Бесспорной версии нет. Условия договора. Совсем другая тень (Сборник) - Анатолий Ромов

— А каким образом двенадцатого июля вы уехали в Москву?

— На машине Чиркова.

Сашка повернулся:

— Андрей Викторович, я беру свои показания назад. Относительно моей дачи и возвращения Лотарева в Москву.

Рахманов внимательно поглядел на Сашку:

— Берете назад?

— Да. В те дни Лотарев действительно ночевал у меня на даче. Как он говорит. В Москву я отвез его на своей машине. Все так. Только разрешите задать Лотареву один вопрос?

Некоторое время оба, Сашка и Рахманов, неотрывно смотрели друг на друга. Наконец Рахманов вздохнул:

— Хорошо. Задавайте.

Сашка уставился на меня в упор. Усмехнулся:

— Серега, зачем ты им сказал про мастерскую Глинского?

Вопрос мне не понравился. Не понравилось мне и то, как он был задан. Я тут же ответил:

— Ты что, сбрендил? Я никому не говорил про мастерскую Глинского.

Сашка пронзил меня взглядом. Прищурился:

— Никому?

— Никому. Вообще, что за дела? Может, объяснишь?

Сашка все еще что-то искал в моих глазах. Потом сказал:

— Д-да… Пожалуй, ты действительно никому про нее не говорил. Ладно. В таком случае, прости.

— Сань, может все же объяснишь, в чем дело?

Сашка скривился:

— Серега, видишь ли, всего не объяснишь…

— Все, — прервал Рахманов. — Очная ставка закончена.

— Запомни только одно… — продолжил Сашка. — Тебе, лично тебе, при любом повороте плохо не было бы.

— В смысле?

— Во всех смыслах. Учти это… особенно потом, когда тебе все объяснят. В любом случае тебе не было бы плохо. Понимаешь?

— Чирков! — строго сказал Рахманов. — Вы просили один вопрос. Все. Очная ставка закончена.

— Простите, Андрей Викторович. Молчу.

Рахманов придвинул по столу протокол:

— Подпишите. — Подождал, пока Сашка поставит подпись. — Лотарев, теперь вы.

Я подписался. Рахманов нажал кнопку. В дверь заглянул милиционер. Рахманов кивнул:

— Уведите.

Сашка встал, скользнул по мне взглядом и вышел.

Когда дверь закрылась, я спросил:

— Саша арестован?

— Пока задержан. Но сегодня я вынесу постановление о его аресте.

— За что?..

Рахманов сделал вид, что поправляет бумаги. Поднял голову:

— Видите ли, Сергей Леонидович. — Тронул очки. — Чирков сказал, что мы вам все объясним. Это так. Надо вам кое-что объяснить. Послушаете?

Честно говоря, я ничего не понимал. Странным было все: от очной ставки и выяснений, где я ночевал на Сенеже и на чем оттуда уехал, до Сашкиного вопроса о мастерской Глинского.

— Конечно, послушаю, — растерянно согласился я.

— Послушайте. Тем более, что сказать вам все это — мой долг. Это нужно для вашей же пользы. — Сделал небольшую паузу, спросил: — Скажите, вы до сих пор опасаетесь, что на вас нападет Вадим Павлович?

Я откровенно ответил:

— Да. Думаю, вы не хуже меня знаете, что это за человек.

— В самом деле, страшный человек. Но вы можете не опасаться — Вадим Павлович мертв.

— Мертв?

— Да. Причем уже давно. По нашему мнению, его убили утром восьмого июля.

То, что сказал Рахманов, было абсолютной бессмыслицей. Вадим Павлович совсем недавно был у моих дверей.

— Восьмого июля?

— Да, восьмого июля. — Рахманов снова тронул очки. — И знаете, кто его убил?

— Н-нет. Не знаю. Кто?

— Ваш друг. Александр Чирков.

Я смотрел на Рахманова, пытаясь осмыслить то, что он сказал. Сашка убил Вадима Павловича. Восьмого июля. Да нет, чушь. Ведь я отчетливо помню: восьмого июля утром Сашка заехал за мной, чтобы вместе позавтракать. Я покачал головой:

— Андрей Викторович, это невозможно! Восьмого июля я провел с Чирковым весь день. С самого утра! Он заехал за мной. Мы поехали завтракать в ресторан «Якорь». Потом ко мне. Попросили одного таксиста перегнать мою машину. Я вам уже это рассказывал! Ну и потом вместе с Аленой и ее подругой были в «Совинцентре». Пробыли там до ночи.

— Понятно. — Рахманов помолчал. — Скажите: восьмого июля, утром, перед тем как к вам заехать, Чирков вам звонил?

— Звонил. Он меня разбудил этим звонком.

— Вы не помните, откуда он звонил? Из Москвы? Или из пригорода?

Я посидел, стараясь вспомнить, что это был за звонок. Похоже, Сашка звонил откуда-то издалека. Его голос был еле слышен. Я тогда еще спросил, откуда он звонит.

