилировано. То, что находится по эту и по ту сторону стены, поначалу оказывается несовместимым. Здесь возникает проблема перевода на современный язык или, пожалуй, даже проблема нового языка в целом, а это сразу ставит вопрос о мировоззрении, которое должно помочь нам достичь гармонии с историческим человеком внутри нас, чтобы его глубокие аккорды не заглушались резкими тонами рационального сознания и, наоборот, чтобы бесценный свет индивидуального духа не утонул в бесконечном сумраке природной души. Но, подойдя вплотную к этому вопросу, мы должны оставить область науки, ибо теперь нам придется принять творческое решение и доверить нашу жизнь той или иной гипотезе; другими словами, здесь начинается этическая проблема, без которой мировоззрение немыслимо.

741 Таким образом, я полагаю, что всем вышесказанным мне удалось убедительно показать, что аналитическая психология хотя и не является мировоззрением, но может внести значительный вклад в его формирование.

Примечания

Впервые в виде лекции была прочитана в Карлсруэ в 1927 году. В дальнейшем ее текст менялся, редактировался и был опубликован под названием «Analytische Psychologie und Weltanschauung» в сборнике работ Юнга «Seelenprobleme der Gegenwart» (Psy-chologische Abhandlungen, III. Zurich, 1931).

1 [Юнг К.Г. Очерки по аналитической психологии. М., 2006; Психология и алхимия, часть II; «Исследование процесса индивидуации»; «О символизме мандалы».]

2 [Дальнейшие параграфы были добавлены в швейцарское издание 1931 года.]

Реальное и сверхреальное

742 Я ничего не знаю о «сверхреальном». Все, что я могу знать, содержит в себе реальность, ибо все, что действует на меня, является реальным и действительным. Если нечто не действует на меня, то я его не замечаю и, следовательно, не могу ничего знать о нем. Отсюда следует, что я могу утверждать что-либо только о реальных вещах, но не о том, что является нереальным, сверхреальным или недореальным. Если, конечно, кому-нибудь не придет на ум ограничить понятие реальности таким образом, чтобы атрибут «реальный» был приложим только к особому сегменту мировой реальности. Такое сужение реальности до так называемой материальной или конкретной реальности объектов, воспринимаемых в ощущениях, представляет собой продукт специфического способа мышления – мышления, кладущего в свою основу «надежный здравый смысл» и обыденное использование языка. Оно работает на основании знаменитого принципа: «Nihil est in intellectu quod non antea fuerit in sen-su»[107], несмотря на то, что многое из того, что существует в нашем уме, не выводимо из данных, предоставляемых нам ощущениями. Согласно этой точке зрения, «реально» то, что поступает или кажется поступающим непосредственно или опосредованно из мира, открывающегося нам при помощи ощущений.