Жажда/water (СИ) - kissherdraco

И это было так важно. Важнее всего. Даже если многое из этого было просто ложью. Ложью, полуправдой и отчаянием. Потому что все из того, что она видела прошлой ночью, нужно было привести в равновесие. В то ключевое равновесие, которое рассыпалось каждый раз, лишь только он увидит ее. Ему нужно было заявить права. Нужно было показать, что все те слезы, этот явный срыв — вовсе не то, чем показалось. Не то, что даст ей карты в руки. Можно послать куда подальше старого доброго Драко, потому что у него все равно не хватит сил, чтобы остановить ее.

Он не собирался лгать. Не о том, что она творит с ним. Это без вариантов, иначе он просто выставит себя идиотом. Жалким. В попытке убедить самого себя, что это — ложь. Уже как-то слишком поздно не обращать внимания на это. Но вот за что он все еще мог держаться — последний мираж, который все еще поддерживал его — мысль: — «Ну, нет! Нет, ты не заставишь меня почувствовать себя беспомощным, Грейнджер!»

Даже если уже и заставила. Но тебе не к чему знать об этом. И это самое важное. Даже если я, порой, подразумеваю это — даже если это, порой, проскальзывает — ты не возьмешь вверх надо мной. Я все еще Драко. принц Слизерина. Малфой.

Разве это негениально.

— Я задам вопрос тебе еще один раз, — продолжил он. — И ты знаешь, я тебя не отпущу, пока ты мне не ответишь.

И ДА. Мать твою, ДА. Она согласно кивнула.

— Ты хотела, чтобы я лишил тебя девственности прошлой ночью, Грейнджер, — слова влагой перекатывались во рту. Он мог почувствовать вкус каждого из них. — Что я и сделал. И я знаю, что это болезненно. Но тебе понравилось. Вот, что я хочу узнать, — он понизил голос до шепота. — Вот, тот ответ, который тебе нужно дать нам обоим. Почему? Почему ты позволила этому случиться после всех этих недель беспрестанной борьбы? — он помедлил. — Почему ты дала мне выиграть, Грейнджер?

Он только начал убирать руку, как она впилась зубками в один из его пальцев, достаточно сильно, чтобы прокусить до крови. Он мгновенно дернулся, втянув воздух сквозь зубы, и затем толкнул ее — сильным и быстрым толчком — лицом на кровать.

— Ах ты, маленькая сучка, — прорычал он, в то время как она перевернулась лицом к нему.

— Отвали…, -она начала приподниматься, но он оборвал ее возмущенный окрик, толкнув назад на кровать, прижав ладонями ее предплечья и зажимая запястья.

И вот оно — то, что случалось каждый раз, когда он вытворял подобное с девушкой. Она дугой выгнула спину. И он потерял голову. Потому что в этот раз это было настоящим. Не просто прелюдия.

Он облизал губы и, все еще удерживая ее, опираясь на колени, залез на кровать и уселся сверху.

— Клянусь, я закричу, ты сволочь, — выдохнула она, и ее голос прозвучал напугано. Взбешенно, напугано, приправленный слезами… слишком заметными в ее глазах.

Как ты можешь так с ней?

— Ты знаешь, что не станешь, — ответил он, но дрогнувшим голосом. — А теперь ответь на вопрос.

— Меня только избили, ты придурок, — закипала она. — Ты считаешь, я могла здраво мыслить? О, поверь мне, это далеко не так. И сожалею об этом.

— Бьюсь об заклад, что нет.

— Сожалею.

— Все как я сказал. Уверен.

Он почувствовал, как Гермиона попыталась снова вырвать руки. Ее ярость усугубилась еще и тщетностью попытки: — А как же мой вопрос? — прорычала она, прерывисто дыша. — Почему я нашла тебя в таком состоянии?

— Кажись, ты забыла о том, кто сейчас под кем, Грейнджер.

— Не о том речь, кто кого вынудит говорить первым, — огрызнулась она, сузив при этом глаза. — А скорее о том, у кого больше смелости признать правду.

— О, так ты считаешь, что та чушь, что ты мне сейчас выдала, похожа на правду? — усмехнулся Драко.

— С какой радости я должна давать тебе то, что ты не собираешься возвращать? — возразила она.

— Думала ли ты обо мне, пока принимала ванну, а, Грейнждер? — выдохнул он, охрипшим голосом. — Думала о том, что я вытворял с тобой прошлой ночью? Как мощно я тебя поимел? Задумывалась ли о следующем разе…

— Не будет никакого следующего раз, — дерзко осадила она.

— Ага, — кивнул он, ловя ее взгляд.

— Я серьезно.

— Я понял.

— Малфой…

— Ты это серьезно, Грейнджер, — повторил он. — Все это, — и от этого ты становишься еще более красивой. Эта вера. Эта честность. Ты придерживаешься ее несмотря ни на что. Вера в то, что поступаешь правильно, что правильные поступки всегда имеют место быть в твоей жизни. Это красит тебя потому, что я могу попробовать вкус этих твоих мыслей, Грейнджер. Почти непорочные. Наполовину чистые, подпорченные, но настоящие. Вот чем я питаюсь. Упиваюсь. Словно водой.

И он опустил голову; медленно, осторожно преодолевая расстояние между ними, пока его губы не зависли над ее. Он опустил взгляд на ее губы, краем глаза заметив по движению ее ресниц, что она проделала тоже самое. Оба. Просто смотрели. — Только есть одна проблема, — прошептал он, почти проглотив слова. А она в свою очередь снова посмотрела на него. — Не важно, как сильно ты пытаешь себя убедить в этом, — выдохнул он. — Это не изменит тот факт, что ты ошибаешься.

Она словно перестала дышать. Взгляд, тело оцепенели.

— А теперь скажи мне, Грейнджер, — шепотом выговори он, облизывая губы. — Что дальше?

Но она молчала.

Драко не мог притворяться, что — находиться рядом с ней вот так — вовсе не то, о чем он мечтал. Рисовал в своем воображении. Трахая других девчонок.

Раньше дело была в могуществе. И только. И оно все еще никуда не делось, и все еще в нем была необходимость. Но теперь оно была затенено чем-то еще.

Раньше все сводилось к самоутверждению. Для всех вместе и каждой. Тех крохотных фантазий, маленьких планов о том, как притворить это в реальность. Он рисовал себе картинки того, как прижмет ее к стене в одном из коридоров, заткет ей рот, разведет ее маленькие фригидные гриффиндорские бедра и там же и отымет. Выскользнет из нее, проделает это снова, в не зависимости от того хотела она того или нет. И все только для того, чтобы достать Поттера. Только для того, чтобы показать ему, что он вполне контролируемый — и Грейнждер была тут не причем. Она была просто пешкой. Просто связующим звеном. Он ненавидел ее не меньше, но она не представляла для него интереса. И не вызывала желания как-нибудь проучить. Она была просто грязнокровкой; настолько недостойной его, что значилась в списке маленькой раздражающей заучкой, которой так стремилась быть.

И все эти непристойности он собирался проделать, лишь преследуя цель — достать одного из ее маленьких жалких комнатных щенков.

Он мог поклясться в этом. Это была единственная причина.