— Ну, может, он и в самом деле звонил из пригорода.

— Из Солнечногорска. В тот день, совсем рано, как только начало светать, Чирков встретился с Вадимом Павловичем на озере. Убил его. Скрыл следы преступления. Проще, закопал труп. Ну и позвонил вам. Во сколько примерно он вам звонил? Думаю, не очень рано?

— Д-да. Не очень. Примерно в одиннадцать.

— Все правильно. Чиркову нужно было управиться с этой «работой». Чтобы потом заняться вами. Вплотную. Думаю, сейчас вы уже понимаете, зачем были нужны Чиркову?

— Зачем я был нужен Чиркову? Подвезти Юру и Женю…

— Не только. Чирков предполагал: подвозя Юру и Женю, вы можете совершить какую-то оплошность и тем самым «засветиться». Эту оплошность вы совершили, случайно выбросив старую контрамарку. Но если это случится, вы, по замыслу Чиркова, снова должны были ему помочь замести следы. Вы должны были убедить нас, что Вадим Павлович жив. Но для этого вы должны были его бояться.

— Но тогда… кто ко мне приходил? Несколько дней назад?

— Человек, которого Чирков нашел на улице. И нанял, заплатив деньги.

Я сидел, бессмысленно разглядывая стену. Неужели все это правда? Спросил Рахманова:

— Вы хотите сказать, что Чирков меня использовал? Как последнего идиота?

— Ну, я не назвал бы вас идиотом. Но будь на вашем месте, сам я чувствовал бы себя не очень приятно.

Я почувствовал: во мне закипает ярость. Ведь я ничего не подозревал! Я верил каждому Сашкиному слову! А он, ломая комедию, вгонял меня в страх, заставлял бояться какого-то Вадима Павловича, каких-то мифических шестерок. Проклятье! Главное, ведь все эти дни я боялся не только за себя, но и за Алену. Получилось же, я выглядел перед ней как последний дурак. Ведь я боялся каждого шороха. Что она подумает, если узнает? «В любом случае тебе не было бы плохо». Теперь я понимал, что значили эти слова. Мне не было бы плохо. Да мне сейчас плохо! Так плохо, как никогда в жизни. Он меня предал! Предал, и от этого я никуда уже не уйду.

— Выходит, Юра и Женя — его люди? — поинтересовался я.

— Нет, Чиркова Юра и Женя даже не знают. Они люди Вадима Павловича. Вся история с трейлером сначала была задумана Чирковым и Вадимом Павловичем. Но потом перед самой операцией Чирков убил Вадима Павловича и все получил сам.

— А Вера Новлянская? Она с ними как-то связана?

— Приблизительно в той же мере, в какой связаны вы. С Новлянской Чирков был в довольно тесных отношениях и использовал ее былые связи, которые помогли ему организовать «сбыт».

— Значит, Вера об этом не знала? Я имею в виду трейлер?

— Не знала.

Я замолчал.

Рахманов, выждав немного, сказал:

— Ладно, Сергей Леонидович. Идите. Признаться, у меня еще много дел.

— Идти куда? — спросил я. — Вы меня отпускаете?

— Конечно. Почему я должен вас не отпустить?

— Ну, я ведь в какой-то мере соучастник Чиркова?

Рахманов усмехнулся:

— Номинально, конечно, вы в чем-то помогли Чиркову. Но, вообще-то, выражаясь юридическим языком, вы жертва. Жертва мошенничества. Так сказать, пострадавший. Идите. Внизу вас пропустят, я предупредил. Всего доброго.

— Всего доброго.

Я подошел к двери. Обернулся, уже взявшись за ручку:

— А почему вы спрашивали меня, где я ночевал на Сенеже? И на чем оттуда уехал?

— Из-за Чиркова, точнее, из-за его показаний.

— Он показал по-другому?

— Да, чтобы вынудить меня назначить очную ставку.

— Очную ставку? Но зачем она была ему нужна?

— Думаю, Чиркову было важно вас увидеть.

— Важно? Зачем?

Рахманов побарабанил пальцами по столу:

— Наверное, Чирков хотел вас проверить и понять, не предали ли вы его. Вы ведь уговаривались не сообщать о мастерской Глинского?

— Уговаривались. Но ведь все остальное мы рассказали?

— Рассказали. Ну а почему же вы решили не говорить о мастерской?

— Да просто, чтобы не втягивать в эту историю моего друга Володю Глинского. Он здесь вообще с боку припека — дал нам ключи и уехал. Зачем же ему подкладывать такую свинью?

— Все правильно. А кто первый подал эту идею не сообщать о мастерской? Вы или Чирков?

— Чирков, но это не имеет значения, это же вполне мог предложить и я.

— Понятно. — Рахманов кивнул. — Всего доброго, Сергей Леонидович. Желаю больше к нам не попадать.

Когда Лотарев вышел, Рахманов остался один, стал вспоминать, что же в этом расследовании было для него самым трудным.